Саша вскинул брови и ничего не ответил.

— Ну, твою же мать! — рявкнула я, доставая свою половинку.

Кошка, как и полагалось этой живности, оказалась в Перехлестье вместе с нами. Арес чесал её за ухом, задумчиво оглядываясь по сторонам. Я скрестила руки на груди и затопала ногой.

— Ну и…? Дальше что?

Арес опустил кошку на землю. Мы стояли посреди небольшого палисадника. У ног покачивались в такт неощутимому ветру маленькие голубые цветочки с капельками росы на лепестках. Стоял туман. Дальше оградки палисадника светлела выбеленная стена дома. За строением не было ничего. Кошка села и принялась умываться.

— Шедеврально, — вздохнула я.

— Помолчи.

Я развела руками.

Кошка внезапно замерла — прямо с лапой за ухом и прикушенным язычком. Застыла — зрачки расширились, дрогнули усы. Медленно она опустила лапу, припала к земле и по- пластунски потрусила к дому. Мы на цыпочках пошли за ней. Кошка остановилась у распахнутого окна, прижалась к земле, повиляла задом, и, расправившись резко, как пружина, запрыгнула на подоконник. Лёгкая, кружевная занавеска поднялась и скрыла кошку от нас. Арес достал меч и указал клинком на дверь. Я сняла с плеча лук. Мы поднялись на крыльцо, осторожно прошли в предбанник. В углу стоял какой-то цилиндрический прибор с трубами, чуть поодаль, на коврике, была наброшена гора обуви. У маленького окошка притулился резной, очень древний буфет.

Внезапно тишину Перехлестья прорезал детский плач. Мы оба вздрогнули. Плакал младенец. Его обрывистое "уа" эхом разносилось по пустому дому. Арес двинулся вперёд, а я следом. Мы прошли прихожую с маленьким столиком и висящей на стене огромной, черно-белой фотографией мужчины в форме и фуражке и оказались в комнатке с колыбелью напротив окна. Полог был откинут, а ребёнок лежал на полу. Совсем маленький, в распашонке и подгузнике, он морщил личико и разевал беззубый ротик в обиженном крике. Кошка лежала рядом и обнюхивала лысую макушку младенца. Меня как будто что-то толкнуло вперёд. Я убрала лук, взяла ребенка на руки и принялась, чуть покачивая малыша, кружить по комнате. Арес отступил в сторону и прижался к стене, стараясь мне не мешать. Младенец поначалу похныкивал и слабо возился.

— Шшш, — шептала я, едва слышно. — Шшш…

Кошка громко урчала. Что-то завораживающее было в нашей общей "песне". Ребенок почмокал губами и затих. По ровному дыханию я поняла, что он заснул.

Я осторожно положила его в колыбель. Он резко вскинул ручки, но не проснулся. Я протянула руку, желая тронуть младенца за щечку, но он тихо, едва слышно, вздохнул и исчез. Улыбнувшись, я обернулась.

— Кажется, это была девочка. Она…

Я осеклась на полуслове. Арес, сняв шлем, тоскливо смотрел на меня.

— Что? — от этого взгляда мне стало тошно.

Напарник покачал головой.

— Ну… Ээээ…, - я потеряла мысль. — Она смогла проснуться.

— Ты уверена?

— Да. И Поль…, - это я тоже теперь поняла. — Он тоже очнулся.

Арес протянул мне половинку Камня.

— Идём домой.

Кошка вернулась вместе с нами. Мы втроем ещё постояли в подворотне.

— Я заберу её домой, — выдал Сашка.

— Повезло, — я вздохнула. — Мне животных заводить нельзя.

— Да мне, вроде, тоже.

— Ну, если выселят, приходи. Найду тебе комнату.

— Так с кошкой же нельзя.

Я улыбнулась и подмигнула.

— А мы никому не скажем.

***

— Завтра выступление, а вы слов не знаете! О чем вы думаете вообще?! — орала завуч на весь актовый зал.

"Актёры", понурив головы и смущённо оправляя костюмы, мялись на сцене. Виновата в отповеди была Настя — с её импровизацией "Вечера" получались смешнее, но осовременивание языка классика завучу, учителю русского и литературы, совсем не нравилось. Я и Ящик с несколькими одноклассниками, помогающими в постановке, сидели в зале и тихо хихикали.

Зинаида Матвеевна обернулась.

