Гоша еле сдержался, чтобы коротким ударом пятки не вогнать надзирателю кадык в позвоночник.

– Ах ты… – Боря поднялся на ноги и выхватил из кармана большой охотничий нож. – Ну все, конец твой пришел.

Мамонтов огляделся. Все с интересом ждали, что же произойдет дальше. И только начальник лагеря еле заметно улыбался.

– На, сука! – Нож, сверкнув на солнце, просвистел прямо перед Гошиным носом.

Мамонтов отскочил в сторону и неожиданно, зачерпнув песку, запустил им прямо Боре в глаз. Пока тот вертел головой, ударом ноги вышиб нож.

– Давай его! Вали! – взревели бомжи, радостно захлопав в ладоши.

Справиться с надзирателем не составило для Мамонтова большого труда. Он просто с разворота саданул ему ногой в челюсть, и Боря, сверкнув башмаками, кубарем полетел в кусты под всеобщее ликование.

А Мамонтов схватил валявшийся на земле нож и кошкой прыгнул на грудь надзирателю. Все мигом смолкли, и в воздухе повисла томительная тишина. Мамонтов только слышал, как зло сопит под ним надзиратель, косясь полным ненависти глазом на острие кинжала.

Гоша оглянулся и встретился взглядом с Егором Петровичем. Тот смотрел на него так спокойно, будто Мамонтов собирается зарезать курицу, а не его помощника.

– Ну, чего остановился? – тихо спросил начальник. – Добей его. Если не добьешь, он тебя точно в живых не оставит.

Гоша не шевелился. Чувствовал, что мышцы руки, сжимавшей нож, просто свело судорогой, так хотелось вогнать этот нож в лихорадочно дергающийся кадык.

– Ну убей его, убей, я разрешаю. – Егор Петрович улыбнулся. – Тебе ничего не будет, это просто закон природы.

– Убей! – заревела толпа. – Прикончи кривого! Заколи его, как кабана!

Гоша посмотрел на Борю. И увидел, что тот плачет. Как побитый мальчишка. Он плюнул ему в рожу, отпустил его и встал.

– Не буду, – тихо сказал он и медленно побрел прочь, все еще сжимая нож в руке.

– Струсил, – вздохнул начальник. – Кривое не может сделаться прямым.

– Зато я буду! – Боря резко вскочил, схватил с земли автомат и передернул затвор.

Но очередь ушла в небо, подняв с деревьев стаю перепуганных ворон. Потому что Мамонтов успел отпрыгнуть в сторону, на лету метнув нож, который короткой молнией вонзился прямо надзирателю в глаз.