— Мой груз не так уж грузен, — возразила с улыбкой девушка. — К тому же я не сажусь в экипажи к незнакомым мужчинам.

— Представляюсь: капитан Рейнской армии Франции Антуан Фонтанэ. А что касается груза, то знаю по опыту: легкий поначалу, он становится в пути все тяжелее и тяжелее. Если же идти с ним в гору, к Вашему замку, то на его пороге Вы можете оказаться совсем без сил.

— Замок вовсе не мой, — возразила, еще более улыбаясь, фемина. — Но Вашу речь, офицер Фонтанэ, я сочла убедительной и, пожалуй, проедусь в Вашей коляске. Кстати, почему Вы назвались капитаном, будучи всего лишь лейтенантом? Из желания пустить пыль в глаза неискушенной в воинских регалиях девушке?

— Я Вами очарован, не скрою, — ответил Антон, забирая корзину и предлагая руку даме для посадки в коляску. — А капитанское звание мною получено лишь сегодня, по ходатайству генерала Сен-Сира.

— Он такой важный, ваш Сен-Сир. А его адъютант натуральный наглец, — с некоторым пылом сказала дева, усаживаясь удобнее на кожаную подушку сиденья.

"Так вот на кого ты гневалась", — вспомнил Антон и сказал:

— Придется мне с ним короче познакомиться и поучить правилам хорошего тона. Но, прекрасная леди, чье имя мне повторять теперь, отходя ко сну и встречая утреннюю зарю?

— Девы Марии, конечно, — рассмеялась девушка.

— Мария? Я почему-то решил, что Вас нарекли Лорелеей или, может быть, Брунгильдой?

— Ваши попытки узнать мое имя неуклюжи, но милы. Пожалуй, я оставлю Вас в неведении и посмотрю, что Вы еще способны предпринять.

— Если Вы будете присутствовать на сегодняшнем офицерском застолье, то, загадочная дева, я уже буду обращаться к Вам по имени.

— Ваш генерал настоял, чтобы я изображала из себя гранд-даму с целью не дать его офицерам просто упиться, а говорить цветистые тосты на темы любви, красоты и Родины. Я сначала наотрез отказалась, но потом мне стало любопытно сравнить вас, французов, с австрийскими офицерами, которые совсем недавно тоже гостили в этом замке и устраивали пиры. Их, кстати, возглавлял эрцгерцог Карл.

— То есть сын императора Австрии? Он, кажется, молод?

— Ему двадцать пять лет, он хорош собой, жаль что эпилептик. А Вам, бравый херр, сколько лет?

— Уже двадцать шесть, — вздохнул Антон.

— И Вы лишь капитан? Это разочаровывает женщин, привыкших иметь дело с 25-летними генералами. Поди еще и не женаты?

— Жена у меня есть, — чуть напыжился (специально) капитан. — А Вы, сударыня, замужем?

— Бог миловал, — усмехнулась дева. — К сожалению, быть в статусе девушки в наш век не принято.

— Поэтому Вы ищете покладистого мужа, с которым можно быстро развестись и жить далее в полной свободе?

— Выведывать мои желания Вы не вправе, прыткий капитан. Как и прельщать комплиментами и пылкими взглядами, имея в отдалении страдающую в одиночестве жену.

Антон вгляделся в насмешливые глаза собеседницы и вдруг проникновенно заговорил стихами:

— Ich errinere mich der wunder Moment (Я помню чудное мгновенье…)

Vor mir bist du gekommen

Wie eine fluchtige Vision

Als Bild der reinen Schonheit

Mein Herz viel in die Keule

Und fur ihn wieder auferstanden

Und Gottheit und Inspiration

Und Leben, und Trеnen und Liebe

Теперь девушка взяла тайм-аут и стала пристально вглядываться в необычного офицера. Наконец она спросила:

— Вы в самом деле почувствовали все это при первом взгляде на меня?

— Да, — сказал, волнуясь, Антон.

— Но это отдаленно похоже на стихи…

— Это мой импровизированный перевод одного малоизвестного поэта. Я сделал его сегодня в ожидании новой встречи с Вами.

