В самом деле, во дворе заканчивались последние приготовления к отъезду. Запряжённая четвёрка лошадей храпела и, готовая пуститься вскачь, била землю копытами. У дилижанса уже собрались пассажиры, в ожидании сигнала к посадке успевшие перезнакомиться друг с другом и завязавшие оживлённый разговор. Подходя, Мария насчитала шесть человек, включая маленькую девочку. Прежде всего в глаза бросилась пожилая супружеская пара. Чета Жервилье прибыла в Кан из Фалеза и теперь направлялась в Эврё повидать свою замужнюю дочь. Их сопровождал слуга по имени Этьен.

Следующей попутчицей была полная дама лет тридцати, одетая по парижской моде в сильно декольтированный жёлтый карако[31]и пышную гофрированную юбку. Голову её украшала шарлотка[32] с плюмажем и трёхцветными республиканскими лентами, а на бумажном веере её красовались изображения фригийских колпаков, надетых на пучки фасций. За руку она держала свою шестилетнюю дочку, одетую с некоторой претензией на светскость.

Шестым пассажиром был известный во всех местных кабаках и трактирах Луи Вамбаз по прозвищу Флоримон – плохо выбритый мужчина тридцати пяти лет в изрядно потрёпанной куртке, в серых вылинявших панталонах, одетый вообще неряшливо. Хотя в паспорте его значилось, что он живёт на доходы от своего имущества, то есть будто бы рантье, однако никакого имущества у него давно уже не было, как и определённой профессии; он перебивался случайными заработками, переезжая с места на место. Теперь, по его словам, он направлялся в Дрё, где друзья обещали устроить его на гончарную фабрику. Неизвестно, какую именно должность ему приготовили на фабрике; в приличном доме его не пустили бы дальше прихожей. Город Дрё лежал немного в стороне от дороги на Париж, и чтобы попасть в него, нужно было пересесть в Эврё в другой экипаж. Таким образом, и этот пассажир покидал дилижанс на полпути до столицы.

Раскланявшись с Марией, спутники не преминули выяснить, куда она держит путь, и, узнав, что это Париж, тут же сообщили, что ей придётся провести в пути два дня и две ночи, и она прибудет на место не ранее как послезавтра к полудню. «Если всё сложится хорошо», – добавил зачем-то гражданин Жервилье.

– Полно вам пугать девушку! – молвила полная дама в шляпе. – Это для вас, неисправимых домоседов, одна ночь в пути уже несчастье. А я постоянно езжу из Парижа в Кан и обратно, и настолько привыкла к дороге, что перестала её замечать. Подумаешь, две ночи… Бывают дороги и подлиннее, и ничего: едут себе и едут.

Она подошла к Марии поближе, внимательно приглядываясь, и вдруг просияла лицом:

– Послушайте, не вас ли я видела позавчера на Гран-Куре? Вы стояли вместе с бежавшими из Парижа представителями. С вами ещё была красивая рыжеволосая девушка в белом платье с длинным шарфом. Правда, это были вы?

– Ну, и что с того? – сухо ответствовала Мария, отворачиваясь и немного отходя в сторону.

Ещё вчера она бы радушно улыбнулась и завязала бы с незнакомкой оживлённую беседу. Но сегодня, когда она отправляется в Париж, у дверцы дилижанса, который повезёт её в логово анархистов, афишировать свою связь с бриссотинцами ей было совершенно не нужно. Напоминание о воскресном митинге и об участии в нём Марии пришлось весьма некстати.

– Я даже вспоминаю, – добавила полная дама, – мне сказали о вас, что вы принадлежите к какому-то знатному семейству. Это правда?

При последних словах все пассажиры повернули головы и воззрились на Марию с нескрываемым любопытством. Для них было приятной неожиданностью, что вместе с ними едет особа дворянского происхождения. Чувствуя на себе подобострастные взоры, Мария заметно сконфузилась:

– Какое имеет значение, из какого я семейства? Все титулы отменены три года назад.

– Прошу прощения, гражданка, – поклонилась полная дама, озаряя Марию приветливой улыбкой. – Позвольте представиться: Жанна Мария Прекорбен, в девичестве Леруа. Я приехала из Парижа навестить своих родственников в Кане и теперь еду обратно. Обычно я приезжаю вместе с мужем, но когда он занят делами, как теперь, то вдвоём с дочерью. Анриет! – обратилась она к шестилетней девочке, вертевшейся у ног пассажиров. – Иди, поздоровайся с тётей.

