– А я бы тоже на её месте оставила, – неожиданно для всех произнесла Фледа.

– Вот те на! Что ж ты своих–то всех вынесла, и девок, и даже того мальца? – не поверила Линда.

– Так тогда Вальдило был жив, – грустно произнесла Линда. – А у свинки нашей дружка нет. И не будет… Только и годится на то, чтобы потыкать, коли все стоящие заняты. От этого мало радости, то всем ведомо. А пока она с поросёнком своим нянчится, ей никто со своим колом докучать не станет.

* * *

Загонная охота, устроенная Витегесом перед отъездом в гиман, мало походила на привычные Атанариху. Охотились пешими, а не верхом. И выбрали народу куда меньше, чем ждал Атанарих. Ни одного из живших в хардусе первый год не назвали, кроме него самого. Это никого не удивило: так поступали всегда. Почему Венделлу сделали исключение – тоже ясно, ему охоту накануне Винтрусбрекка возглавлять. Все с этим согласились, кроме Рицимера. Завёл разговор, что Атанарих, конечно, славный воин, но в здешние леса ещё мало знает. Рих рассмеялся и сказал, что так и быть – пусть Фритигерн тоже охотится и стоит в засаде. Атанарих понял, что Зубрёнок зимой захочет возглавить охоту. И про себя решил, что не уступит никому этой чести, но до времени смолчал.

Выбранные ушли в лес. Шли весь день и заночевали в большой землянке. В ней, к удивлению Атанариха, очага не было. Так, в холоде, скинули свою одежду и нарядились в хранившуюся там, пошитую из оленьих и заячих шкур. Она простыла насквозь и воняла прелью. Пришлось попрыгать и поприседать, согреваясь, но огня так и не разожгли. И ели холодное. Легли спать под шкурами. Жались друг к другу, борясь с холодом. Атанарих так и не смог заснуть – пробирало до костей. Скудная еда радости не прибавила. Но все говорили, что Кёмпе скорее пожалеет продрогших и полуголодных, чем сытых. Сжалится и пошлёт им добычу в тот же день. Кёмпе, однако, решил испытать своих слуг. Лосей они нашли только на второй день – в урочище, которое называлось Сухим болотом.

Оглядывая лощину – совсем затянувшееся староречье Вонючки – Атанарих в очередной раз подивился, насколько точно дают фрейсы названия разным местностям. Наверно, весной и в начале лета тут бывало болотце, а к осени оно окончательно пересыхало – только кочки под ногами напоминали о нём. Не удивительно, что урочище нравилось лосям. Многочисленные осинки и ивы – порядком погрызенные – в изобилии росли в ложбине. Атанариха всегда удивляли привычки лосей: они могли здорово озобать одно дерево и с презрением пройти мимо другого, ничем не отличавшегося от соседа. Помнится, он даже пробовал веточки с разных деревьев, пытаясь найти отличие в горечи каждого из них. Фрейские лоси в этом мало отличались от венделльских. На неглубоком снегу чётко виднелись следы лосиных копыт – даже короткие подставы чётко отпечатались. И помёта хватало. Судя по всему, этой ночью тут жировало большое стадо. Должно быть, стельная лосиха и молодняк. Матёрый бык – гон ещё не закончился – вряд ли потерпел бы вокруг себя такую толпу. Охотники разглядывали следы, слюнили пальцы, ловя ветер. Удачный ветер – как тянул с самого утра на полуденную сторону, так и не переменился.

Охотники разделились. Видимер остался с загонщиками. Остальные, предводительствуемые Витегесом, выбрались из лощины, чтобы верхом пройти на полдень и перерезать дорогу лосям. Путь их был много короче лосиного. Сухоречье круто изгибалось, и лоси неспешно шли по дуге, а охотники торопились по прямой. Загонщикам предстояло обождать. Условились начать охоту, когда солнце окажется над верхушкой кривой берёзы, росшей поодаль.

Атанарих не без зависти проводил взглядом удаляющегося Фритигерна. Большого и тяжёлого Зубрёнка сразу взяли в засаду, а легконогому Атанариху досталось место в загоне. Пришлось проститься с надеждой в эту охоту самому добыть зверя.

Казалось бы, до вершины берёзы не так далеко, а ждать было томительно. Кроме того, вспотевший от быстрой ходьбы Атанарих начал подмерзать. Чтобы скоротать время, завёл про себя хвалебную песню Кёмпе:

– Клянусь тебе, Кёмпе,

Леса владыка,

Что не погибнет

Телёнок в утробе,

Матка тяжёлая,

Дитя несмышлёнок...

