– Да что. Как медведей добывают?! Он пошёл на меня. Собака давай его за штаны хватать. А он прёт. Я стал к нему боком. Упёр копьё тупым концом в землю. Ну, ногой подпёр, ясно… А острым выставил ему встречь. Медведь хотел достать меня. А там копьё. Вот он сам на копьё и напоролся, – ответил Фритигерн. И замолчал. Атанарих даже слегка рассердился – тоже мне, кто же так немногословно радуется всеобщему вниманию!

– А у вас медведи водятся? – спросил воин, сидевший напротив. («Его зовут Зигемунд, он из Соколов, как и Видимер, что похож на хорта» – вспомнил Атанарих).

– Бывают, хотя таких лесов, как ваши – не найти. Болот много, и птицы, которая там гнездится – тоже немало. А всё равно такой охоты, как в ваших лесах, не найдёшь.

– Можно подумать, ты у нас охотился, венделл, – вставил с другого конца стола кто–то из старших.

– Довольно было из челна поглядеть, – засмеялся Атанарих. – Нескончаемые леса, ни хейма, ни хардусы. Я диву дался, как увидел: люди плывут, а лось вышел к реке, пьёт, и даже ничуть нас не страшится. Поглядел на ладьи, да и продолжил пить.

– А ты хороший охотник, венделл?

– Люди говорят, неплохой. Однако медведя не добыл ни разу. Даже не видел его на воле. Оленей, кабанов – этих бывало, но тоже не в одиночку.

Он всё надеялся, что Фритигерн начнет рассказывать, но тот молчал. Тут спросили про луки: из чего делают и какие лучше: венделльские, крекские или фрейсские. Вскоре Атанарих, забывшись, рассказывал про то, как совсем дитятей стоял по пол–дня, держа в руке налитую свинцом деревянную палку, чтобы приучить себя метко стрелять из лука; про обычай стрелять из луков враз, по команде; про строй, в котором бьются крексы; и про поединки, которые устраивали специально обученные пленники на потеху крексам. Фритигерн снова оказался забытым… Может, Зубрёнок бы окончательно обиделся, но тут запели волынки и арфы – затевались пляски.

Мужи, выстроившись в ряды друг перед другом, делали разные коленца. Венделлы тоже так плясали, но чаще – мужчины с женщинами. Тогда пляска превращалась в шуточное, исполненное лукавства и тайной симпатии соперничество, заканчивавшееся примирением. В пляске воинов всё виделось иначе – тут шёл яростный и прямодушный спор. И когда пара, взявшись за руки, скачками проносилась между рядов, это было как поединок двух рихов перед своими войсками.

К пляске присоединялись всё новые и новые пары, и Атанарих уже тоже собрался пойти, но кто–то тронул его за рукав. Обернувшись, юноша увидел Одоакра. Вблизи облик колдуна казался ещё более необычным – особенно чёрные, почти без белков, глаза, глубоко посаженные, окруженные опалёнными ресницами. Перед пиром Одоакр вымылся в бане, однако глубоко въевшуюся в морщины копоть невозможно было отмыть. И сам он, жилистый и угловатый, будто составленный из оплетённых корнями валунов, внушал робость. Юноша даже подумал, что, может, и не совсем человек этот Одоакр? Может, его мать разделила ложе с одним из подземных альисов? И отец наградил его не только тайным знанием, но и сходством с собой?

И вот этот сын хьюлунди* подошёл, потянул за рукав рубахи, и приказал (не попросил, а именно приказал):

– Выйдем из палаты.

Атанариха удивило, что голос у Одоакра был обычный, а не сиплый, как у жителей подземной страны. Ни о чём не спрашивая, он встал и вышел следом за горбуном.

Шёл дождь. После духоты палаты и выпитого он не казался холодным. Атанарих с радостью запрокинул голову, подставляя ему лицо. Одоакр сказал:

– Сын мой говорит, ты утром рассказывал про какую–то герсу. Да Кунигунда помешала.

Атанарих не сразу сообразил, что один из стражей, стоявших утром на стенах, был сыном колдуна. Поняв, кивнул:

– Рассказывал. Что хочешь узнать ты, Одоакр?

– Что за герса такая? – проворчал кузнец. – Из чего сделана, как поднимается и опускается?

Атанарих, как мог, рассказал. Кузнец слушал, не перебивая, только карие глазки напряженно поблескивали в темноте. Потом подытожил:

– Я полагаю, железной решётки нам не сделать, но можно и из жердей связать. Сосновым кореньем или черёмуховой вицей. Легче будет. Одного я не понял – как такая решётка быстро поднимается и опускается?

Атанарих задумался. На городских стенах он бывал много раз. Не раз вращал тяжёлый ворот. Но как объяснить про хитроумное устройство кузнецу – не понимал.

