Кофе — сладкий спаситель. Убедившись, что не сделаю себе хуже, чем есть, отпиваю немного. Проверив жилплощадь, понимаю, что папы здесь нет. Я знаю, где он. В зале. Осмотрев кухню, я благодарна за то, что беспорядок с тамале уже убрали. Не уверена, на какой стадии приготовления была моя abuela, но я благодарна за то, что не увидела никаких последствий. Обув папины сланцы, спускаюсь вниз. Они прекрасно сочетаются с моим видом бездомного — мешковатые тренировочные брюки, худи и влажные волосы.
Знакомые звуки того, как бойцы выбивают дерьмо с груш, слышно ещё с лестницы. Тренажёрный зал находится под нами, но, чтобы попасть туда нужно выйти на улицу и войти через другую дверь. Тренировка в самом разгаре — кто из ребят качается, пока другие сосредоточены на кардио-тренировке. Некоторые заняты в спарринге на рингах. Это дом. Мой дом. Даже несмотря на то, что я ненавижу спорт.
Папа находится посреди ринга: он вошёл в раж, надирая задницу новому мудаку. Видели, знаем. Я даже посочувствовала молодому бойцу. Papi, Декстер Гарсия, наносит ему жёсткий удар, а после — спускается с ринга. Он из тех мужчин, расположения которых вы жаждете — и как только получите его, то сделаете всё, чтобы не потерять. Я видела, как он превращал уличных головорезов в перспективных чемпионов. Однажды переступив порог его зала, вы изменитесь, как и каждый аспект вашей жизни.
Я запрыгиваю на столешницу, держа свою кружку с кофе, словно та обладает магической силой. Бумаги слетели на пол, но никакого другого урона я не нанесла. Будучи единственным ребёнком Декстера, да ещё и девочкой при этом, я могу войти в зал с чем угодно.
Расслабившись, рассматриваю окружающих. Осколки боли ударяют по моей душе. Жизнь продолжается, словно ничего и не случилось. Замечаю, как тяжело тренируется Джаг — вы бы никогда и не подумали, что вчера он поднимал моего отца с пола больницы.
А потом я вижу Круза. Он отрабатывает удары кулаками на мешке. Мужчина приседает, но при этом верхняя часть его туловища двигается с небывалой ловкостью. Со своим огромным торсом и быстрыми движениями — он совершенно не вписывается в рамки привычного. Обрывки прошлой ночи вспыхивают в моей памяти. Он был понимающим и добрым, несмотря на то, что эмоции то разбивали меня в дребезги, то возвращали к режиму суки. И я уверена, что он уловил посыл чётко и ясно: я ненавижу бои.
Поставив кружку кофе рядом с собой на столешницу, прячу лицо в ладонях, вспоминая все другие глупости, которыми я решила с ним поделиться. Правда, Лейла? В самом деле?
Забравшись на столешницу с ногами, скрестив их, я вновь принимаюсь за свой кофе, вернувшись к разглядыванию спортзала. Мой взгляд частенько возвращается к Крузу, но никогда не останавливается на нём. В глубине моего мозга вспыхивают мысли о похоронах, но я отказываюсь сейчас думать об этом. Abuela всё ещё спала, когда я спустилась сюда, и, когда я поднимусь наверх, она уже проснётся, начав суетиться вокруг, разогревая для меня тамале. Отрицание. Отрицание. Отрицание.
К тому времени, как Papi непринуждённо присел рядом, моя задница уже порядком онемела. Понятия не имею, сколько я так просидела.
— Доброе утро, — проворчал он.
— Привет, старик, — похлопала я его по плечу.
— Во сколько ты вчера вернулась домой?
Пожимаю плечами, потому что, если честно, не имею ни единого грёбаного понятия.
— Ты?
— Не возвращался домой. Проснулся на матах с адским похмельем.
Я хихикнула.
— Подожди. Ты не вернулся домой?
— Это тоже дом.
— Кухня была вычищена.
Мужчина пожал плечами, разматывая бинт на своих кулаках.
— Ничего не знаю об этом. Где ты была?
— Круз забрал меня.
— Круз? — Он замер, глядя на меня.
— Я не хотела домой или убираться.
— Думаю, именно поэтому ты сейчас здесь внизу.
Киваю в ответ.
— Я понимаю, что у нас есть чем заняться, но я не готова.
Папа подошёл на шаг, опустив подбородок.
