– У меня всё то же дело, касающееся моей несчастной подруги, Александрины Форбен.

Марселец встрепенулся:

– Да-да, я помню об этом! Ваша решимость помочь терпящим беду восхитительна. Право, я не ожидал столько энергии и усердия от такой на вид хрупкой девушки как вы.

Он сказал так ради комплимента; Мария отнюдь не выглядела хрупкой.

– Это моя обязанность, – заметила она, не меняя невозмутимого выражения лица. – Мы с Александриной много лет провели вместе при монастыре Аббе-о-Дам и с тех пор сделались как сёстры.

– Благодаря вам, Корде, – сказал Барбару, – я проникся несчастьем вашей дорогой подруги, тем более, что слышал о семействе Форбен самые лестные отзывы. Однако дело в том, что здесь нет её бумаг, которые полгода назад были отправлены в Париж, в министерство внутренних дел. Когда эти бумаги окажутся в наших руках, мы сможем нажать на здешние власти, чтобы они восстановили ей пенсию. Словом, нам нужен кто-то в Париже, кто сходил бы в министерство и взял документы. После нашей с вами первой встречи я написал об этом деле моему другу Дюперре, но ещё не получил от него ответа. Не знаю даже, дошло ли до него письмо; ведь оно послано окольными путями. Нам остаётся только уповать на удачу. Если Дюперре получит моё письмо, он сделает всё, что в его силах.

– Значит, теперь всё зависит от Парижа? – спросила Мария.

– Да, оттого, сможем ли мы получить бумаги из министерства. Но вы сами знаете, какова нынче столица и что происходит в этом логове анархистов.

– В таком случае, – заявила она, – я лично поеду в Париж и раздобуду все необходимые документы.

– Вот как?! – несколько опешил Барбару. – Что ж, это похвальное и мужественное решение. Вы истинная подруга. Но… чем же я теперь могу помочь?

– Напишите ещё одно письмо. Рекомендательное. Которое я повезу с собой.

– Рекомендательное? Хм… Кому же вас рекомендовать?

– Вашим друзьям.

– Хм… Вы меня озадачили, Корде. Мне нужно подумать.

– Я помогу вам, – улыбнулась Мария. – Вот, скажем, ваш друг Дюперре. Он депутат?

– Да, мы с ним земляки, вместе избирались и оба представляем Буш-дю-Рон[19].

Жером Петион. Литография 1792 г.

Шарль Барбару. Литография начала XIX в.

Кан. Фото начала XX в.

– Прекрасно! Напишите ему.

При всём своём опыте в общении с женщинами и недюжинной закалке на этом поприще Барбару никак не ожидал такого напора от скромной провинциалки и выглядел явно смущённым.

– Что ж? Пожалуй, вы правы. К кому как не к Дюперре уместно обратиться в данном случае! Это верный друг. Знаете, уезжая из Парижа, я оставил там свою мать и тринадцатилетнего брата Жозефа, и очень беспокоился за них. И вот получаю от матери письмо, в котором она пишет, что вместе с Жозефом находится в безопасном месте, и что выехать им помог Дюперре. Небо отблагодарит его за это…

– Пишите, – сказала Мария.

Барбару взял чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу:

– Да, преданный друг. Думаю, немного осталось в Париже подобных ему. Теперь большинство моих парижских друзей постараются забыть, что ещё два месяца назад они сидели со мной на одной скамье в Конвенте или занимали один столик в кофейне. Хотя, погодите… Можно обратиться к аббату Фоше. У него в Париже большой авторитет.

– Это к какому Фоше? – насторожилась Мария. – Не к нашему ли епископу, депутату от Кальвадоса?

– Да.

– Нет, напишите лучше Дюперре.

– Вы так полагаете? – переспросил Барбару, снова подчиняясь её решительному голосу. – Наверное, вы правы. В самом деле, священники тут не нужны. Правильно, напишу старине Дюперре. Господин он солидный, состоятельный, имеет обширные связи в правительстве. К тому же бывший виконт и вообще человек светский, – что, полагаю, вам будет особенно приятно.

– Почему вы так думаете?

