Тот незнакомец притягивает меня к своей груди. Он не морщится от зловонного запаха, и не брюзжит, когда подымает меня. Мужчина убаюкивает меня у себя на груди, словно мать новорождённого. Его губы касаются моего лба в успокаивающем жесте.
‒ Мне так жаль.
Три слова обволакивают мою кожу. Его голос звучит тихо. В его тоне нет притворства.
Сидя за рулём машины моего отца, он следует за грузовиком Джага. Здесь пахнет папой. На консоли лежит полупустая пачка семечек — его нервная привычка.
Спустя несколько минут езды, я не выдерживаю.
— Я не хочу домой.
Мужчина бросает на меня странный взгляд.
— Она готовила для меня тамале. Я не хочу домой.
— Ладно, — кивает оппонент. — Зал?
— Нет.
— Хорошо, — спокойно отвечает он.
Теперь мы едем в тишине. В Ванкувере весна — сейчас достаточно тепло, но я дрожу от холода. Заметив это, мой оппонент включает печку и обогрев сидения. Я ценю его усилия, но не нахожу в себе сил, чтобы поблагодарить.
Он сворачивает к пивнушке на окраине города. Заглушив двигатель, мужчина, без каких-либо объяснений, выбирается из автомобиля. Я следую за ним — что ещё мне оставалось делать? Куда я ждала, что он отвезёт меня? Чувствую его огромную ладонь на своей спине, когда старая изношенная деревянная дверь открывается перед нами. Нас тут же окутывает отвратительный запах сигаретного дыма.
Это место неприметно. Никто меня здесь не узнаёт, за что я благодарна. Это так типично. Постоянные клиенты сидят в баре, спьяну рассказывая бармену о своих проблемах, в то время как несколько людей играют в бильярд, а остальные — сидят в тени.
Мы занимаем место в затемнённом углу. Прежде чем отправиться к бару, мой спутник убедился, что со мной всё в порядке. Желая отвлечься от происходящего, изучаю взглядом мужчину перед собой. Он определённо тяжеловес среди бойцов.
Высокий и подтянутый. У него длинные и очень сильные руки, что могли бы вывести противника из строя одним смертоносным ударом. И ноги… На сегодняшний день, это самые мощные ноги среди тех, что я когда-либо видела. Интересно, сколько противников он одолел? Могу поспорить, исходя из того, что оппонент облачён в чёрно-красные шорты — он приехал прямиком из спортзала. Незнакомец возвращается к нашему столику, а я всё продолжаю его рассматривать.
— Ненавижу бои.
Он смотрит на меня искоса.
— Ладно.
— Я действительно ненавижу бои. Ещё с детства. Мне никогда не нравилось видеть, как папа приходит домой израненным и избитым. Он и abuela — всё, что у меня есть.
Он кивнул.
— И да — бар? Серьёзно?
Войдя в раж, включив режим суки, я уже не могла остановиться. Такое поведение не характерно для меня. Но в этот момент я потеряла контроль над ситуацией.
Мужчина пожал плечами.
Если бы он не шепнул мне те слова в больнице, я бы подумала, что он немой.
— Если ты думаешь, что я выпью, а после заберусь на твои колени, как одна из ваших бойцовских шлюшек — ты ошибаешься.
Он рассмеялся. Ублюдок едва не надорвал живот, потешаясь надо мной. Официантка с большой грудью, которая чуть ли не вываливалась из выреза её топика, поставила на стол поднос со стопками, наполненными прозрачной жидкостью. Она почти коснулась своей грудью щеки моего спутника. Мужчина наклонился ближе ко мне, избегая контакта. Плюсик ему.
— Как она узнала наш заказ? — Спрашиваю, указав пальцем на стопки.
— Хм, я просто оставил его на баре.
Он расслабился на своём месте, закинув руку на спинку соседнего стула.
— Я напился той ночью, когда умер мой отец. Это не особо помогло, но чувствовал я себя лучше.
Потираю лицо ладонями.
— Мне жаль.
— Не стоит. Я понимаю.
Мужчина пожал плечами.
— Как давно?
— Около года.
— Сожалею о твоей потере.
Оппонент передал мне стопку, взяв вторую в свою руку.
— Твоё здоровье.
Мы оба выпиваем. Я не большой поклонник алкоголя, но, когда случается опрокинуть стопку — я всегда запиваю её солёным соком. Но сегодня все грёбаные предостережения исчезли.
