Понимание убеждений Опрокинутым большегрузом, вымирающим левиафаном, кровь закатов на нём заскорузла, никогда никому не равным, рваной ритмикой убеждений, не заимствованных, но болеющих, этот день, словно дурь рождения, что не значило, будто полегче, что теперь всё о'кей – не фактило. Хватит. Девочка в бантиках мимо и в руке убедительным фактором палец мамы. Послушать Послушать соловьёв, так всё пучком, запутался в цвету черёмух месяц, и это не возможно не заметить в наличии отсутствия очков. Дорога промежуточно легла по прежним подъзаезженным маршрутам: наверно это прошлое муштрует тебя. поправив, поправляешь свой настрой; сё происходит в форме соловейской. Так путь искали в кельях соловецких, и сопереживание остро. Любителю поиска чернушки на одном из центральных бульваров, понимается: так ведь нельзя ж, точно знать, что вокруг только твари, что в соседнем подвале Керим из Ташкента на серой клеёнке чай пил, лампочка тускло горит, и что легкое вовсе не лёгким. Выдыхая в сердцах «как же так», никого улыбалось навстречу, было весело, что нажита жопа, а всё ещё недоверчивый. У торговки «хенд-мейком» в ногтях полукруг необгрызанной грязи, как вот сто лет бы не погодя у её бабки не так же разве. Просто грязь – не добро/зло, не ракурс; просто есть – всё. Причём здесь тот гад, в честь кого Керим женит заварку? Паук Аркадий[2] Базлать в разорванных кроссовках, евангельствуя, колготясь; а присмотрись – бесцветный стяг, одни рисовки. Лоскутность «как бы убеждений», упорствующий девиант, не знает до сих пор падежность. Не взяв, не стоит и давать. Мятущийся за нас идальго – микроскопический христос – паук Аркадий, скормит ягель коню, за «нимбность» арестован. Тумблер
Сороки с человечьей болтовнёй, сотрудницы с сорочьими повадками, настойчивость амурских комаров, попутчик с нарубашечной помадою, ещё раз многочисленно второй,– архивный жесткий диск. И лампочке на лестнице моргать, и ящик переполненный рекламой, а двадцать лет тому здесь кто-то жил, портрет мужчины вывешен был в рамке, и если где сейчас он и лежит, то там же, где спят взрывы от гранат. Всё это дело просто – отменить: отформатировать диск, обнулить во времени, ведь всё всегда – сначала. (подъездный ли?) поюзанным, потрепанным; и в каждом цикле вещи быть привыкли. И чьё-то «я», приложенное к ним. Вот Вот когда будет выбор рождаться ли, или сделать в обед невозможное, вот тогда можно будет и сжалиться, а не сжалиться будет не можно. Вот когда никогда наиграется полуправдочками полуломаными, вот тогда можно, не напрягаясь, рассердиться к заутрени молниями и не материали-лизовываться, как живые до ужаса бархатцы, и, прощая любимых за «золотце», откогдакаться. А А по краешку обшлага шла неровно нервно нитка, дворник поливал из шланга, было всё слегка энигма. А соседка продавщица лифчики всегда сушила во дворе (чего тащиться?). А ведь маленькими – лучше, и быстрей по крайней мере; над шестою частью суши правда растворилась в метре. А кто выше вырастал, тот сталкивался мордой с небом. Высох плющ на балюстраде; задолбало, задубело. Отсекать Когда ты где-то очень наверху по объективным, в общем-то, причинам: летишь куда-то, а куда – да ху… как на духу нуждаешься в перчинке, в локальной остроте по пустоте. Не подписать расстрел себе – простое, и если никуда-то не лететь, то жизнь, как нехорошая история. А степень у падения проста: метания-томление-инсульт, и. Идя на покорение пространств, посыл, по сути, неизбежно – мульти, но кажется, и кажется, и ка.. Икать немыслимому, поминаясь. Перчить салат, избежно отсекая зависть. |
