Закрыть на все это глаза Максим тоже не мог. Как бы сделать вид, что он ни о чем не знает, что все в порядке вещей и это рядовое нападение — было бы по меньшей мере глупо, они не должны были допустить еще убийств, еще нападений. Новиков сейчас выглядел по меньшей мере не очень хорошо — темные круги под глазами, уставший — еще бы, он всю ночь просидел в больнице, карауля под дверью реанимации, веря, что Гончарова может его слышать, чувствовать, что он больше никогда не отпустит ее, и чтобы она ни в коем случае его не оставляла здесь одного. Ее состояние было стабильно тяжелым, а утром его сменила Татьяна Львовна в дежурстве, и ему просто пришлось уехать. Тем более, сейчас были достаточно важные дела.
Они собрались дома у Максима, и причем, некоторые были удивлены количеством человек — из их компании были только Руслан и Ксюша, но помимо них на диване в гостиной также сидели Даша — подруга убитой Нади, и, что удивительно, Витя. Он приехал на несколько дней — забрать оставшиеся вещи и, честно сказать, выглядел просто паршиво. Светлые волосы и без того, казалось, поседели, судя по красным глазам молодой человек не гнушался выпить и не мало теперь, но сейчас он был полон решимости, в отличие от всей своей остальной жизни. Но он тоже страшно хотел отомстить, и Максим имел смелость предположить, что Виктора это только взбодрит хоть как-то, выведет из депрессивного состояния и расстройства, может, после их мести и поимки, он сможет идти дальше, хотя сам Макс в этом сомневался. Все-таки месть — это не то, что может залечить любые раны. Она может подарить временное удовлетворение, но не более того — человек ведь никогда не забудет причиненную ему боль. Она может притупится, немного ослабнуть, но никогда не исчезнет.
Новиков сегодня крайне гостеприимный, пусть и уставший. Он наливает им кофе, вручает каждому по кружке, потому что прекрасно понимает, что разговор будет долгим и может затянуться на неопределенное количество времени, ведь им сегодня нужно все обдумать и все решить. Тем более, такие серьезные вопросы, когда вы являетесь едва ли не вершителями человеческих судеб.
— Это либо Алекс, либо Давид. — без предисловий выдает Новиков, присев на подлокотник кресла, напротив Вити и Даши, и нервно уставился на Руслана и Ксюшу.
Костомаров сидел, словно его вообще пыльным мешком только что огрели. Стоило вообще задать ему логичный вопрос — видит ли он хоть что-то дальше своего носа, но ответ был бы очевиден. Тем более, в последнее время голову ему вскружила любовь, так что на остальное он практически не обращал внимания — для него существовала только Ксюша. Он уже написал несколько ее портретов, которые бережно хранились у него дома. Вот только сама девушка в последнее время отдалилась, была несколько холодной, но парня это не смущало. Руслан был практически уверен в том, что это из-за страха перед маньяком, поэтому он всячески стремился оберегать ее — по-прежнему провожал домой, каждое утро отвозил в школу и вообще сопровождал ее везде, где только девушке было надо. В магазины, на секции — куда угодно, если она, конечно, его предупреждала.
— А почему Леры нет? — удивленно оглядывается Ксюша, на самом деле недоумевая. — Где Яна? И с чего ты взял, что это Давид или Алекс?
К горлу подступил ком. Она сейчас вообще мало что понимала, сидя перед Новиковым и нервно облизывая губы. Ксения очень надеялась на то, что парень все им объяснит, разложит по полочкам, потому что пока не было ясно ничего. К сожалению, было слишком много вопросов и никаких ответов.
— На Яну напали ночью. — хрипло отвечает Максим, прикрыв на секунду глаза, потому что даже говорить об этом было невероятно тяжело. — Она вышла в магазин и… Но перед этим, сегодня днем, она написала Давиду и Лексу по записке о том, что она знает, что это они. Кто-то из них. Вечером на нее напали и… И я связываю эти события. Это не могло быть просто совпадением. Я думаю, вы меня понимаете, что таких совпадений просто не бывает.