– Там башня высокая, – наконец, неуверенно пробормотал он, – и блоки… Эх…

Атанарих, едва стоило прикрыть глаза, всё видел в точности. Тяжёлые дубовые колёса, приводившие в движение ворот, на который наматывалась цепь, и два малых валика, на которые были закинуты цепи со свинцовыми грузами. Слышал скрип цепей и постукивание блоков.

Подумав, выхватил кинжал и, отойдя на тропку, начал чертить, как умел, башню и цепи, перекинутые через блоки. Одоакр смотрел исподлобья, сперва явно не понимая, что делает венделл. Потом вдруг смекнул, просиял весь, и навис над Атанарихом, обдавая его запахом пота и гари. Смотрел во все глаза, кивал, если понимал, о чём идёт речь. Временами резко хватал юношу за руку.

– Помолчи! Куда торопишься?

И расспрашивал, иной раз до того, что Атанарих ярился непонятливости колдуна. Но Одоакра злость Атанариха ничуть не заботила. Скажет только:

– Не ори, не глухой я.

И снова за своё. Под конец стал понимать лучше. Даже принялся рисовать на земле что–то своё, сердито стирая линии, начерченные Атанарихом. Наконец приказал:

– Помолчи…

И уставился на начерченные на тропке линии, стал их трогать пальцами, бормоча себе под нос.

– Почтенный Одоакр, – прождав некоторое время, решился окликнуть Атанарих. Тот раздраженно отмахнулся:

– Не мешай…

Юноша вспыхнул – в Нарвенне никому не позволил бы он так говорить с собой. Обидевшись, вскочил, хотел сказать что–нибудь грубияну, но тот вроде и не заметил, что собеседник встал. Атанарих решил не связываться, крутанувшись на пятках, пошёл назад в палату.

Там как раз плясали боевой танец с мечами. У венделлов он тоже был в чести, и Атанарих, забыв о кузнеце, присоединился к хороводу молодых воинов, распевавших:

– Славно вороны пируют,

Там, где тешили мы Кёмпе,

Вражьи трупы волк оплачет,

Прорастёт трава сквозь кости.

Кто придёт сразиться с нами,

Не увидит больше дома,

Будет он рабом у Холлы,

И добычей псов у Кёмпе.

Юноши, разбившись на пары, мерно ударяли оружием в такт словам. Тот же, кто оставался один, выходил в центр круга, и там, высоко подпрыгивая, яростно вращал своим мечом, хвастаясь ловкостью и умением управиться с ним. Через пару куплетов он возвращался в круг, а оставшийся без пары воин сменял его. Всем хотелось посмотреть на умение новичков, и потому Атанарих вскоре оказался в кругу.

Хвалясь, он ловко перебросил меч из одной руки в другую, потом повторил это движение, держа руки за спиной, высоко подпрыгнув, повертел его над головой. А напоследок стремительно повращал его перед собой, вызвав восторженные возгласы танцоров и пирующих. Подлетел к Годлибу, стоявшему в паре с Фритигерном. Пусть Зубр своё умение выкажет. Конечно, тяжёлый воин не мог плясать с той ловкостью, что и гибкий Атанарих. Но он ничуть не растерялся: несколько раз рубанул сплеча, грозный, как буря.

* * *

И этот день обещал быть таким же, как два предыдущих. С неба сыпало – ни дождь, ни вёдро. Податься было некуда. Атанарих надеялся, что займётся с прибылыми. Но Аутари сказал, что раньше, чем зарядят большие дожди, и думать об этом не стоит. Те немногие, что уже были в хейме, пропадали на речке – ловили рыбу для фискс*. Или на огороде пахали. Остальные ещё в хеймах горбатились. Атанариха позвали было на реку, но он отказался – в Нарвенне рыбу ловили только мужланы, и переступить через свою гордость он не смог. На огород его никто не звал. Атанарих поглядывал издали на парней, которые, запрягши низкорослых лошадок в странного вида плуг*, пахали. В Нарвенне ни коней, ни мулов для пахоты не использовали, и ему хотелось подойти поближе и посмотреть, как же это фрейсское ярмо не давит коню на горло, но он побоялся, что тогда придётся и землю ковырять. Он надеялся, что кто–то захочет поупражняться с мечом и копьём – во время пира многие просили научить секретам. Но на деле – кроме старшего в его, Атанариха, доме, Алариха Куницы, никого не нашлось. Если, конечно, не считать немощного Аутари, который приплёлся посмотреть на поединщиков. Куница сперва держался осторожно с известным бойцом. Присматривался, уворачивался. Вскоре перенял несколько хитрых ударов и начал всерьёз гонять Атанариха. И не унялся, пока несколько раз подряд не победил. Только тогда вложил меч в ножны и, с трудом переводя дыхание, довольно рассмеялся: