Охваченный этой иде-фикс, Антон разыскал на берегу Темзы этот сад и переговорил с привратником. Тот плохо ориентировался в том, где что растет, но разрешил за пару пенсов пройти к главному садовнику мистеру Баффету. Дородный и седовласый садовник долго не мог понять, чего хочет от него благородный, но странный господин. Однако оказалось, что целебные свойства крапивы здесь уже хорошо известны и ее заросли есть в одной из оранжерей. Садовник провел туда мсье Фонтанэ и позволил ему (внутренне посмеиваясь) провести внешней стороной кистей по листьям зеленущей и жгучей крапивы. Антон с искаженным лицом попытался дать ему шиллинг, но садовник окончательно расхохотался и выпроводил его на улицу.

В обычный для сред час Антон явился в дом на Честер-стрит, снял редингот, но оставил на руках лайковые перчатки телесного цвета.

— И что же это значит? — спросила, подняв брови, Элизабет.

— У меня появилась экзема, — трагическим голосом произнес Антон. — Вот полюбуйтесь.

Он снял обе перчатки и продемонстрировал кисти, покрытые обильной красной сыпью. А потом добавил совсем потерянно:

— Такая же имеется еще в некоторых местах…

— Ужас! — сказала Элизабет, брезгливо исказив лицо. Потом спохватилась и стала рекомендовать Антону известных ей врачей, имена и адреса которых он прилежно записал. Но вот настал черед подслащенной пилюли и он сказал:

— Я решил принести деньги за месяц сотрудничества неделей раньше. А еще мсье Трейяр обещал выдать Вам премию — правда, лишь в том случае, если лорд Лэнсдаун организует в Палате лордов ратификацию договора о мире.

— А велика ли будет эта премия? — оживилась миссис Кортни.

— Думаю, не меньше ста фунтов, — заверил Антон. — А пока вот Вам тридцать.

Он положил рукой в лайковой перчатке конверт с деньгами на стол и сказал:

— На этом я хочу откланяться.

— Но как же обед? — через силу спросила Элизабет.

— Я теперь предпочитаю обедать один, — грустно закруглил беседу бывший любовник миссис Кортни.

У себя в комнате он развел в холодной воде яблочный уксус и стал смачивать кожу на кистях. В скором времени все болевые ощущения у него прошли, а к вечеру должна будет исчезнуть и сыпь. Вдруг в дверь постучали, и посольский охранник сообщил, что в холле мсье Фонтанэ ожидает хорошенькая мадмуазель. Антон резко прихорошился перед зеркалом и поспешил к визитерше, которой, как он и предположил, оказалась Фрэнсис Кортни.

— Что с Вами приключилось, мсье Фонтанэ? — спросила она обеспокоенно. — Мне маман наговорила каких-то ужасов и запретила отныне с Вами видеться…

— Отчего же Вы нарушили ее запрет, мисс Кортни?

— Оттого, что я уже не маленькая девочка и сама могу выбирать себе френдов.

— И выбрали меня?

— Да, — коротко сказала Фрэнсис, краснея, но глядя прямо в глаза своему избраннику.

— То есть мои красные руки Вас не пугают? — спросил Антон и показал ей свои кисти.

— Руки как руки, — с недоумением сказала Фрэнсис. — Хоть и с какими-то красными точками. Отчего это?

— Я специально ошпарил их крапивой, — сказал Антон, широко улыбаясь.

— Зачем??

— Чтобы иметь возможность смело смотреть Вам в глаза…

— Что?

— С первой нашей встречи я оказался пленен Вами, Фрэнсис. С того момента все, что я делал, было подчинено одному желанию: понравиться Вам! И, конечно, оградить Вас от всех невзгод. Вчера ночью я подбросил в спальню Вернону голову козла с угрожающим письмом и, надеюсь, он сбежит через день-два из Лондона. Сегодня я убедил миссис Кортни в том, что у меня развивается экзема, и она поняла, что второго мсье де Флери из меня не получится. Отныне в ее присутствии я буду носить лайковые перчатки и прошу Вас не препятствовать этой фантасмогории. Подурачим ее вместе, хорошо?

— Не хорошо, Антуан, но недоумевать я не буду. Но станете ли Вы меня по-прежнему сопровождать при отсутствии опасности со стороны Вернона?

— Стану даже с риском надоесть. Вот только как обойти запрет Вашей матери?

