472

По большевистским данным их было мобилизовано 7000.

473

По словам Подвойского (доклад военной организации на июльском съезде большевиков), главную роль в пропаганде сыграли «200 товарищей из Кронштадта, которые рассыпались по казармам…. и в значительной степени сумели поколебать то недоверие к большевикам, которое появилось в полках».

474

См. Милюков. «История революции» (вып. I).

475

Очевидно, Люберс, который, судя по воспоминаниям Скоропись-Жолтуховского, был главным вдохновителем украинской акции.

476

По словам Корсака, Ермоленко свое «украинство» в плену проявлял лишь тем, что ставил в лагере театральные малороссийские сцены.

477

Надо ли подчеркивать, что это показание я излагаю по выдержкам, приведенным у большевистских исследователей.

478

Например, то Ермоленко показывает, что, кроме Жолтуховского и Ленина, имена других лиц, работающих в пользу Германии, ему не были названы (припомним вывод, который из этого делал Покровский), а то оказывается, что Ермоленко сообщил имена и адреса лиц, с которыми стокгольмский агент имел связи в России…

479

Степанковский, секретарь швейцарского украинского бюро, возглавляемого гр. Тышкевичем, был арестован контрразведкой на границе. Он находился в заключении в Петербургских «Крестах» одновременно с Раскольниковым и другими кронштадскими большевиками. По воспоминаниям Раскольникова в камере Степанковский «восторженно отзывался» о Скоропись-Жолтуховском». Показания носят другой характер. Они частично были опубликованы еще в 17 г. – на них ссылается быв. нач. петербургского ген. – штаба Ю.Д. Романовский в своей брошюре «Украинский сепаратизм и Германия» (Токио, 1920 г.).

480

3000 в лагере значились «курсистами», сочувствующими пропаганде; 5000 были «противниками и подвергались суровому режиму; остальные числились в «преклонниках», сохранивших нейтралитет.

481

Большой цены им нет, так как «ловкость» в данном случае оказалась чрезмерной. Вот, например, образец «дословных» цитат Троцкого. Он повторяет слова Керенского: «в апреле явился в Ставку к ген. Алексееву украинский офицер по имени Ярмоленко» «Не мешает тут же отметить, – прибавляет полемист, – что Керенский не умеет быть точным даже тогда, где он даже не заинтересован в неточности. Фамилия того мелкого плута, которого он выводит на сцену, не Ярмоленко, а Ермоленко». В «Совр. Записках» в статье Керенского напечатано: «в апреле месяце в Ставку Верховн. Глав, ген. Алексеева явился «бежавший из плена» офицер украинский Ермоленко». Поистине удивителен такой дикий прием полемического наскока.

482

Деникин излагает дело несколько по-иному: «все представления верховного командования, рисующие невыносимое положение армии перед лицом такого грандиозного предательства, не только оставались безрезультатными, но не вызвали ни разу ответа». Таким молчанием Деникин и объясняет решение обратиться к экспертизе Бурцева и предоставление ему для использования полученного материала.

483

Эту терминологию впервые употребил Ленин, за ним повторил «меньшевик» Суханов в своей работе.

484

Воспоминания его в значительной своей части предварительно были напечатаны в «Посл. Нов.».

485

Переверзев предупредил Никитина, как рассказывает последний, что правительству известно, что в Германии имеются клише для русских десятирублевых кредитных билетов. Они были изготовлены еще до войны, но в свое время министерство финансов обратило внимание, что на отпечатанных в Германии кредитных билетах две последние цифры серии оказались слегка подчеркнутыми. Следовало ожидать, что такие десятирублевки будут двинуты в Россию. У некоторых солдат, и особенно у матросов, арестованных после июльского восстания, – утверждает Никитин, – находились такие десятирублевки немецкого происхождения. Протоколы комиссии прокурорского надзора, через который проходили арестованные, по словам Никитина, «зарегистрировали эти найденные немецкие деньги». Во всяком случае никаких упоминаний или намеков на эти деньги нет пока в многочисленных протоколах допросов, опубликованных в «Красном Архиве». Я слышал и другую версию: Временное Правительство в силу недостатка денежных знаков само пустило в оборот десятирублевки с подчеркнутыми цифрами. Однако, Переверзев обращал внимание на то, что отобранные десятирублевки отличались однообразием порядковых номеров. Никитин находит подтверждение своих слов у Троцкого, который в ответ на обвинения, выдвинутые против большевиков, говорил, что арестованных просто грабили под предлогом, что найденные деньги были отпечатаны в Германии. Троцкий («Моя жизнь») под «немецкими» деньгами, конечно, подразумевал другое – деньги, полученные от «немецких» агентов.