— Я польщена, — сказала искренно девушка. — И не нужно расспрашивать людей о моем имени. Я Ингрид фон Паппенхайм, дочь графа Альфреда, владельца замка. А теперь расскажите о себе, Антуан, более подробно…

Офицерский пир был устроен в обеденном гостевом зале. В одном конце длинного стола сидели граф с дочерью (матери Ингрид на свете уже не было) и весь генералитет корпуса (Сен-Сир возле девушки). Соответственно, далее сели обер-офицеры, а в дальнем конце стола младшие офицеры. Антон изловчился и сел в торце, обеспечив себе вид на главных фигурантов застолья.

Первый тост толкнул (причем по-французски!) граф Альфред: сухопарый немец лет пятидесяти со строгим, но в данный момент сдержанно улыбающимся лицом. Он сказал, что рад принимать в своем замке цвет военной молодежи Франции и желает, чтобы они своими победами принудили императора Священной римской империи к миру. Ибо жить в мире соседям куда приятнее, чем ссориться по малопонятной причине. Тост этот был принят офицерами "на ура", то есть они прокричали "Вив ла Франс!" и дружно выпили по стакану красного вина из Бургундии (в Швабии, как оказалось, вина преимущественно белые, кисловатые, зато пиво!…).

Тост второй говорил, конечно, командир корпуса. Он перечислил все славные победы этого лета, которые одержала Рейнско-Мозельская армия, и предложил выпить за новые победы, в которых не сомневается. Ибо воины Франции бьются за светлое будущее своей страны, без королей и их клевретов, и желают такой же свободы всем народам Европы. Ответом ему было восторженное "Алонс анфан де ла Патри!" и дружный стук стаканов. Потом пришла очередь командиров дивизий…

Антон шибко на вино не налегал, а все больше смотрел на невозмутимую Ингрид, которая в свою очередь нередко посматривала на него — хотя Сен-Сир стал после третьего стакана ей что-то упорно говорить. "Вот зараза! — среагировал Антон. — Все как в наши времена: всякий босс позиционирует себя альфа-самцом. А я об адъютантике его беспокоился… Хотя Ингрид пока с генералом не очень ласкова. Может, свежи воспоминания о внимании эрцгерцога? Или наш приватный разговор на нее все же подействовал необратимо?"

Тем временем Сен-Сир вновь встал над столом и обратился к товарищам:

— Господа офицеры! Среди нас присутствует прекрасная дева, Ингрид фон Папенхайм, которой я обещал, что многие из вас умеют говорить тосты о романтической любви и будут посвящать их в ее честь. Прошу самых смелых поддержать своего командира.

Офицеры стали недоуменно переглядываться, но вдруг средь них поднялся невысокий артиллерийский капитан, налил и поднял бокал, повернулся в сторону красавицы и заговорил стихами Ронсара:

Природа каждому оружие дала:

Орлу — горбатый клюв и мощные крыла

Быку — его рога, коню — его копыта,

У зайца — быстрый бег, гадюка ядовита,

Отравлен зуб её. У рыбы — плавники,

И, наконец, у льва есть когти и клыки.

В мужчину мудрый ум она вселить сумела,

Для женщин мудрости Природа не имела

И, исчерпав на нас могущество своё,

Дала им красоту — не меч и не копьё.

Пред женской красотой мы все бессильны стали.

Она сильней богов, людей, огня и стали.

Завершив стих, он поклонился, выпил и добавил:

— Я пил это вино в честь Вас, милая дева, ибо Ваша красота, безусловно, победит любого из нас!

— Браво, капитан! — звучно сказала Ингрид (тоже по-французски!). — Ваш тост пролил бальзам на мою душу.

После такого начала и уже находясь под действием вина офицеры осмелели и стали произносить тосты в честь женской красоты и во имя любви кто во что горазд: тоже стихами, а чаще прозой — простенько, но от чистого сердца. Ингрид каждого одаряла своей улыбкой и словами, но вдруг в упор посмотрела на Антона. Он тотчас встал и сказал:

— Да, ум дан мужчинам, но дан и женщинам. Тому недавними примерами служат истории правлений мадам Помпадур во Франции, Марии-Терезии в Австрии и Екатерины Великой в России. Но когда речь заходит о любви, мужской ум часто пасует. Об этом я прочту Вам, Ингрид, стихи Ронсара:

Что ум — любви? Они несовместимы! Все эти выдумки — ничто!

Любовь сама безмерно велика и слишком благородна