— Я опять пожалуюсь ей на Вернона, только и всего. И уверю ее, что иного защитника кроме Вас себе не желаю.

— Благодарю, мисс Кортни. Когда и куда состоится наша новая поездка?

— Вероятно, в субботу, в театр Ковент-Гарден. Мама ведь обещала достать два билета на "Свадьбу Фигаро"…

Вечером за табльдотом между членами французской делегации разгорелась яростная дискуссия: одни стояли за оставление Фландрии в составе Франции ("Зря мы что ли ее завоевывали?!"), другие были не прочь передать ее недавно образованной Батавии ("Все равно Батавия пляшет под нашу дудку!"). Вникнув в суть спора, Антон узнал, что британская делегация желает полной независимости Фландрии и стоит на этой позиции твердо.

После ужина он подошел к мсье Трейяру и попросил о приватной беседе. Старый дипломат открыл дверь в свой кабинет и пригласил туда мсье шпиона.

— Я внимательно выслушал мнения делегатов по поводу Фландрии и должен информировать Вас, мсье Трейяр, что при дворе короля Георга, в правительстве и в обеих палатах парламента резко доминирует мнение об отделении Фландрии от Франции.

— Это нам хорошо известно, — устало махнул рукой Трейяр. — Но Директория и Талейран настаивают на объединении Фландрии с Францией, апеллируя ко временам Хлодвига, Карла Смелого, Карла Великого и даже к Римской империи, когда в Галлию входила провинция Белгика. Как угодить тем и другим я не знаю.

— Мне кажется, я придумал разумный компромисс, — сказал Антон кротко.

— Вот как? Что ж излагайте свою мысль, — вяло улыбнулся Трейяр.

— Надо отдать себе отчет, что на территории Фландрии проживают два разных народа, которые, к нашему счастью, разведены территориально. На севере живут фламандцы, родственные голландцам и говорящие с ними на одном, нидерландском языке. И религия у них преимущественно одна — протестантизм кальвинистского толка. Юг же заселили преимущественно валлоны, говорящие на диалекте французского языка и исповедующие католицизм. Поэтому мое предложение практично: надо настаивать на том, чтобы пять провинций южной Фландрии остались в составе Франции, а провинции северной Фландрии вошли в состав Батавии.

— Это ново и звучит совершенно разумно, — оживился Трейяр. — А главное, что с этим умнице Питту будет трудно спорить. Но мы потеряем очень удобный выход к морю через порт Антверпена…

— Потери в таком споре будут неизбежно, — возразил Антон. — Но Льеж, Люксембург, Намюр, Монс и их окрестности мы сохраним.

— А куда отойдет Брюссель?

— Сейчас это, по-существу, фламандский город, пусть у них и остается…

— Жаль, жаль. Но Вы, Антуан, правы: это будет неизбежная потеря.

— Я думаю, что Антверпен и Брюссель станут теми костями, в которые вцепятся британские доги и уступят нам в итоге Валлонию. Талейран должен с таким раскладом согласиться. Лишь бы Директория опять не стала капризничать…

— Я сейчас же сяду за письма Талейрану и Баррасу и постараюсь быть убедительным. А Вас, Фонтанэ, я благодарю за такую плодотворную идею.

Субботним вечером карета семейства Кортни покатила по направлению театра Ковент-Гарден. В этот раз Антон и Фрэнсис были в ней одни и поначалу смущались этим обстоятельством. Погода выдалась в этот день промозглая, и мисс Кортни куталась в шубку с капюшоном, отделанным соболем, на фоне которого ее лицо казалось особенно прекрасным. Антон тоже счел нужным утеплиться и накинул поверх редингота плащ, подбитый мехом непонятного зверька — хорька? Перед миссис Кортни он предстал в тех же лайковых перчатках и со смурным выраженьем лица, но в карете и перчатки и выраженье "снял" и, преодолев то самое смущенье, стал занимать Фрэнсис забавными историями и анекдотами о джентльменах, вызывая на ее лице то улыбку, а то и задорный смех. Какие анекдоты ей так понравились, спросите вы? О, Фрэнсис не была искушена в анекдотах, и улыбнулась, узнав отличие истинного джентльмена от обычного ("Обычный джентльмен, зайдя случайно в ванную, где моется женщина, рассыпается в извинениях, а истинный говорит: — Простите сэр, я ищу свои очки…"), а рассмеялась, услышав: "Джентльмен всегда уступит место даме, если дама сильнее джентльмена".