– Друг! Я тебя очень прошу! Грузины кинули, без хаты остался, без прописки. Два дня не жрал. Ты представляешь – два дня! – Грязный, вонючий мужик лупил себя кулаком в грудь, напирая на Мамонтова и проникновенно заглядывая ему в глаза. При этом от него так разило перегаром, что начинала кружиться голова. – Менты гоняют, падлы, последнее отобрали. Дай две тыщи на хлеб, если тебе не жалко!

Недалеко, у перрона, стояло еще трое таких же существ, распространяя ужасное зловоние, и напряженно смотрели на Мамонтова. Ждали, даст или не даст.

– А если хочешь, купи вот у меня золотое кольцо. – Мужик полез куда-то за пазуху. – Настоящее, с цирконием. Пятьсот восемьдесят шестая проба, это тебе не хрен собачий.

Кольцо было, естественно, не золотое. Обычная дешевая бижутерия из галантерейного ларька. Красная цена – три с полтиной.

– Купи, а?… – бродяга тыкал побрякушкой в грудь Гоши. – Всего за полтинник продам. Девушке своей подаришь. А хочешь, сам перепродашь. Штук за триста точно уйдет, а может, и больше.

Мимо сновали приезжие с тюками и чемоданами. И мужик, сосредоточив внимание на лохе, которому собирался втюхать лабуду, ухитрялся одновременно хищно зыркать по сторонам в надежде незаметно умыкнуть что-нибудь из багажа.

Мамонтов уже мысленно выстроил сложно-сочиненное предложение из самого отборного мата, чтобы высказать мужику свое отношение к нему и подобного рода сделкам, как вдруг за его спиной раздался истошный бабий вопль:

– Менты! Атас, менты!

Мужик мигом бросился наутек, но не успел одолеть и двадцати метров, как оказался на асфальте, сбитый с ног мощным ударом в спину.

– Суки, падлы! Рвань позорная, волчары! – ревел он, сплевывая на перрон кровавую жижу вперемешку с битыми зубами.

Менты не обращали на его крики никакого внимания. Быстро заломили руки за спину, защелкнули наручники и потащили к машине. Остальные бездомные успели отбежать на безопасное расстояние и теперь выкрикивали оттуда всякие непристойности, стараясь морально поддержать своего собрата.

Георгий уже закинул сумку на плечо и хотел идти к остановке такси, но тут до его уха донесся обрывок фразы, брошенной одним из ментов:

– …Еще двоих -и будет партия.

– Ну да, – возразил второй, заталкивая бродягу в машину, – у нас одни бабы и доходяги, много за них не дадут.

«Уазик» еще немного постоял, распугивая своим видом торговцев пивом и сигаретами, и умчался в неизвестную даль.

– Эй, ты! – крикнул Мамонтов маленькому небритому пьянчужке, который тут же вынырнул из-за ларька и принялся копаться в урне в поисках драгоценной стеклотары. – Поди сюда.

– Я?… – Старик огляделся по сторонам и медленно попятился.

– Ты, ты, не бойся. – Гоша полез в карман и достал бумажник. – Ну иди, чего вылупился.

Пьянчуга приблизился к нему на безопасное расстояние и остановился.

– На бутылку хочешь? – спросил Мамонтов, вынув из кошелька десять тысяч.

– На бутылку? – недоверчиво переспросил старик. – А с чего это ты такой щедрый? Сегодня что, праздник? Или я кого замочить должон? Я могу…

– Нет, не должон. – Гоша засмеялся. – Поговорить просто хочу. Можно с тобой поговорить?

– Про что? – Бомж подошел ближе. – Ты со мной просто поговоришь, а я за это червонец получу, так, что ли?

– Ну да. Что-то в этом роде.

Но дед все еще не решался подойти.

– Ладно. – Мамонтов пожал плечами и огляделся. – Кто хочет выпить?

– Вс-вс! Договорились! – Старик тут же подскочил к нему и заулыбался, заглядывая в глаза. – И про что будем разговаривать?

– Пойдем отсюда. – Гоша отвернулся, чтобы вдохнуть свежего воздуха. – Не здесь.

Они долго шагали по городу. Мамонтов то и дело останавливался перед ларьками, заглядывал в витрины, завязывал развязавшийся шнурок. Когда пришли в какой-то скверик, бомж вежливо поинтересовался:

– Ты что, шпион? Тайн государственных я, к сожалению, не знаю.

– Почему ты решил, что я шпион? – Гоша удивленно посмотрел на старика.

– Так ты ж все время «хвоста» фотографировал, петлял, как кролик на охоте. – Старик засмеялся, ощерив беззубый рот. – Я в сороковых в НКВД служил, мы это проходили. Или, может, ты бандюга? Так чего ж они тебя еще на бану не хапнули?

– Никакой я не бандюга. – Гоша ухмыльнулся и сел на лавку. – Просто шнурки хреновые, синтетические. Все время расплетаются.

– Молчу, молчу! – замахал старик руками. – Меня это не касается вообще. Че ты спросить хотел? Давай, спрашивай, а то я человек занятой.

– Скажи, – Мамонтов задумался, – давно ты на вокзале живешь?

– С прошлой зимы. – Старик достал из кармана замусоленный чинарик и закурил. – Раньше в доках проживал, но там теперь туго. Неплатежи.

– Какие неплатежи? – удивился Мамонтов.

– Известно какие. – Старик вздохнул. – Руководство порта судам не платит, те за рыбой и не ходят, стоят все на причале. Раньше в неделю по две-три плавбазы приходили, рыбы свежей навалом было. Сумки три наберешь – и на базар. А теперь если в месяц три корабля будет – уже праздник. Все перестройка. – По морщинистой щеке деда скользнула слеза. – Она, проклятая, жизнь всем попортила.

– Ну ладно, ладно. – Мамонтов хлопнул его по плечу. – Твое отношение к политике меня мало интересует. Ты лучше скажи, много вас там таких?

– Ой, мно-ого! – Дед махнул рукой. – И все время новые едут, и едут, и едут. И чего прутся? Как будто здесь коммунизм какой-то.

– Скажи, дед. – Георгий задумался. – А часто у вас бомжи пропадают? Ну так, чтобы есть человек – и нет уже. Бывает такое?

– Ну-у. – Дед поскреб черными ногтями щетину на шее. – Бывать-то оно бывает. В месяц человек по восемь-десять, не меньше. Вот Зубаря уже неделю не вижу, Эльвирка куда-то пропала, потом еще…

– А сейчас менты еще одного забрали. – Мамонтов попытался направить мыслительный процесс деда в нужное русло.

– Это Черепа-то? – оживился дед. – Так и поделом ему. Он у меня неделю назад булку с маком отобрал. Целая почти булка была, только раз всего надкусили. Говорил я ему – отольются кошке мышкины слезки.

– Нет, дед, ты не понял… – Мамонтов начал злиться. – Булка твоя мне до одного места. Ты мне лучше скажи, часто вас менты ловят? И что потом бывает, когда они вашего брата захомутают?