- Закурим? - пришелец достал свои инопланетные сигареты.

- Не откажусь, - не стал отказываться Шабуров.

Они закурили. Вкус у инопланетного табака был своеобразный: крепкий и поднимающий настроение.

- Ну, что у вас там происходит, на просторах Галактики? - спросил Шабуров.

- У нас там война, - сказал инопланетник, - очередная по счёту. Как принято, всегалактическая. В предыдущую мы одержали победу, хотя... врага пожалели, добивать не стали, потому что тотальный геноцид есть занятие чрезвычайно утомительное. Оказалось — зря. Теперь приходится исправлять допущенную ошибку. Видели в небе огни? Это спасательные капсулы. Вражеский транспортник. Пришлось за ним погоняться. Забрался в самые е.... глухомань. Ваша планета — самое то, чтобы укрыться и пересидеть. Захолустье. Без обид.

- Нам нравится, - в Шабурове взыграл местечковый патриотизм.

- В каждой избушке свои погремушки, - дипломатично отвествовал пришелец.

- Кто ваш враг?

- Мерзкие твари, - сказал инопланетник. - Если бы хоть одна из них уцелела, вам бы здорово не повезло. Тут важно, - добавил он, - кто успеет первым. Иначе всему кранты. Планеты им, что позавтракать. Звездные системы на закуску, а Галактика — чисто праздничный пирог.

- Такие опасные?

- Хуже, - пришелец беспокойным взором окинул небесный свод, - назойливые. До невозможности. Бесят.

Он встал во весь рост.

- Запозднился я с вами. Пора. Держите, - инопланетник бросил Шабурову непочатую пачку сигарет. - Не подумайте ничего такого... Типа дикарь и цивилизованный человек. От чистого сердца, всё, чем могу отблагодарить. Подарок.

- Да я и... не думал, - ловко поймав сигареты, сказал Шабуров.

- Прощайте, - инопланетник скрылся в надстройке. Люк закрылся. Дисколёт, или летающая тарелка бесшумно поднялась, зависла на секунду и мгновенно исчезла. Растворилась в ночном августовском воздухе, будто и не было её вовсе.

(Спойлер. Одиннадцатая капсула не сгорела и благополучно достигла поверхности Земли. Однако спасшиеся ничего ужасного не сотворили. Вызвали эвакуатор и улетели. Потому что Земля — это грёбаное захолустье).

Петров хряпнул стакан водки, занюхал чёрствой коркой бородинского хлеба, обнял Давыдычева и сказал:

-Л-л-л-ёня, представь себе, в Ячменево со всей дури [sensored] инопланетный корабль. Размерами — во! — на два таких района, как это сраное Ячменево. Представляешь, Лёня, его подбили наши доблестные соколы из ВКС, во время ночного полёта к Солнцу. Представляешь, Лёня, наши доблестные соколы каждую ночь выполняют тренировочные полёты к Солнцу. Солнце, Лёня, чтоб ты знал — это звезда, благодаря которой существует жизнь на Земле. Наша с тобой жизнь, Лёня. Мы живём благодаря Солнцу и тому, что водку в ближайшем гастрономе продают с восьми ноль-ноль утра и до двадцати трёх часов вечера, без перерывов на выходные и праздники. Лёня, [sensored], мы счастливые люди. Потому что мы сидим, греемся на солнышке, в сквере на скамеечке, и столик у нас есть, Лёня, и на столике закусочка, и беленькая распечатанная, и сидим мы, Лёня, и пьём эту самую водочку, вдумчива и никуда не торопясь, закусываем маринованными огурчиками и докторской колбасой на бородинском хлебе, Леня, и хорошо нам очень, и солнышко светит ласково, и ветерок летний нас овевает, и деньги у нас на кармане, Лёня, имеются, чтобы раздавить бутылочку и сходить за следующей, и закусочки прикупить, и всё у нас чики-пуки, а наши героические соколы, Леня, каждую ночь садятся в кабины своих истребителей и летают к Солнцу в ночное время, ориентируясь по приборам, чтобы слетать туда и обратно пока не наступило утро. Солнце, Лёня, — это раскалённый шар, выбрасывающий в космос гигантские протуберанцы. Температура на поверхности Солнца, Леня, я тебе скажу, [sensored], миллионов градусов. Если бы наши пилоты летали к нему днём, они бы сгорели, Леня, [sensored], дотла, прямо на подходе. Поэтому они летают к Солнцу в ночное время, с восьми ноль-ноль вечера, до шести ноль-ноль следующего утра, виртуозно огибая грёбаные протуберанцы и полёт их напоминает порхание бабочек. Лёня! Это смелые парни, Лёня, и за них мы сейчас с тобой выпьем. Выпьем, Лёня, и закусим чёрствым бородинским хлебом и балтийской килькой в слабосолёном рассоле.

