Зимой рих со своими воинами покидал хардусу и объезжал окрестные хеймы, проживая в каждом от нескольких дней до недели. Хозяин хейма устраивал в честь гостей пиры, обеспечивая таким образом пропитание воинов. Этот способ сбора феодальной ренты получил название гиман или объезд.

1468–1469 годы от основания Мароны

Снег начался вечером, шёл всю ночь, а к утру прекратился, и на едва светлеющем небе красовалась почти полная луна. Едва выпавший, пушистый снежок в её свете казался особенно чистым. Он уже не первый раз ложился – прошло не меньше дюжины дней с той поры, как принесли жертвы Кёмпе. Но тот снег сходил к полудню. «А этот, - вдруг поняла Берта, - уже не растает до самой весны!» Если умыться таким снегом, то лицо будет белым и чистым. Теперь–то есть ради кого красоту беречь.

Скрипнула дверь. Она, не поворачиваясь, сказала:

– Доброго тебе дня, Аутари!

А кому ещё быть? Зимний рих вставал раньше прочих, даже раньше большинства женщин – ходил вокруг хардусы, спускался к реке, поднимался по крутой тропке, пытаясь вернуть ногам былое проворство.

– И тебе, Веселушка. Раненько ты…

– И рада бы поспать, да Фрова за меня дела не сделает, – рассмеялась Берта.

– Другие–то спят, – заметил Аутари, – А ты всегда раньше других поднимаешься. Ну, удачи тебе, Веселушка.

И зашагал прочь.

Берта усмехнулась. И правда – она любила встать пораньше и приняться за дела, не ожидая окриков Гуннель и обычной утренней толчеи. Дел было невпроворот: скотине корма задать, полдюжины вёдер воды принести. А тут ещё новая напасть. Жёны во втором правом доме прозевали, и у них захромали от копытницы* две овцы и свинья. Переполох был на всю хардусу. Животным копыта перемазали дёгтем, а сегодня надо будет подстилки переменить – вычистить старые до самой земли, да новые настилать. Даже если в своём хлеву грязи не терпишь, неровен час, принес кто-нибудь на ногах копытного червя, так не отобьёшься потом.

Умывшись, вернулась в дом и, прежде чем за водой идти, принесла из чулана и сунула к очагу вёдра с помоями: пока она таскает воду, глядишь, согреются.

Когда с водой управилась, большинство женщин ещё не поднимались, одна Гуннель возилась у очага. Да во дворе чуть с Грид не столкнулась – та до отхожего места ковыляла – большая, словно мехом надутая. Срок свой дохаживает, скоро разродится. Хорошо, что разминулись… Мало радости с Грид сейчас разговаривать. Она и так на всё хмуро глядит, а сейчас и вовсе, сплошные жалобы да стоны. Берта умом понимает, как подруге тяжко, а иной раз и шевельнётся в груди гнев. И правда, первая она что–ли в тягости ходит? Линда третьего дня сорвалась, наговорила ей, что мол, коли сил Куннаны не дали, так пойди и удавись, что мучиться? Все Линду стыдили за такие слова. И Берта стыдила – не только Линду, но и себя тоже – потому что в душе была согласна с Кунициной подружкой…

– Ты свинками и овцами займись, да птицей, а с козами я с дочкой управлюсь, – сказала Гуннель, не глядя на Берту. – С Линдой и Фледой управитесь, или кого прислать?

– Прошлый раз управлялись, – сказала Берта. Подоткнула юбку повыше, приладила глиняную плошку с угольками на крышку ведра и пошла в хлевы.

Голодная живность тотчас потянулась ей навстречу, столпилась у оград, отделявших стайки от длинного прохода вдоль всего хлева. Пока Берта разжигала масляные плошки на полках, скотина блеяла, визжала и хрюкала на разные голоса. Задав корм овцам, налила в корыто взрослым свиньям, ласково уговаривая поросят немного подождать. Она нарочно оставила их напоследок: пока эти непоседы будут толпиться вокруг корыта, можно без помех прибрать в загородке.

Хардуса пробуждалась. Со двора донеслись сонные женские голоса, хлопнула дверь – Гуннель и Лив пришли доить коз. Вот ещё кто-то вошёл. Берте было неловко посмотреть. Вроде, не Фледа и не Линда…

– Пусть твой день будет удачным, подруга, - одышливо произнесла Грид.

