-Что ваша жена имела в виду? – Олеся запахнула пальто и замерла рядом, – почему она сказала, что Костя не ваш сын?

      -Он… – Алексей Петрович задумчиво почесал переносицу, – Он не мой родной сын. Когда мы с Аней познакомились, Косте был уже год, и мне пришлось…пришлось учиться воспитывать детей.

–Получилось? – Хмыкнула девушка, и тут же опустила глаза, – простите, не хотела…

      -Конечно, я был не идеальным отцом… – Он пожал плечами, не заметив иронии вопроса, – А кто из нас совершенство? Такого не бывает, чтобы без изъянов, ведь так?

–Не бывает, – кивнула журналистка и неуверенно посмотрела время на наручных часах.

–Хорошо сегодня, – вздохнул Алексей Петрович, расправив плечи, – запахло весной, да? Как в песне поется, помните…?

–Да, во всех маршрутках играет, – вежливо улыбнулась Олеся.

      -Я, конечно, не поклонник этих тюремных мотивов, – мужчина покачал головой, и шагнул с крыльца на асфальт, покрытый снегом, – но песни у них красивые. Казалось бы, я и тюрьма – два разных слова, но есть в этих текстах что-то цепляющее, не пойму что. Вот есть человек, который хочет на свободу, и все.

– А вы? – осторожно спросила журналистка, – вы хотите на свободу?

–Разве я не свободен? – Мужчина поправил очки на носу.

– Вы мне скажите, – Олеся пожала плечами и спустилась вниз, закрывшись рукой от яркого солнца, медленно исчезающего за горизонтом, – может, мне просто показалось, но вы не выглядите как человек, который счастлив в браке.

– Нет? – он сделал вид, будто удивлен и последовал за девушкой, – моя супруга…она женщина с характером, как вы могли заметить. Вы, наверное, спросите, почему я не уйду от нее…

– Не спрошу, – девушка покачала головой, осторожно ступая по весенней грязи, – моя работа не в том, чтобы слушать оправдания, Алексей Петрович.

– И вы… – мужчина запнулся, пытаясь подобрать слова, – и вы не скажете мне, что бы вы сделали на моем месте?

– Поведите себя как мужчина, – предложила Олеся, останавливаясь рядом с автобусной остановкой, – вам лучше известно, как это работает.

– Она… – Алексей Петрович понизил голос и опустил взгляд на тающий снег, – вы сами…вы будете готовы сказать нет тому, кто сильнее вас? Мне иногда кажется, что простого «нет» было бы достаточно, но для этого нужно гораздо больше мужества, чем для каких-то других мер, может, более радикальных.

– Без вашей супруги вы другой человек, – кивнула ему Олеся.

– Правда? – Он с благодарностью посмотрел ей в глаза.

– Журналисты не лгут, – девушка обернулась на звук подъехавшего автобуса, – это мой.

Алексей Петрович растерянно махнул на прощание рукой и замер около столба с расписанием, погрузившись в свои мысли. Олеся посмотрела в окно на то, как уменьшается его неподвижная фигура, и с облегчением выдохнула. Мимо прошло несколько детей, сжимавших в маленьких ручках разноцветные пакеты со сменной обувью, и на мгновение она представила себя в их возрасте. Маленькая девочка, которая бежит по коридору общежития с ранцем в руках, и громкий топот её маленьких ножек эхом возвещает всех жильцов здания о том, что юная Олеся вернулась со школы домой. Добежав до нужной двери, она с возбуждением начинает сильно стучать по ней, и через какое-то время дверь со скрежетом открывается.

– Ну чего ты барабанишь? Не на параде! – Приветствует ее мать Лидия Михайловна, придерживая сарафан, надетый на ее дородное тело.

– Мама, у меня радость! – С порога объявляет девочка.

– Правильно говорить не радость, а радостные новости, – устало поправляет ее женщина и подходит к плите, стоявшей в маленькой коморке рядом со входом, – чего там у тебя?

– Татьяна Владимировна сказала, что у меня самое лучшее сочинение про лето! – Маленькая Олеся радостно подпрыгивает.

