Самое мерзкое, что ответить невозможно. Атанарих припал к щели меж брёвен, наблюдая, что происходит на поляне. Лучницы сыпали стрелами, не давая защитникам хардусы распрямиться. За ними к стене приближались пешие люди с вязанками хвороста. Среди них было много женщин и даже дети. Атанарих догадался, что это и есть эсир. Оборванные и грязные, без оружия, они шли, подгоняемые бичами. Многие плакали и молили пощадить их. Но Атанарих не чувствовал к ним ничего, кроме презрения и ненависти. И не он один – Годасгил тоже бормотал под нос ругательства. За эсиром двигались толпой спешенные хаки с обнажёнными кривыми мечами.

А на краю поляны хаки устраивали стан. Плотно поставив по краям крытые войлоком повозки, воздвигли в середине белые шатры, утверждая возле них длинные копья с конскими хвостами у наконечников.

– Соловый бунчук в середине – это Бури, – пояснял наблюдавший за врагом Куница. – Вороной справа – Юлдыз, её названная сестра. А красным крашеный – это Гелинчик, родная сестра Бури.

– Три хоттын? – переспросил Атанарих, прикидывая, сколько же людей могла привести каждая.

– Весной всегда много приходит. Норовят у нас шкурки, заготовленные за зиму, добыть, чтобы до большой торговли сбыть их сёрам или на берегу Ласийского моря, – встрял в разговор Годасгил Кузнец. – Наверно, их раза в три больше нашего.

– Что эсир не счёл? – заметили от навеса. – Раза в четыре больше.

– Ладно. И не таких гоняли, – хохотнул Годасгил и добавил тише. – Худо, что Бури злая.

– Едва до сухой дороги дотерпела, – согласился Валамер Куница. – Пришла за дочку мстить!

– Ты, Венделл, сильно не геройствуй, с тебя станется, – наставил Кузнец.

Атанарих не без раздражения кивнул в ответ.

Лучницы откатились в стороны, давая пройти эсиру. Пользуясь этим, фрейсы стали стрелять по врагу. Атанарих, не целясь, выпустил по толпе пять или шесть стрел, прежде чем снова укрылся щитом, густо утыканным стрелами со свистульками. Толпа эсира – ничуть, казалось, не поредевшая, – подходила к валу. Карабкались на него, швыряли в ров вязанки. Хаки сыпали навесом, и оставалось только смотреть на то, как приближается враг.

– Суки! – выругался в бессильной ярости Атанарих.

– Не обижай собак, – насмешливо заметил Годасгил, пряча лук и берясь за копьё, – Они кобылы.

Атанарих и Валамер коротко рассмеялись. Старая шутка. Ещё осенью Аутари рассказал, что кобылы, это, оказывается, не ругательство: хаки сами себя так величают. Биё. А биё – это на их языке значит «кобылица».

Тем временем хакийские стрелы перестали стучать по щитам: эсир принялся карабкаться на стены. Та подрагивала под их ногами. И хаки теперь стреляли редко и прицельно.

– К Холле их! – крикнул Атанарих. Не подымаясь с колен (покуда на стенах не будет много хаков, выпрямиться – значит угодить под верную стрелу), сжал копьё, готовый нанести первый удар, едва голова врага появится над краем стены.

Вот показалось чьё–то перекошенное отчаянием лицо, и Атанарих ударил, не думая, кто перед ним. И тут же второго сбил – этого он успел разглядеть. По древку побежала кровь. От навеса подскочил Фравита Сойка с парящим ведром. Одна стрела попала в него, но не пробила дублёной кожи доспеха. Не глядя, Сойка плеснул кипяток за ограду. Отчаянный вой – вар достиг своей цели. Да, при такой толпе мудрено промахнуться. И поделом им!

Третья голова, показавшаяся над стеной, была в шлеме – и Атанарих выпрямился – теперь хаки вряд ли станут срелять, раз на стене появились их воины! С силой толкнул врага копьём в грудь. Широкое лезвие вошло меж пластин доспеха.

– Одна готова! – крикнул радостно, и тотчас забыл о своей первой убитой хаке.

На нём – полтора маха стены. Враги ползут, как мураши. Даже лестницу приставили… Слегка отступив, чтобы удобнее было колоть, Атанарих бил копьём то налево, то направо. Снова подскочил Сойка и плеснул за ограду кипяток. А Валамер Куница взвыл и скорчился, зажимая лицо руками. Такая была ему неудача – поймал редкую стрелу. К раненому метнулась от навеса женщина в плаще из толстой кожи. Укрыла полой, помогла уйти. Значит, Атанарих теперь оборонял не полтора маха стены, а два с лихвой. А там прислонена ещё одна лестница!

