Стамбул, 2011.

План, в который посвятили Дениза, принадлежал, собственно, не господину Кая. Он вообще не был там значительной фигурой, ограничиваясь, в основном, вербовкой. Красивый, из хорошей семьи, умеющий хорошо говорить, вхожий в разные круги — его использовали для налаживания контактов. Его и самого это устраивало. Свой небольшой процент он имел, зато безопасно. Так что сам план принадлежал другим людям, чьих имен Денизу так и не сообщили.

Да и план-то так, мелочь. Реализация растаможенной оргтехники по немного завышенным ценам, списание небольшого процента продукции, как пострадавшей при перевозке. Их и поймать-то не на чем. Конечно, если не взять с поличным, со всей (не подделанной) документацией. Дениз был настолько незначителен, что его новые наниматели не ожидали даже достойной выручки от этой операции. С другой стороны, немного там, немного тут. Сегодня это оргтехника, а что будет завтра? Завтра, когда преступление уже свяжет его с ними.

Так что обращение в полицию не принесло ничего, кроме разочарования абсолютно всем участникам этого процесса. Самому Денизу — он-то был не менее вовлечен, и ему предстояло еще отвечать за растрату казенных денег в казино. К тому же при всем желании Дениза наказать господина Кая, это было невозможно — не существовало никаких материальных улик причастности того к делу. Организаторам воровства — погореть на такой мелочи, когда ворочаешь большими суммами и планируешь сложные многоходовки. И, не менее — полицейскому, которому пришлось заниматься этим делом — слишком уж незначительная добыча.

Но, видимо, была в нем авантюрная жилка, ибо господин полицейский обратился к начальству повыше с неожиданным предложением, а те согласились, и Денизу было предложено участвовать в предложенной операции, как ни в чем не бывало — с тем, чтобы получив доверие организации, узнать побольше и вывести на добычу пожирнее. Выбора у него не оставалось.

Поэтому разоблачение затянулось, засекреченная информация так и не просочилась из папок в ведомства повыше, Шахид не получил необходимой информации вовремя, а когда ему стало известно о сущности господина Кая и когда, преодолев препятствия в виде давления со стороны высокопоставленного дяди господина Кая, он сумел донести эту информацию до господина Новази, было уже поздно.

Тучи над головой Птички сгущались, но никто из них об этом не знал.

— Она была замужем, но я решил, что это ничего не значит. Ведь ничего не значил мой брак. Она не могла меня забыть, думал я, раз я не забыл ее. Она из той культуры, где не уважают семью, не имеют законов. Миллионы людей на Западе разводятся, как только столкнутся с препятствием. Почему не она? На самом деле это я разрушил свой брак.

Птичке стало неловко. Впервые за годы слепой любви она стала понимать, что этот человек, столь дорогой ей, намного сложнее чем то, что она о нем думала. Сложнее, изломанней, больнее. И как часто бывал он неправ и жесток? Эта новая сторона Омара вызвала в ней боль — болела часть ее души, давно уже неразрывно связанная с Омаром. Его несовершенство, его болезнь — это ее болезнь и ее боль.

Душевная боль превратилась в физическую — у нее защемило в висках. Но испугавшись, что выдаст себя, Птичка притворилась, что все в порядке, и слабо улыбнулась.

— Что же было дальше?

— Я написал ей. Это выглядело естественно. Уже появились социальные сети, ее адрес был там. Все выглядело так, будто в поиске университетских знакомых я случайно нашел ее. Этого не нужно было делать, но соблазн оказался слишком сильным. Я гадал: ответит — значит, любит, не ответит — злится. А злится — значит, не забыла.

— И что?

— Она ответила. Это было формальное доброжелательное письмо. Она рада, что все в порядке, зла не держит, счастлива. Это дало мне надежду. Я написал снова. Сказал, что по делам буду в Киеве, и не могли бы мы встретиться.

— Она согласилась?

— Согласилась, но не сразу. Она думала почти неделю. А затем назначила встречу в людном кафе в центре города.

— И вы встретились?