Не тронет их

Лук мой стрелою

Копьё своим жалом…»

И успел пропеть её пять раз, прежде чем Видимер поднялся и знаком показал, что пора.

Лосей они увидели не скоро. Рослые, длинноногие – у пары молодых бычков ещё рожки не сброшены – объедали молодые деревца. Видимер затрубил в рог, подавая знак к началу загона. Тотчас все закричали, зашумели, неистово завертели над головой трещётками. Лоси кинулись прочь по лощине, ни одному не пришло в голову податься в лес. Не то, что кабаны, которые забиваются в самую непролазную крепь.

Догнать лосей не было никакой надежды, но всё же загонщики, крича на разные голоса и трубя, бежали следом. Даже когда добыча исчезла из вида, ни один не перешёл на шаг, не замолчал. И даже когда стало ясно, что лоси уже нарвались на засаду, всё равно кричали и бежали, прогоняя промозглую стынь и предвкушая тепло от огня и горячее жареное мясо.

Когда добрались до места, всё уже было кончено. На изрытом, испятнанном снегу темнели две большие туши. Пахло кровью и свежим навозом, а с откоса уже тянуло костерком: истомившиеся за трёхдневный пост воины собирались жарить требуху.

Атанарих направился к Рицимеру и Фритигерну, склонившимися над молодым бычком. Зубры свалили лося всего двумя стрелами. Первая попала по печени: следы на снегу чётко рисовали, как лось резко подался в сторону и замедлил ход. Вторая стрела повалила его. Зверь забился, взрывая снег, смешивая его с палыми листьями и кровью. И Зубры, зайдя со спины, добили его копьём, а потом перерезали горло.

Фритигерн, увидев Атанариха, выпрямился, замахал руками, крикнул:

– Я его положил!

Атанарих опустился на корточки возле добычи. Потрогал молодые – всего о двух отростках – рожки, покосился на длинные острые копыта.

– Рих вроде как положил бычка с одной спицей, – продолжал Фритигерн, – Прямо в сердце. Ты бы видел, как он ногами брыкнул!

– Ещё бы одного добыли, но там матка бежала, её боялись зацепить. – заметил подошедший Аттан. За его спиной топтался, принуждённо улыбаясь, Эврих. – Ушёл, а совсем близко от меня был.

Рицимер хмыкнул и, выдернув стрелы, приказал коротко:

– Поверните его…

Атанарих, Аттан и Фритигерн ухватились за пышущую жаром тушу, и повернули на спину. Достали ножи, слаженно заработали, начав снимать шкуру с ног – каждый со своей стороны.

Рицимер показал Атанариху длинное острое копыто и, улыбнувшись, сказал:

– Какое из четырёх нравится тебе больше, загонщик?

Атанарих улыбнулся, но про себя подумал, что хотел бы получить рога. Хотя бы и такие скромные, как у этого бычка. И решил, что в зимней охоте, в которой он будет всем распоряжаться, обязательно станет в засаду.

* * *

– Следишь ты что ли за мной, Веселушка? – спросил Атанарих, а в глазах его – добрая усмешка, мол, знаю я, что ты следишь, и рад этому.

– Случайно увидела, – весело отнекивалась Берта. Положила на скамью сухую рубаху, приняла добычу: шесть удавившихся петлями куропаток и попавшую в клепец куницу. Не слишком богато, столько же маслята привозят каждое утро. Атанарих мог бы высмотреть себе делянку получше. Но облюбовал Альисов лог на левом берегу Оттерфлоды – больше из–за крутых склонов, на которые он каждое утро забирался, учась ходить на лыжах не хуже любого фрейса.

– И вчера, и третьего дня – тоже случайно? – поддразнил её Венделл. Он уже скинул меховую куртку и стягивал через голову мокрые рубахи.

– Конечно, случайно… – невозмутимо ответила Берта.

Она сама не поняла, как меж ними началась эта игра: уследить, когда Венделл возвращается в хардусу, и как бы невзначай принести ему сухую рубаху – переодеться. Разумеется, он и сам бы переоделся и оставил пропотевшее платье на своей лежанке, чтобы она забрала и вымыла. Но ей было приятно услужить, и Венделлу это нравилось. По крайней мере, когда, смётывая привезённый с левого берега стожок, она не заметила его возвращения, Атанарих, словно маслёнок, запустил в неё снежком, и пошёл в дом, как ни в чём ни бывало.