Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Виноград

Пока никто не может не понять,
за что его положено простить всем,
существование перетечёт в растительность,
а всё равно оставшимся пенять.
Неистовость любви, как смертный грех,
поскольку форма самоутверждений,
и даже если для, и даже день, и
по прежнему не могут не гореть.
Один на всех, но свой эгоцентризм,
один на всех ничейный наблюдатель
а прочее – расходные детали,
не больше, чем фигура на це-три.
Как быть, когда никто не виноват?
Когда конец – наверное, награда?
Фрактальная структура винограда
доказывает: вечность не нова.

Уголь

Запах буржуйки минута стоянки
в каждом «вокруг» пресловутое «снова»
саван и совы
маршрут нарисован
непритязательно но настоящим –
дальше
А что дальше?
Голодно жутко
локомотив скажет голосом веским
о продолжении хода и квеста
и проводник внесёт запах буржуйки

Вперёд

А по-другому не пройдёшь,
и – как-то – не перекрестившись.
Вот помню тесть – весьма – в картишки
и пахнет доброе дождём,
и на запястьях не любить
часов, похожих на оковы,
зато любить себя в вагоне,
варган, «ту би, ор нот ту би»,–
все мелочи, что придают
уют минуте без эонов.
Затем безумнее бизона,
затем безумно устают,
закупориваясь в рывках,
как в раковине наутилус.
Но вряд ли есть иная милость.
И понимаешь рыбака.

Говорок из

Мой недосып, как пересол,
как пиво без суровых раков.
Когда тебя поставят в рамку,
тогда и скажешь, что был зол.
Вы правы, эдак не быва…
но нужно ли кому «вы правы».
Затем во времена арапов
стрелялись часто, наповал,
что всё равно стрела времён,
что не дожить до пересолов.
А вот теперь мой выход соло,–
о-то ж не доживу, промёрз.
Стоп.
С кем я говорю?
Муар
мешает разглядеть из рамки
желающего с пивом раков,
живите, вьюнош, всё мура.

Неравные

Восемнадцатое декабря говорит,
и засвистываются потёмки снегами,
и утерянное умножаешь на три,
болея бескрайним.
Почему-то всё дальше расходимся с ним
в понимании бывшего, свет не включая.
Девятнадцатое декабря, объясни.
Только так, чтобы наверняка полегчало,
чтобы палец над номером не зависал,
сомневаясь в причинах на вызов и в праве.
Но зима.
И подтаявший снег в волосах
не поможет быть равным.

Безударный

И не много осталось,
а потом добивать.
А потом пролистают.
А запомнят едва,
что и есть – благодарность.
Никому ты никто,
словно слог безударный.
Неужели не то?

Когда понял

Когда не кончилась модальность,
то это вовсе всё пустое –
престолы, люди, идеальность
и легендарный Севастополь.
Когда не кончилась реальность,
то ведь как скажете; «Поди ж ты»,–
орали бабы в ареале
Парижа.
Когда не кончилась причинность,
возможность обрела причастность,
то время в вечном намочиться
и причалить.

Чего ради

И если по правилам, паче – по строгим,
то если нарушить – с щенячьим восторгом,
не факт ведь, что жизнь непременно построим,
а так – посмотрим.
Все правила – как варианты мистраля,
а где-то тибеты, кораллы, австралии,
и где-то, с которыми как-то не старыми
расстались.
Послушай, а, собственно, кто нам соперник?
Вот сушится чья-то подушка из перьев,
и вряд ли достанется стать, как Коперник,
первым,
а завтра прощание с умершим дядей,
а если любовь, то прижмутся и гладят.
Вот и не понятно, на правила глядя,
чего ради.

Прятаться

Когда-то я видел не всё.
Теперь, не смотря на учёность
и опыт, и проч. то да сё,
ваащщще ничего.
В усечённом
до чётных – фрактальная гроздь
слепой и картавой романтики
и прочих её отчих родственников,
туманных, как термодинамика.
Когда-то казалось, что нет.
Но, наверняка убедившись,
что точно нет, стало честней
и как-то свободнее в лишнем;
в режиме инжира и фиг
я gif-ками теле-видения
прошу да, крошу в звук графит
и прячусь в интеллигенции.
7
{"b":"646204","o":1}