– И чего ты прыгаешь, как стрекоза? Разве это радостные новости, а? Лучше бы ты нам нового папу привела! – Раздраженно отвечает Лидия Михайловна, – с одной похвалой далеко не уплывешь, нужно еще и гребсти чем-то по жизни, понимаешь?

Улыбка сползает с лица девочки, и она раздосадованно топает ногой:

– Но разве это я виновата, что папа ушёл?

–То есть это я виновата? – Злится мать Олеси, – дрянь мелкая! За словами бы последила, прежде чем матери такое говорить!

– Но я же ничего такого не говорила! – Возмущенно кричит маленькая Олеся, – ничего такого!

– Мать бы пожалела! – Лидия Михайловна берется рукой за сердце и тяжело опускается на деревянную табуретку рядом с плитой.

– Мама, все в порядке? – Пугается девочка.

– Отстань, – отмахивается женщина, переводя дыхание, – ты меня, наверное, совсем не любишь. Воспитала на свою голову.

– Люблю, люблю! – Протестует маленькая Олеся и крепко обнимает ее.

– Тогда слушайся маму, – наставнически произносит она, – слушайся маму.

Автобус резко затормозил, и Олеся со всей силы ударилась головой о стекло.

Дверь тихо скрипнула, и несколько детей повернуло головы на вошедших милиционеров. Андрей и Женя поспешили остановиться в самом начале зала, чтобы не помешать выступлению полноватого мужчины с маленькой бородкой, замершего на середине сцены.

–Это притча о человеке, шедшем в гору, – его голос раздался в динамиках, стоявших по всему большому залу, – он шел день, шел второй. Сменялись пейзажи, крутые склоны становились узкими скалистыми тропинками. Человек то бежал, то медленно ковылял, но продолжал свой путь наверх. Несмотря ни на что.

Андрей украдкой взглянул на Женю, следившую за оратором с приоткрытым ртом. Мужчина нахмурился и стал разглядывать лица детей, сидевших в зале.

-…Видел перед собой конечную цель своего пути, пока однажды он не вышел на поляну. Там светило яркое солнце, журчал родник, и росла зеленая трава, так и манившая его. Человек остановился, лег на землю и решил остаться в той долине. Он прекратил двигаться и вскоре умер. Забавная притча, правда?

Женя кивнула головой в такт юным слушателям, и Андрей незаметно закатил глаза, подавив едкий смешок.

– Это ведь про всю нашу жизнь, – подытожил мужчина, – пока есть движение – есть жизнь, не так ли?

Он простодушно улыбнулся, разведя руками, и дети одобрительно закричали.

– Поэтому нам с вами тоже нужно подвигаться, верно? – Финал его слов заглушила громкая музыка, и на сцену выбежали ребята в красных галстуках, тут же занявшие свои позиции. Дети вскочили на ноги и принялись повторять танцевальные движения за старшими. В это время, незаметно для публики, удовлетворенный рассказчик спустился вниз и, с улыбкой посмотрев на начавшееся веселье, подошел к следователям.

– Простите, что заставил ждать, – благодушно поприветствовал он их и протянул руку Андрею, – надеюсь, я не утомил вас своей старческой болтовней?

– Слегка, – Казанцев пожал протянутую руку и выдавил из себя короткую улыбку.

– В кабинет? – Спросил мужчина и, не дожидаясь ответа, вышел в коридор.

– Спасибо, что согласились уделить нам время, Яков Михайлович, – начала разговор Женя, закрывая за собой дверь в зал.

– А как же иначе? – Он прошел вперед по коридору, жестом приглашая их за собой, – когда случаются такие…когда люди делают такое с собой, то невольно начинаешь думать – а где был ты? Почему ты не заметил, не остановил? Как ты мог позволить погибнуть ребенку, который был с тобой рядом?

Андрей поежился и заметил, как Женя вытирает вспотевшие ладони о брюки. Они повернули на лестницу, и Казанцеву на глаза попался пролет, ведущий в подвал.

– Остается только искать себе оправдания, – продолжил Яков Михайлович, – говорить себе, что остались и другие, и ты не можешь себе позволить упустить и их. Напоминать, что работаешь с такой категорией детей, и не всегда все зависит от тебя, но все равно в глубине души продолжать себе задавать одни и те же вопросы. Что ты мог сделать, чтобы Костя Воронов остался жив?