— Я люблю тебя, Лейла, — произнёс он на испанском.
— Я тоже люблю тебя, старик.
Обойдя стол, мужчина присел, собирая бумаги, которые я скинула. Он заворчал, показывая своё недовольство, но мне известно, что в душе он счастлив, что я здесь. Я всегда ненавидела спортзал, с самого детства связывая его с тем, что ему причиняли боль.
Расти с отцом, который живёт, чтобы сражаться — чертовски страшно.
Я не посетила ни одного его боя, ненавидя, когда папа возвращался домой в синяках и с распухшими глазами. Он был непобедимым, но имел склонность поддаваться, получая удары и ранения, прежде чем высвободить собственную жестокость на своих противников.
— Привет, — подняв взгляд, я увидела Круза. Весь потный, он стоял, уперев руки в бёдра.
— Привет.
Я опустила взгляд на свою опустевшую чашку с кофе.
— Как чувствуешь себя этим утром, чемпион?
— Мне лучше. Немного медлительна.
Позади раздался властный и низкий голос моего отца:
— Что за дерьмо, что ты вчера увёз мою малышку?
— Прости, Босс, я пытался помочь.
Все бойцы называют моего папу «Босс» — это было его имя ещё с первого дня на ринге. Босс был иконой в мире сражений, несмотря на то, что уже находился по ту сторону каната.
— Игнорируй его сварливую задницу, — отмахнулась я от отца.
— Ты уже ела?
Я покачала головой, чувствуя при этом головокружение. Мой желудок перевернулся — не уверена, что вообще смогу есть.
— Тебе нужно что-то, что впитало бы часть алкоголя.
— Погоди-ка, — папа обошёл стол. — Ты вчера увёз её, и напоил?
Я улыбнулась, наслаждаясь тем, как папа включил режим наседки, защищая меня. Некоторые вещи никогда не изменятся.
— И он забрал мою визитку девственницы на заднем сидении твоей машины, пап.
Круз побледнел. Огромный, словно зверь, мужчина раскачивался со стороны в сторону. Его нервозность так очевидна. Он с усилием прочищает горло, но терпит неудачу.
— Пап, — я схватила его за плечо. — Иисус, разберись со своими яйцами. Он отвёз меня в бар и вёл себя, как истинный джентльмен. Я не смогла пойти домой, и видеть кухню без аbuela. Именно по этой же причине ты сам вчера не вернулся.
— Так у тебя ещё есть эта визитка?
Теперь я покраснела от смущения, когда мои слова сыграли же против меня.
— Папа!
— Ну так?
— Круз не забирал никакую визитку. Он вёл себя как джентльмен.
— Прекрасно, — наконец заворчал он, отворачиваясь, отказавшись продолжить эту тему.
Ещё один неловкий момент, прежде чем Круз вновь нарушил тишину.
— Завтрак? — Спросил он, приподняв бровь.
— Конечно.
— Обожаю после тяжёлой утренней тренировки перекусить пончиками, — подмигнул мне мужчина, показывая свою игривую сторону.
— Боже, сядь за руль.
Прячу лицо в ладонях, вспомнив, как рассказывала ему о том, как потеряла девственность в магазине с пончиками, включая даже детали о размазанной на заднице пудре.
— Спасибо. Я не хотела идти домой, и начинать строить планы.
Круз откусил огромный кусок от пончика с шоколадной глазурью.
— Без проблем.
Я перемешиваю кофе, что стоит передо мной.
— Как ты справился с этим?
— Похороны?
Киваю.
— Я был в оцепенении. Много пил. На самом деле, из-за этого у меня возникло гораздо больше проблем, чем мне хотелось бы признать.
— Ага, думаю, той пьянки было более чем достаточно.
— Прошлой ночью ты была весьма забавной.
— После того, как выпью, я слишком много говорю и смеюсь.
— Это было мило.
Я сморщила нос.
— Не думаю, что хоть что-то во мне было милым, а не жалким.
— Мы очень похожи.
Схватив свой стакан с водой, он поднёс его к губам.
— Не думаю. Я ненавижу сражения, в то время как ты — боец.
— Меня воспитал отец.
— Без матери?
Он покачал головой, и в каждой черте его лица проглядывалась печаль.
— Не-а. Я результат односторонней любовной истории.
— Так ты тоже ненавидишь День матери? — Спрашиваю я.