– Потому что вы сами из бывших, – ответил Барбару добродушно, и, увидев тут же, как поджались губы Марии, поспешил поправиться: – Вас это обижает? Не принимайте всерьёз. Я пошутил. Итак, напишем Дюперре. Тем более, что у меня есть для него кое-какие новости.

Он склонился над бумагой и продолжал разговор, не отрываясь от письма:

– Когда вы намерены выехать?

– Завтра.

– Паспорт получили?

– Да.

– Кто вас сопровождает?

– Никто.

– Где думаете остановиться в Париже?

– Ещё не знаю.

– Разве у вас там никого нет?

– Нет.

– А раньше бывали там?

– Нет.

– Не бывали?! – Барбару задержал перо и вскинул свои красивые карие глаза, в которых сверкало изумление. – Никогда?! И теперь едете в неизвестный город, едете одна, да ещё в такое время, когда вот-вот повсюду вспыхнет война и в первую очередь в самом Париже. Не боитесь?

– Нет.

– Н-да… Отчаянная вы девушка, Корде. А я ещё хвалил перед вами храбрость наших волонтёров… Нашёл, перед кем! Были бы вы мужчиной, я бы рекомендовал вас Вимпфену в командиры батальона. Право слово. Сколько вам лет?

– В этом месяце исполнится двадцать пять.

– Я вас старше. Мне двадцать шесть.

Сложив листок пополам, Барбару подал его просительнице:

– Запечатаете сами? Возьмите письмо, дорогая Корде, поезжайте и возвращайтесь поскорее. Будьте осмотрительны. И если вдруг вас что-либо задержит в логове анархистов, постарайтесь как-нибудь оповестить меня об этом. Обещайте беречь себя. Мы будем вас ждать.

– Кто это «мы»? – поинтересовалась она, принимая листок.

– Мы, которые имели счастье познакомиться с вами в этом славном городе и узнать, что есть ещё на свете столь самоотверженные девушки.

– Вы снова, как и вчера, говорите от имени Центрального комитета?

Барбару откинулся на спинку кресла и залился громким смехом, но лицо Марии оставалось холодным и невозмутимым, точно выточенным из мрамора.

Тут, вспомнив о чём-то, депутат обернулся к шкафчику, стоявшему у него за спиной, достал из выдвижного ящика две тоненьких брошюрки и вручил их Марии:

– Вот, передайте Дюперре, ему будет интересно. Это только что напечатанное сочинение Салля о Конституции[20]. Там, в письме, я его упомянул. И ещё одна книжка: наше воззвание ко всем департаментам. Упакуете это?

– Разумеется, – кивнула Мария, вставая.

Барбару тоже поднялся, и, радушно улыбаясь, повёл её к выходу из кабинета.

– А адрес? – спросила она у порога.

– Какой адрес?

– Адрес Дюперре.

– Ах, да! – спохватился марселец, хлопнув себя ладонью по лбу. – Простите, дорогая Корде; от всех забот голова идёт кругом. Сейчас я вам его запишу.

Он двинулся было обратно к столу, но она остановила его рукою:

– Говорите, у меня есть грифель, – и извлекла из своей сумочки карандаш и какой-то маленький клочок бумаги.

– Записывайте: гражданин Дюперре. Париж, улица Сен-Томадю-Лувр. Вы знаете, это в двух шагах от улицы Сен-Никез, где жили мы с мамой…

– Номер дома? – спросила Мария.

– Сорок один. Улица Сен-Тома-дю-Лувр, дом номер сорок один. Она ушла, но Барбару не сиделось. Через минуту он вышел из кабинета, чтобы посмотреть ей вослед. И тут, в вестибюле, столкнулся с идущим к нему Луве.

– Дружище, – сказал ему автор «Фоблаза», широко улыбаясь, – ты стал очень популярен среди нормандских женщин.

– О ком ты говоришь?

– О Корде, которая только что выбежала от тебя раскрасневшаяся и счастливая, будто бы получила парочку крепких поцелуев. Смотри, узнает Зели – тебе не поздоровится.

– Не тот случай, Жан, – отмахнулся Барбару. – Я интересую её только как депутат. Знаешь, зачем приходила? Взяла у меня рекомендательное письмо в Париж. Хочет ехать туда, хлопотать о своей подруге-эмигрантке.