Голос на последнем слове буквально срывается, и Новиков легко скатывается с подлокотника на диван, прикрывая глаза и пытаясь собраться с мыслями. Он был уверен в том, что ребятам тоже тяжело — осознавать, что такую боль практически каждому здесь причинил их близкий друг, товарищ, одногруппник, было так сложно, и совсем не хотелось в это верить. Но другого выбора не было — реальность жестока, и им придется это принять. И обязательно наказать виновного. Возможно, не обойдется и без самосуда.
— А Леры нет, потому что она Лагранжу любое алиби сделает, какое надо. А если что, то еще и предупредит его обо всем. Я ей не верю. — тихо произносит Максим, пристально посмотрев на Ксюшу, надеясь, что он удовлетворил ее своим ответом. Он все понимал — они подруги, хорошие подруги, но сейчас они не могут так рисковать. Если это Давид — Макс уже пообещал себе, что он лично извиниться и перед Валерией, и перед Александром. Для него всегда что один парень, что второй были некими темными лошадками, в большинстве своем они общались друг с другом. Несмотря на такую длительную дружбу, у каждого было слишком много подводных камней, и не всегда хотелось их вскрывать.
— Но мне кажется, что это Давид. — с уверенностью говорит Макс, тяжело вздохнув. — Он очень странно реагировал, когда к нему подошла Даша. Да и вообще, в последнее время он стал очень скрытный — постоянно куда-то пропадает, до него не дозвонишься, дома его периодически нет.
— Поддерживаю. — выступает Дарья, кивнув. — Слишком уж много агрессии от него в последнее время. Я с вами не общаюсь близко, но даже я это заметила… И Максим, мне действительно очень, очень жалко Яночку.
Она опускает глаза. Раньше она относилась к ним всем постольку поскольку. Эта компания казалась ей наглой, порой неуравновешенной, получающей свои оценки и место в университете исключительно за счет денег и известных, влиятельных родителей. Они казались ей просто фарфоровыми куклами. Красивыми, но фальшивыми. А сейчас же девушка увидела их с другой стороны — как Максим переживает за свою Яну, хотя о них ходило просто неимоверное множество гадких слухов; как Руслан сейчас крепко сжимает руку Ксюши, явно волнуясь за нее; как Витя и вовсе после смерти Наташи просто существует. Они не были куклами, они были живыми, настоящими, и сейчас девушка ощущала это так ярко, что ей хотелось перед ними всеми извиниться просто за свои мысли. Но сейчас было не место и не время. А у них, может быть, когда-нибудь получится подружиться.
— Это не Давид. — тихо сказала Ксюша, опустив голову, и, мягко погладив Руслана по руке, выпустила ее из своего захвата.
— Откуда ты знаешь? — недоуменно нахмурился Максим, скрестив руки на груди. — Я ему вчера звонил, он не брал трубку весь вечер или недоступен был. Так что не понимаю, как ты вообще можешь быть в этом уверена.
— Я была с ним. — внезапно отрезает Орлова и тут же жалеет о своих словах.
Темноволосая искренне не понимала, что ее вынудило вообще сказать это при всех, сказать это при Руслане. Наверное, это было какое-то чувство справедливости и необходимость помочь Давиду, ее природная доброта. Что-то ей подсказывает, что если бы сейчас она не сказала правду, все это повесили именно бы на несчастного Месхи. А ведь и агрессия в сторону ребят, и его пропадания, и сбрасывания звонков — все из-за нее. Ксюша ведь видела, как Давид переживал из-за нее, из-за того, что она не с ним, постоянно нервничал и злился. А теперь… А теперь она просто обязана отплатить ему за это. Пусть и ценой собственной любви к Костомарову. Вообще непонятно, с чего вдруг в ней сейчас проснулась такая жертвенность, такой желание помочь адыгейцу, ведь с каждым днем в ней все сильнее укреплялось понимание того, что любит она Руслана. Но пути назад уже не было. Сказанное назад не возьмешь.
Ксения жалеет об этом в тот же момент, когда видит изумленно уставившиеся на нее зеленые глаза Руслана, в котором сейчас целый спектр эмоций. Во-первых, это непонимание, во-вторых — надежда на то, что она брякнула это просто так, а в-третьих, разочарование. И вот это сейчас было для нее самым страшным — она очень боялась последствий, и вот сейчас, именно в этот момент она ощущала, насколько же она идиотка. Как она вообще могла повестись на Месхи, как могла предать этот чудесного парня, который смотрит сейчас на нее с таким разочарованием.