Давыдычев принял стакан и хряпнул вместе с Петровым, занюхав беленькую мятым рукавом пиджака. Он был пьян и неразговорчив, в отличие от не в меру говорливого собутыльника. В ночные полёты на Солнце он не верил, как не верил в инопланетян, но вдохновенному вранью Петрова не мешал. Если человеку нравится травить байки и плести небылицы, то для чего его останавливать? Разве что когда он перейдёт на конкретные личности, начнёт оскорблять и придумывать всякие гадости. Вот тогда его стоит несколько укоротить, успокоить и наглядно показать, насколько он был неправ. Хотя, может быть, следует укоротить Петрова немедленно, потому что Петров всё-таки несколько заврался... Занесло Петрова на повороте, не удержался таки Петров в рамках допустимого градуса лжи... Давыдычев обвёл нетрезвым взглядом близлежащие окрестности. Кругом обнаруживались трудовые будни, без всякого признака лихорадочной паники. Приятели сидели в тихом дворике, на скамейке рядом с детской площадкой, укрытые от глаз бдительной общественности кустами акации, густо усыпанными зеленовато-бурыми стручками, из которых в детстве великолепно делались свистульки. Для начала стручок надо было разломить пополам, затем осторожно вскрыть ногтем оставшуюся половинку стручка по одному шву так, чтобы не повредить второй, аккуратно выдавить все горошины и вуаля, — свистулька готова. Останется только прижать её губами и подуть, чтобы извлечь характерный крякающий звук. Давыдычев, сложив губы трубочкой, протянул руку и сорвал с ближайшей к нему ветки самый длинный стручок, не заметив, как вытянулось лицо Петрова. От скамейки и до акации было метра четыре, не меньше.

- Хочешь знать, что я об этом думаю? - спросил Давыдычев, непроизвольно разламывая стручок напополам, - о твоём инопланетном корабле, рухнувшем на Ячменево? Пургу ты гонишь, Костя, стопроцентно голимую ахинею. Раскинь внимательно мозгами, Костя. От нас до Ячменево по прямой сколько будет километров? Полтора от силы. Это раз. Что такое есть Ячменево? Ячменево есть достаточно крупный город-спутник, размерами превосходящий расстояние от границы нашего областного центра до границы этого самого Ячменева. Протяжённость его с севера на юг составляет пять целых и девять десятых километра, а с запада на восток так вообще двадцать восемь целых и шесть десятых километра. Это два. Удваиваем пять целых девять десятых и получаем... получаем... одиннадцать и восемь километра. Это три, Костя!

Здесь Давыдычев, наконец, обратил свой взор на Петрова.

-Ой, как не вовремя, - огорчённо пробурчал он, вспомнив о неуместном трюке с рукой.

...Острая клешня передней хватательной лапы того, кто называл себя Давыдычевым, ударила со всего размаху в прочную броню того, кто называл себя Петровым, ровно в тот момент, когда зазубренный хвостовой шип того, кто называл себя Петровым отскочил от крепкого хитинового панциря того, кто называл Давыдычевым.

Истина, в общем, всегда где-то рядом.

Огромная толпа собралась у скалы. Толпа молчала и смотрела вверх. А сверху на толпу смотрел Максаков. В руках он держал пятизарядное помповое ружьё, в котором не было патронов. Патроны у Максакова закончились на прошлой неделе, когда ему пришлось с боем выбираться из города. Город был его продуктовой базой. Относительно безопасной до последнего времени. Жители бежали из него в самом начале катаклизма, не дожидаясь заражения. Продукты Максаков достал, а вот заправиться не успел. Счастье, что сумел доехать до скалы на последних каплях бензина. Хотя, как доехал? Заглох в метрах двухстах от дома, если это можно назвать домом, и пришлось Максакову таскать двести метров коробки, мешки и пластиковые фляги с водой на себе, утопая в песке и обливаясь потом. С некоторых пор Максаков жил в пещере, на высоте пяти-семи метров над уровнем, нет, не моря — песчаной долины. В пещеру он понимался по верёвочной лестнице, груз затаскивал наверх, используя ручную строительную лебёдку.