Проглотив обжигавшую горло жидкость, протягиваю своему спутнику руку.
— Я Лейла.
Моя ладошка утопает в его огромной руке.
— Круз.
— Приятно познакомиться.
Пытаюсь как-то пожать его руку, но Халк…Ну, это Халк.
Мы опрокидываем ещё по одной стопке, прежде чем возобновить разговор. Я вздрагиваю каждый раз, выпивая новую порцию алкоголя, чувствуя, как в животе медленно разгорается пожар.
— Ты тренируешься с моим папой?
— Ага.
— Не нравится много говорить, ха?
— Бинго.
Мужчина приподымает брови.
— Идеально.
Хватаю со стола ещё одну стопку. Эта идёт легче. События разворачиваются слишком быстро — у меня кружится голова, а мысли словно подёрнуты дымкой.
Перед нами появился поднос с жаренной едой. Я благодарна за это, потому что опыта в выпивке у меня маловато. Схватив несколько луковых колечек с тарелки, я проверяю насколько они горячие, прежде чем откусить немного.
— Спасибо, — произношу, поднеся колечко ко рту.
— Без проблем.
— Ты мексиканец? — Выпаливаю я.
Это всё из-за потери abuela и алкоголя. В большей мере, из-за огромного количества выпивки.
— Пуэрториканец.
Судя по его тону, здесь таится нечто большее, потому я провоцирую его.
— О, пуэрториканец, — произношу, протягивая «р». — Не нравится, когда тебя называют мексиканцем, не так ли?
Его глубокий смех наполняет бар, заглушая лёгкую болтовню. Круз подаётся вперёд, опершись локтями на стол, глядя прямо на меня.
— Нет.
— Ну, я мексиканка. На самом деле, наполовину мексиканка, наполовину дворняга.
На этот раз он подавился пивом, которое потягивал в перерывах между тем, как опустошал со мной стопку.
— Дворняга?
— Ага. Понятия не имею, кем была моя мать, кроме как бессердечной сукой с огромными сиськами, соблазнившей моего отца.
— Вот как. Никогда раньше не встречал полу-мексиканку полу-дворнягу.
— Теперь встретил.
Подаюсь ниже к нему, не упуская тот момент, когда взгляд мужчины уж слишком надолго замирает на моём декольте.
Это единственное, что во мне было от матери — феноменальная грудь. Думаю, стоит поблагодарить её за это, благо всё остальное у меня от отца. Оливковая кожа, кудрявые тёмные волосы и тёмно-карие глаза — я мини-копия своего папы, не считая сисек, конечно.
— Твой отец — отличный парень. Я был не в лучшей форме, когда он взял меня к себе.
Боль всколыхнулась в моей душе. Не подобрать слов, чтобы объяснить, как потеря одного из двух людей, что стоят всего твоего мира, может уничтожить тебя. Потому я молчаливо беру ещё одну стопку, выпивая её до дна.
Круз не осуждает меня и не просит остановиться. Он расслабленно откинулся на спинку своего стула, попивая пиво. Вскоре бар начинает вращаться перед глазами, а с моих губ срывается хихиканье. Я изрядно набралась. Нет, я радушная болтливо-хихикающая дурочка.
Я всё продолжаю рассказывать о том, как потеряла девственность в магазине пончиков; о том, как впервые выкурила косяк, и о приемлемых размерах члена. Попивая своё пиво, Круз лишь улыбается, слушая мой бред, даже не думая перебивать.
Язык распух раза в два. Жажда раздирала горло. Я так хочу пить. Хочу плыть вниз по Ниагаре, осушая всю пресную воду. Стоило открыть глаза, как боль пронзила мою голову — жёстко и неумолимо. Боль. Жажда. Это всё так реально.
Вытаскиваю свою задницу из постели — я одета во всё тот же топ и короткие белые шорты, в которых прилетела вчера. От меня воняет. Мне больно душевно и физически. И жажда — она реальна. Я осушила два полных стакана воды, а после отправилась в туалет, чтобы облегчиться. Я пью всё больше и больше, словно каждый новый глоток — последний. Затем отправляюсь в душ.
Горячая вода приветствуется, и в перерыве между тем, пока я мою и кондиционирую волосы — высовываю язык, пытаясь проглотить немного воды.