Мамонтов вернулся к экскаватору и принялся для порядка стучать ключом по мотору, как вдруг с разных концов леса стали доноситься возбужденные голоса. А через минуту мимо пробежало несколько человек с криками:

– Поймали! Поймали его, гада!

Мужики, копавшиеся в карьере, побросали кирки и лопаты и стали карабкаться наверх.

– Чего ты тут возишься?! – кто-то пихнул Мамонтова в бок. – Дезертира поймали! Пошли смотреть, как его вешать будут!

Мамонтов бросил инструмент в кабину и поспешил вслед за остальными.

Дезертиром оказался длинный худой парень в старой матросской шинели и с грязными, слипшимися волосами. Сидел прямо на земле и затравленно зыркал по сторонам. Лицо у него было все в крови, но еще не распухло и не покрылось лиловыми синяками. Значит, побили его совсем недавно, только что.

Вокруг парня уже собралась целая толпа, человек сто. В основном тут были такие же бомжи, как и те, с которыми прибыл Мамонтов. Грязные, худые, с сизыми носами и белесыми от водки глазами. Существа, которых людьми можно было бы назвать, только обладая большим воображением.

Когда собрались все, на середину круга вышел Егор Петрович. Подошел к мальчишке, присел на корточки и, сочувственно заглянув в глаза, тихо спросил:

– Ну что, Илюшка, зачем убежал? Знал же, что далеко не уйдешь.

– Я в город хочу-у! – заныл парень, размазывая по физиономии кровь и сопли.

– В город? А зачем тебе в город? – Егор Петрович погладил его по голове. – Тебе разве тут не нравится? Ты посмотри, какой воздух, какая природа. Где ты такое в городе найдешь?

– Не нравится… – Илюшка немного успокоился.

– А почему не нравится? Тебя кто-то обидел? – Начальник окинул собравшихся грозным взглядом.

– Меня Тимофей бье-от! – опять заплакал Илюшка.

– Тимофе-ей? Это твой надзиратель? – Егор Петрович выпрямился. – Эй, Тимофей, ты где? А ну выходи сюда!

На середину круга вышел здоровенный татарин с большой черной бородой.

– Ты его бил? – строго спросил начальник.

– Бил, – зычным голосом ответил надзиратель.

– Да-а… – Егор Петрович покачал головой. – Кривое не может сделаться прямым. А скажи нам, Тимофей, за что ты его бил?

Илюшка смотрел на начальника с надеждой, совсем не понимая, что тот просто издевается над ним. Мамонтов огляделся вокруг и увидел, что все отводят глаза в сторону, стараясь не смотреть на то, что произойдет. Ему стало не по себе.

– Он у Вахромеева хлеб воровал. – Тимофей старался скрыть довольную улыбку.

– Воровал? – Егор Петрович опять покачал головой, как детсадовский воспитатель. – Ай-ай-ай. Илюшка, это правда, что Тимофей говорит? Ты на самом деле хлеб у Вахромеева воровал?

– Я больше так не буду! – Илюшка еще громче заплакал.

– Тимофей! – Егор Петрович опять повернулся к надзирателю. – А покажи нам, как ты его бил.

– Это запросто! – Тимофей расхохотался и изо всей силы стукнул мальчишку кулаком по роже. Тот только взмахнул руками, как тряпичная кукла, и кубарем покатился по земле.

– Вот так я его бил! – ревел надзиратель, глаза которого постепенно наливались кровью. – Вот так бил! И вот так!

Он избивал парня остервенело и жестоко, по-звериному, не обращая внимания на то, что тот даже не может сопротивляться. Илюшка только хрипел, истекая кровью и все косился на Егора Петровича ничего не понимающими глазами.

– А еще я его вот так бил! – продолжал реветь Тимофей. – И вот так… И так тоже бил!…

Начальник улыбался. Даже не улыбался, а скалился, как волк, который хочет показать свою силу. Бывает у человека такое животное состояние.

И вдруг Мамонтов заметил, что скалятся все. Смотрят не мигая и скалятся. И сам он тоже скалился, глядя на кровавое месиво, в которое быстро превращалось лицо Илюшки. И пожалел, что не улетел с вертолетом.

Тимофей уже раскраснелся и вспотел. Воздух со свистом вырывался из его прокуренных легких. А он продолжал бить коваными башмаками по голове лежащего на земле человека. Череп под кожей у Илюшки раскололся на мелкие кусочки…

– Вот так вот я его бил… – еле слышно пробормотал надзиратель и устало опустился на почерневшую от крови землю.

А люди продолжали смотреть, не в силах оторвать глаз от жуткого зрелища смерти.

– Ну вот, – наконец объявил Егор Петрович. – Ведь сколько раз я вам говорил: не бегайте, вам же хуже будет. Так ведь бегут и бегут, бегут и бегут. Ну вот чего он добился? Неделю бродил голодный, как волк, трех наших собак сожрал. А теперь вообще…

Неожиданно Мамонтов получил сильнейший удар в спину и полетел на землю, чуть не угодил прямо на труп.

– Ах ты, падла лупоглазая! – Заревел кто-то у него за спиной, и Гоша еле увернулся от просвистевшего над самым ухом башмака.

Это был Боря. Глаз его был красным от гнева, ноздри раздувались, как у норовистого скакуна. Вид убийства подействовал на него возбуждающе.

– Вы чего? – Гоша вскочил на ноги. – Чего я такого сделал?

– Я тебя поставил трактор чинить, падла! А ты где шлялся? Вернулся через десять минут, а его уже нет! – Боря медленно шел на Мамонтова, отбросив автомат. – Да я тебя с дерьмом смешаю, паскуду эдакую!

Бомжи и надзиратели, которые уже собрались было расходиться, замерли в ожидании новой крови.

– Да я просто… – попытался было что-то сказать Гоша, но в воздухе просвистел тугой кулак одноглазого и угодил в солнечное сплетение. Мамонтов опять оказался на земле. Но в следующую секунду вскочил на ноги.

В драке главное – попытаться как можно дольше устоять на ногах. Если упадешь, пиши пропало. И Гоша больше падать не собирался. В последние моменты уворачивался от ударов, стараясь не дать сдачи. Короткорукий Боря никак не мог достать его и от этого приходил в ярость.

– Да я тебя! Ты мне повертишься, сучонок! – ревел он, продолжая впустую махать кулаками.

В толпе раздались редкие смешки.

Это произошло совсем неожиданно, помимо Гошиной воли. Просто очень трудно бороться с инстинктами. А приемы рукопашного боя ему привили как раз на уровне инстинктов. И когда Боря всей своей тушей попер на него, он просто присел, выбросив вперед локоть. Надзиратель налетел на локоть зубами и, охнув от неожиданности, грохнулся на землю.