— Еще один звук — и я вас выгоню.

Мы с Ящиком были в костюмах — генеральная репетиция, так сказать. Поэтому свято верили, что нас трогать не будут, и мы досмотрим представление до конца. Я показала Насте большой палец. Та из-за спины показала средний.

— Ань, можно вопрос? — Ящик заелозил рядом. После инцидента с неудавшейся дракой он поначалу игнорировал меня, а когда я валялась дома, принялся названивать и просить прощения за своё поведение. Я, конечно, приняла извинения, но теперь общалась с Ящиком дозировано.

— Валяй.

— Ты с репетитором заниматься будешь?

Я вскинула брови и озадаченно посмотрела на одноклассника.

— По английскому, думаю, после Нового года, а с историей у меня все хорошо.

— Ты же на "Международные отношения" идёшь? В местный?

— Ну… Да. А что?

— Да отец говорит, что мне тоже на МО идти надо, только в Москву ехать.

Я пожала плечами. Сидевшие в зале разразились громким хохотом — кто-то из актёров снова ляпнул чушь.

— Так, — завуч поднялась и медленно обернулась. — Вон отсюда все.

— Аня, Ярик, костюмы в класс занесите! — крикнула Лиза, высунувшись из-за кулис. — Там открыто.

Я помахала Насте и заторопилась, но Ящик нагнал меня в коридоре.

— Ты злишься до сих пор?

Я, не глянув на собеседника, кивнула.

— Я же извинился.

— Тебе не передо мной извиняться надо.

— А перед кем? — спесиво поинтересовался Ящик. — Перед этим бомжом?

Я закатила глаза.

— Та же песня. Тот факт, что у твоих родителей бабла попой жуй, тебя лучше других не делает.

— Офигеть, — он схватил меня за руку и остановился. Я резко развернулась.

— Пусти.

— Ты на него запала, что ли?

Я ничего не ответила и, нахмурившись, попыталась выдернуть руку.

— Отпусти, я тебе сказала.

— На этого нищеброда с матерью-проституткой? Серьёзно?

— За языком следи. Руку отпусти мою.

Ящик резко притянул меня к себе и зашипел.

— Вот до чего скатилась, Львова. Я тебе глаза открою на этого беспородного. Он Лизку вчера до дома провожал, облапал её во всех местах. А ты ему нафиг не сдалась.

Я замахнулась свободной рукой и влепила Ящику пощечину. Он резко ослабил хватку, и я отскочила в сторону.

— Ты не человек, Фролов, — процедила я. — Ты — навозная куча. Жаль, поздно заметила.

— А ты — тряпка половая, Львова, — зло отозвался он, потирая щеку.

Отвратные из нас вышли Дед Мороз и Снегурочка.

Бросив костюм в кабинете, я накинула куртку и дала деру из школы. По дороге до переулка скинула Сашке сообщение, что иду. К моему удивлению, когда я добралась до нашей подворотни, он уже ждал меня там.

— Ну что, опять меситься будем? — я расправила плечи. По правде сказать, бои со Спрутом хоть и утомляли жутко, но… вполне меня устраивали. Никогда ещё я не чувствовала себя настолько сильной, ловкой и крутой. Я могла все. А боль и лёгкое недомогание в реальности… Так мы же бессмертны, можно и потерпеть.

Сашка, пожав плечами, протянул мне половинку Камня.

В этот раз Спрут в Перехлестье не появился. Мы словили только одинокого духа.

— Может, мы его всё-таки убили? — спросила я, подбирая стрелу и возвращая её в колчан. Стрелы тут у меня не кончались, я называла это "эффектом Леголаса", но от греха подальше собирала те использованные, которые могла найти.

— Поживем — увидим.

— Свяжемся с Ключником? Расскажем ему про спрута… И я еще хочу спросить, почему я чувствую, что… люди просыпаются.

— Я позвоню ему.

Мы шли по каменистому берегу зелёного ручья. Вода бежала по камням без единого всплеска. Вдоль ручья тянулся лиственный лес, ветер трогал листья, но и они молчали. Тишина, как всегда, действовала на нервы.

— Как кошка? — спросила я.

— Ест и гадит. Но мать её полюбила, — Арес покрутил головой, разминая шею. — Здесь все равно никого нет. Вернёмся домой.

— Мы тут всего ничего ходим. Торопишься куда-то? — конечно, как я могла не спросить.