Страшный удар сотряс стену – это в ворота с разбега били бревном. Не страшно: тяжёлые дубовые створки выдержат долго, а случись беда – упадёт решётка! С забрала, перекрывая шум боя, раздавался голос Витегеса. Атанарих не вслушивался в его приказы: он был на стене, а рих – с теми, кто держал ворота.

Отбиваться трудно только первое время. Потом дух воина укрепляет Кёмпе. И больше не нужно думать. Ноги сами переступают, уходя от опасности, а копьё, обагрённое кровью… – опьяняюще пахнущей кровью... – само колет, без труда сбивает трусов из эсира и встречает кобылу, прячущуюся за их спиной. С чем сравнить боевую радость? Так по весне кололи идущую с нереста белугу.

Но боевая радость не затуманивает головы. Осмотрительность почётнее храбрости – сколько раз Атанарих слышал это в хардусе. Людей мало. Пока ты жив – держишь свой кусок стены. Погибнешь – друзей подведёшь. Вот падает Годасгил Кузнец, и тотчас перемахивает через ограду молодая биё, ловкая, как ласка. Кидаётся с обнажённой саблей на стоящего за Годасгилом Вульфа Бобра. Тут подскакивает с ведром кипятка Фравита Сойка. Выплёскивает за ограду, в лезущую следом кобылу. Вульф бьёт древком по руке с кривым мечом. Колет в грудь хаки. Она валится с помоста на тело Годасгила. Вульф делает шаг в сторону Атанариха. Атанарих подвигается к нему. Брешь закрыта. Теперь на его совести два с половиной маха стены. Ничего, никого не пустим!

Хвала Кёмпе, чьи руки дают воину смекалку и ловкость. Но бой длится и длится, и хоть голова по–прежнему ясная – бог не оставляет своих людей! – но тело изнемогает. Рубаха промокла насквозь. Жарко. Нёбо распухло от жажды. Пить некогда. Облизать губы и колоть, колоть! Древко копья – липкое от крови и уже не скользит в руках. Свист стрел, надсадное кряхтение, предсмертные вопли ошпаренных, двуязыкая ругань... Гнусит хакийский рог… Атанарих догадывается, что сейчас хаки отступят. Пока биё готовятся к новому приступу, можно попить. Альис и Холла – квас тёплый! Но повезло – какой–то малец подскочил с лагушком, а в нём вода… холодная… Атанарих, не отрываясь, весь вытянул. На место Годасгила подбегает Иддо Лось из второго дома. Хорошо. Значит, снова будет два маха стены, а не два с половиной, легче… Снова эсир ползёт к стене, подгоняемый бичами... Успеть копьё ловчее перехватить, врага встретить.

Хаки сменяют друг друга, прут, как евражки. Но фрейс приучен к тяжелому труду. Кобылы норовят перемахнуть через заплот? Не выйдет! Он, Атанарих Венделл, упрямее.

Долго ли идёт бой – кто скажет? Неутомимый Сойка подскакивает и льёт свой кипяток там, где нет уже ни Валамера, ни Аттана, ни Годасгила… Живы ли они? Убиты? Некогда разбираться. Хаков много. Стиснуть зубы, выругаться (На кого – на хаков? На немеющие руки? На пот? На солнце палящее? На язык, распухший от жажды? ). И колоть, колоть, колоть. Через силу – колоть. Пот заливает глаза. Но Кёмпе направляет руку воина, отводит его из–под вражьей стрелы и меча.

– Венделл, иди, отдохни… – это Танкред Выпь из второго дома. Смена пришла. Атанарих скатывается с помоста у заплота и торопливо ковыляет в сторону навесов. Отдых. Значит, он, Атанарих Венделл, доживёт до утра. На стенах будут воины из вторых домов. Ночью хаки тоже ходят на приступ, но не так свирепо.

– … Решили стену обойти. Гляжу, через частокол на берегу перелезли и спускаются на верёвках. Ну что, мы их из луков всех положили… – восторженно рассказывает кто–то из прибылых. Но Атанарих не может вспомнить, кто это…

– Что, теперь у нас возле бань куча дохлых кобыл? – хохочет какая–то женщина.

– Ну! – смеются ещё несколько голосов.

– Не дороги им их головы!

– Похоже, в них вовсе не было ума! Посередь дня под стрелы лезть.

– Видимер! – это Витегес, – Ночью с обрыва глаз не сводить, костры на берегу жечь.