Её-то тут и не хватало! Еле ползает, а туда же! Берта не стерпела, буркнула:

– Тебя же никто не гнал на работу? Зачем пришла?

– Лежать ещё хуже. Так вроде забываешься…– простонала Грид и пошла к птице, опирая решето с зерном на огромный живот.

Вечно у неё на каждое слово отговорка найдётся. Что ни посоветуй – всегда ответит, почему совет не годен. Вот ведь: дали Куннаны ума, а толку положить забыли!

– Ну, как знаешь, – Берта заскребла вилами, всем видом показывая, что разговаривать не настроена.

Но Грид остановилась против стайки, оперлась на жерди и начала:

– Сегодня ночью никак заснуть не могла. Крутит и крутит живот. А опростаться не могу.

– Так может, это роды? – испугалась Берта.

– Со вчерашнего утра? – скривилась беременная, – Кабы рожать пришла пора, я уже родила бы, верно. Весь день, и ночь!

Берта пожала плечами. Мол, откуда ей знать, сама ведь не рожала.

– Ну… Лучше бы тебе Гуннель сказать.

– Да не хочется её раньше времени тревожить…

– Ну, как знаешь, – подавила раздражение Берта. И правда, разве Грид спросила её совета? Подруга, кажется, почувствовала настрой Берты, простонала мученически и прошла мимо. Завела пронзительное:

– Ти–ти–ти!

– Да благословят Куннаны этот день! – это Фледа явилась. С ней Линда вошла, крикнула с порога, даже не поздоровавшись:

– О, Веселушка уже с поросятами возится! Мало одного Кабанчика, ещё дюжину захотелось?

Берта захихикала: и верно ведь. Была бы жена Атанариху, ответила бы, что не может такого отрицать. Как хорошо бы было – много–много деток от её Вепря, толкающихся за столом…

– От него бы полосатые пошли, – только и проворчала беззлобно.

Подруги визгливо рассмеялись. Линда подошла к загону добавить в корыто помоев, увидела в дальнем углу Грид, размашисто поставила на землю ведро и упёрла руки в бока:

– А тебе тут что надобно? Без тебя не управимся?

Грид промолчала, сделав вид, что, занятая птицей, не услышала. Но стонать перестала, только покряхтывала едва слышно. Линда вылила помои поросятам и, взяв вилы, шмыгнула в овечий загон. Фледа покачала головой:

– Шустрая ты, снова работу почище ухватила…

– Ты бы дольше копалась! – хохотнула Линда.

– Я уже у поросят заканчиваю, – отозвалась Берта, – Ты воды принеси, а я тебе помогу.

––Видишь, ей со свинячьим родом возиться в радость, – поддержала Линда.

Все трое снова захохотали. Фледа пожала плечами и пошла за водой.

– Есть хромые? – спросила Линда.

– Да вроде нет, – отозвалась Берта, – Хотя, если боишься, давай им копыта ещё раз дёготьком помажем?

– Сдурела! Вчера мазали, сегодня чистим всё – и всё вам копытница мерещится? А захромает – так в котёл её…

– В котёл! – это Грид не утерпела.– И у Ингебольды зря прирезали скотину. Ей просто лень лечить.

– Вот заскрипела, словно немазаное колесо, – враз осердясь, огрызнулась Линда.

– Но ведь правда зря, – согласилась с Грид Берта. – Сделала бы им припарки из синявки, и все нарывы бы вылечила.

– Лучше дырень с желтоглазкой! – заявила Грид. – А ещё лучше желтогубку распарить и прикладывать*.

– Коли ты такая сметливая, – взвилась Линда, – Что ж ты себя–то не лечишь?

– Ой, подруги, я лучше пойду от вас, – как можно шутливее произнесла Берта, – А то у вас в руках вилы, ещё сколете друг друга, и мне достанется…

Линда рассыпала колючий смешок и по–мужски разухабисто выругала попавшуюся под ноги овцу. Грид хотела что-то сказать и вдруг охнула, схватившись за раздутый живот, тоненько, жалобно заскулила…

– Это Грид у вас там? – подала из козьего загона голос Гуннель.

– Она, тётушка! – испуганно отозвались обе женщины

– Гоните её в дом, я сейчас! Лив, с козами уж сама, слышишь, супоросая свинья того гляди деток приведёт.

Грид оглянулась, страдальчески изогнув брови, и, поскуливая, заковыляла прочь.