486

Сообщение это столь важно, что оно требует особой точности. В интервью, данном сотруднику «Возрождения» Любимову, Переверзев как бы подтверждает сообщение: «при помощи нашего тайного агента, состоявшего в то время в комитете большевиков (его имя и теперь не считаю возможным огласить), удалось установить, что Ленин сносится с Парвусом нарочным». На мой запрос Переверзев, однако, этого не подтвердил.

487

Надо иметь в виду, что содержание писем Никитин передает по памяти. Переверзев в своем «интервью» значительно сузил рамки и говорит лишь про одно письмо, в котором находились выражения: «присылайте материалы» и «будьте архиосторожны в сношениях».

488

Припомним, что формально Ленин уклонялся от всех встреч, за исключением якобы встреч с левыми шведскими социалистами.

489

Шперберга, по словам тогдашних газет, изобличали и в связях с Колышко.

490

Дипломатическая переписка, сохранившаяся в архивах Временного Правительства, говорит о том, что ведомство Терещенко пыталось создать свою самостоятельную «контрразведку» в Стокгольме с целью «обнаружения путей и средств, коими пользуются немцы для пропагандирования в России идей об окончании войны» (Сообщение Терещенко Ону 6 июня).

491

Так ли это было в действительности, проверить нет возможности. Надо сказать, что архив Департамента Полиции, по-видимому, совершенно не был использован при расследовании дела о большевиках в 17 году. При министерстве юстиции работала особая комиссия, отбиравшая соответствующие дела для Чрез. Следственной Комиссии под председательством Муравьева. Она выясняла состав секретной политической агентуры, но все это для того только, чтобы определить состав преступлений старой власти. Когда Бурцев при допросе 1 апреля попытался коснуться вопроса о немецкой шпионаже, председатель с откровенностью сказал, что «шпион» интересен Комиссии лишь тогда, когда он высоко гнездится». Поэтому Муравьев так усиленно допрашивал ген. Иванова о «корнях шпионажа германского». Большевики естественно не принадлежали к этим привилегированным сферам (намек можно найти лишь в беглых замечаниях Белецкого о раскрытии шпионской организации в Швеции, связанной с именем фон Люциуса). Равным образом и заграничная Комиссия Сватикова, как видно из его доклада, дошедшего до Правительства в октябре, очень много говорила о подозрительных действиях «правых» в смысле «германского шпионажа», и решительно ничего о большевиках (доклад этот напечатан в 20-й книге «Красного Архива»). Пожалуй, столь же показательна и судьба случайно всплывшего летом 17 года одного документа из архива разгромленного Департамента Полиции, касающегося австрийской пропаганды на Украине. «Объемистое дело» Департамента было доставлено в издательство «Сила Земли», которое финансировалось Союзом частных банков. Представителем банков состоял б. военный министр Гучков. Он, по словам С. Сумского («Арх. Гр. Войны», вып. 2), отказал в ассигновке за «ненужностью этого издания», между тем именно Гучков, как было указано, придавал роли немецкой агентуры в революции преувеличенные размеры. Документы, очевидно, не были сообщены и тем, кто официально расследовали украинскую линию в деле пр. Ермоленко.

492

Конечно, под влиянием разных причин люди часто морально опускаются. Но должен сказать, более отвратную фигуру, чем Козловский, мне редко приходилось встречать в своей жизни. Я столкнулся с Козловским уже в ЧК, когда он допрашивал меня в 18 г. в качестве представителя комиссариата юстиции, контролирующего деятельность Ч.К. За время пятилетнего своего пребывания в советской России мне пришлось иметь дело со многими видными чекистами – последовательно в разные годы меня допрашивали Скрыпник, Петерс, Дзержинский, Кедров, Фельдман, Менжинский, Агранов, Ягода и гл. прокурор Крыленко. Более гадливое чувство, чем то, которое я испытывал от «беседы» с хихикавшим петербургским адвокатом, пытавшимся обращаться ко мне со словами: «тов. Мельгунов» – трудно себе представить.