— Она пришла с опозданием. Я даже думал, что не придет. Впрочем, она всегда опаздывала. Она волновалась, это было видно.

Встреча, которую я так много ждал и прокручивал в воображении! Мы провели около часа, вспоминая прошлое, и мне все время казалось, что что-то ускользает. Это было и так, и не так. Все было неправильно. Но я сказал себе, что если увижу, что она счастлива, то больше не буду ее беспокоить. И за время беседы я убедил себя в том, что счастлива она не была. Хотя уже тогда я обманывал себя — я знал, что захочу ее вернуть. Понимаешь, Птичка — это означало бы вернуть себе молодость. Вернуться в то время, когда все было просто. Это не любовь, Птичка. И никогда не было любовью.

Неожиданно для себя Птичка согласилась. Последние полчаса перевернули ее представления о любви. И виной тому были даже не слова, а голос Омара. Что-то еще, что передается только в личном присутствии человека, и не может быть выражено ни словами, ни голосом.

Каким-то образом она знала, что подошла сейчас к очень страшной грани. Может быть, сейчас он скажет что-то очень важное. А может, не скажет. Она боялась спугнуть момент, нарушить молчание, сделать движение, и даже дышать. Как назло, зачесался нос, и захотелось сглотнуть.

— Тогда я сделал большую ошибку.

— Какую?

— Я похитил ее.

Возникшее чувство жути заставило Птичку охнуть и сразу же, не удержавшись, она чихнула.

Киев, 2006.

Свадьба прошла тихо. Почти никого не звали. Оказалось, что друзей у Эммы почти не было, а таких, кого хотелось бы позвать, и чье присутствие было бы важно — вообще никого, кроме Ричарда с Алиной. Но, учитывая обстоятельства, было решено отметить это в семейном кругу при следующем приезде Эммы с Димой в Англию. Близких друзей у Димы тоже не было. Однако через неделю супруги устроили небольшое отмечание, куда пришло несколько школьных друзей Димы, двое его бывших сослуживцев, несколько ребят постарше из школы. Отмечание происходило на даче неизвестных Эмме знакомых. И там, в числе прочих, были супруги Мишкины. Как сказал Дима, справедливо позвать тех, без кого не было бы сегодняшнего праздника.

В историю похищения Марины и ее поиска Эмма была посвящении и считала все это романтично-неправдоподобным. Марина не произвела на нее большого впечатления. Удивительно, что в этой женщине вообще могло заставить мужчин делать все те глупости, о которых она слышала? Серенькая, с простым лицом, темно-каштановые волосы, коричневые глаза, средний рост, фигура — ничего особенного. Марина не вела себя вызывающе, не проявляла никак тот ум, которого следовало бы ожидать от столь прославленной героини, вообще никак не выделялась. И рядом с ней Эмма расслабилась и оттаяла. Первый раз в обществе совсем чужих ей русских, без знания языка, она чувствовала себя как призовая корова на выставке, хотя знала, что Дима хотел как лучше.

Была там и другая интересная пара. Мужчину звали Сергей, а жену его Дашей, и она была молодой и упрощенной копией Марины. Сходство наблюдалось не только в фигуре, но больше в движениях, мимике, тембре голоса и манере речи. Неизвестно понимали ли это остальные, но если твой брат был психологом, то о психоанализе ты кое-что обязательно знаешь. Значение этого сходства казалось Эмме очевидным.

Киев, 2005.

Письмо Омара застало Марину врасплох. Чтобы понять, как много он для нее значил, нужно знать, что даже встретив и полюбив Кешу, она не чувствовала себя свободной. Хотя после его исчезновения прошло три года, хотя она успела поменять две работы и несколько мужчин, Омар все еще оставался единоличным собственником ее воспоминаний. И даже в день свадьбы она испытывала чувство вины, словно предает этим кого-то.

Спустя годы, ссоры и болезни, пережитые вместе, наступил, наконец, день, начиная с которого имя Омара больше ничего для нее не значило. В смысле, не вызывало сердцебиений, вины и желания что-либо знать.