Девочка подбежала к Марии и пожала её руку своими крошечными пухленькими ладошками. Это было чисто республиканское приветствие. «Правда, прелестный ребёнок?» – спросила довольная мать. «Да, забавный», – сдержанно кивнула Мария.

Гражданка Прекорбен ожидала, что собеседница представится ей в свою очередь, и, похоже, не очень огорчилась, когда этого не последовало. Во всяком случае она с интересом продолжала разглядывать молодую попутчицу.

– Неужели вы едете в Париж одна и вас никто не сопровождает?

– Да, одна, – ответила Мария. – Что здесь такого?

– Согласитесь же, однако, что для девицы вашего сословия это несколько необычно…

Вероятно, гражданка Прекорбен из самых добрых побуждений хотела предложить в сопровождающие и покровительницы саму себя. Для нашей героини, право, это было бы наилучшим выходом из щекотливой ситуации, в которой она оказалась, и, возможно, она бы приняла такое предложение, если бы гражданка Прекорбен только что не разгласила её дворянское происхождение и её связь с бриссотинцами. Посему Мария жёстко прервала собеседницу:

– Пожалуйста, займитесь своими делами и оставьте меня в покое.

В это время во двор бюро вошли двое новых пассажиров, приковавших к себе взоры отъезжающих. Нагруженный узлами и кошёлками семнадцатилетний юноша вёл за руку согбенную старушку, опиравшуюся другой рукой на дорожный посох.

– Старушка Дофен, а ты куда?! – воскликнул Флоримон, хохоча. – Вот так да! Глазам своим не верю. Старушка Дофен решила попутешествовать! Целый век шагу никуда не ступала, а тут вдруг под занавес пустилась в путь-дорогу… Открой-ка нам, ради бога, куда ты направляешься?

– Тебе, беспутному гуляке, я ничего не скажу, – отвечала ему старушка укоризненно. – А вот почтенные господа, если спросят, отвечу.

Почтенные господа ни о чём её не спросили, так что ей пришлось общаться всё с тем же неприятным ей собеседником.

– А-а, понимаю… – кивнул Флоримон. – Секретная миссия. Уж не эмигрируешь ли ты, старушка Дофен? Тогда скажу тебе по-приятельски: тебе нужен не парижский дилижанс, а экипаж, идущий в Онфлёр. Там ты со своим внучком разыщешь в порту пакетбот под названием «Звезда Сиона». Его капитан – еврей, мой приятель. За двести ливров он спрячет тебя в своём трюме и под покровом ночи высадит на острове Уайт, а это уже английская территория.

– Дурак! – воскликнула старушка, гневно сверкнув очами.

– Почему дурак? – пожал плечами Флоримон. – Многие господа таким путём унесли ноги из нашей счастливой Республики.

– Чего ты болтаешь? – осадила его старушка Дофен. – Какая эмиграция? В Мант я еду, в Мант, к своей родной сестре. И мой внук Филипп со мною. Мне написали, что сестра слегла в параличе. Вот и хочу повидаться с ней перед смертью.

– Так бы сразу и сказала, – добродушно молвил насмешник. – А то напустила туману: не знаешь, что подумать… Давай-ка, подержу твои пожитки.

Приближающиеся шаги прервали этот диалог. Во двор вошёл кучер, следом за которым двое мужчин тащили тяжёлый сундук с корреспонденцией. Одним из носильщиков был кондуктор дилижанса, а другим – уже знакомый нам почтмейстер Ле-Пти. Завидев его, Мария насторожилась и хотела было куда-нибудь спрятаться, но почт мейстер заметил её и участливо сообщил:

– Вы ошиблись экипажем, мадемуазель Мари. Этот дилижанс едет не в Аржантан, а в Париж. Ваш рейс будет через три часа.

Мария не отвечала, делая вид, что не слышит почтмейстера. Добрые пассажиры, только что советовавшие Марии запастись терпением в долгом пути до столицы, переглянулись между собой, не понимая, в чём дело. Наступила неловкая пауза.

– Вы слышите меня, мадемуазель? – не унимался треклятый старикашка, подходя к Марии и трогая её за плечо. – Это не ваш дилижанс. Ведь вам нужно в Аржантан…