Ира занялась Мэвом и отключилась от общего разговора. Пёс поел, они вдвоем прошлись по закусочной, посидели у стойки. И все это время Ира ловила на себе тяжелый взгляд режиссёра.

Её начало трясти. Подведя Мэва к столу, она протянула поводок Сергею и, не глядя на собеседников актера, тихо сказала ему на ухо.

— Я отойду, ненадолго.

Он было дернулся ей вслед, но в итоге ограничился только кивком.

Ира как назло не взяла с собой успокоительного и, понадеявшись на себя, не выпила ничего утром. Теперь её трясло, удары сердца отдавались в ушах. Приступ паники темнил сознание, как грозовая туча — ясный день. Но Ира не могла подвести Сергея.

Зайдя в туалет, она глянула на себя в зеркало. Ей было холодно, а щёки горели. Глаза блестели, как в бреду — зелёные, слишком яркие, вызывающие. Ира сморгнула и открыла воду. Умылась раз, другой. Попыталась вздохнуть — с трудом, но удалось.

И тут позади открылась дверь, и в туалет проскользнул, оправляя клетчатую жилетку поверх белой рубашки, долговязый режиссёр Ррябь.

— Ирина, я прошу прощения, — заговорил он, не сводя с неё глаз. — Вас долго нет. Я подумал…

Она замерла.

Она не взяла баллончик.

Зато она сможет уложить его на кафельный пол. Если справиться с одеревенением во всех конечностях.

— Ирина, у вас яркая, запоминающаяся внешность, — он подходил все ближе. — Я могу помочь вам найти свой путь.

— Куда? — пролепетала она.

— На сцену, разумеется. В кино. Негоже такой женщине возиться с собачьим дерьмом.

— Я не…

— Это женский туалет, — раздался позади режиссера недовольный сиплый голос. — Вы двери перепутали?

Ррябь отошёл в сторону, пропуская вперед маленькую круглую женщину с той-терьером в сумке. Женщина опустила на нос очки в оправе, залепленной стразами, и злобно уставилась на него.

— Чего застыл, вожжа? Мне пинками тебя выпроводить?

— Не за чем хамить, я ухожу, — с оскорблённым видом процедил режиссёр. — Ирина, я дам вам время подумать.

Когда он вышел, женщина обернулась.

— Даже не думай, дурочка. Беги от этого урода, куда подальше. Ишь, наглый какой.

Собачка в тон хозяйке возмущённо тявкнула. Ира кивнула, поправила кофту и, глубоко вздохнув, вышла в коридор. Режиссёр уже ушел в зал, и Ире тоже надо было возвращаться. Всю дорогу она убеждала себя, что могла бы дать ему сдачи, полезь он к ней, но почему-то никак не могла себе поверить.

Мэв дёрнул к ней. Сергей обернулся.

— Что-то ты долго. Все в норме?

— Да, — беззвучно ответила она, садясь за стол.

Не зная, куда деться, Ира схватила брошенную ею же у тарелки с салатом салфетку и принялась её комкать. К счастью, обед продлился недолго.

Сергей то ли ей не поверил, то ли что-то почувствовал, но повел разговор к завершению. Шилов явно был недоволен поведением клиента, но Сергей был категоричен и путей к отступлению не оставил. Когда они с режиссёром поднялись и протянули друг другу руки, Ирина воспользовалась моментом и, наскоро попрощавшись, до неприличия быстро зашагала к выходу. Мэв скакал за ней.

У машины Сергей догнал их.

— И что это было? — сухо спросил он, открывая Мэву дверь.

— О чем вы?

— О ваших переглядках с Константином.

А она даже не запомнила его имени.

— Ничего не было.

— Ну да. Конечно.

Он сел, буквально рухнув на сидение, раздраженно выдернул из-под себя полы пиджака.

— А это что?

Ира вздрогнула и растерянно посмотрела на него.

Сергей возвел глаза к потолку и пояснил:

— В руке твоей.

Она сглотнула и разжала пальцы. На ладони лежала скомканная салфетка.

Сергей неожиданно резко схватил комок и, развернув его, показал Ире какие-то цифры, нацарапанные на тонкой бумаге карандашом.

— Его номер? Чего он от тебя хочет? — и тут же даванул на газ так, что пикап дернуло.

— Предложил сниматься, — Ира взяла салфетку и принялась рвать её на мелкие кусочки прямо себе на колени. — Это глупость.

— Ага. Глупость! Как же! — Сергей злился. — Ррябь, знаешь ли, известный любитель лезть между ног молодым и красивым. А залезет — мало не покажется. У него, как слухи ходят, целая комната с плетками, наручниками и цепями. Так что, если надумаешь, будь готова терпеть.

Сергей продолжал говорить, но курок был спущен. И пуля попала в цель. Ира одной рукой вцепилась в ручку двери, другой схватилась за горло.

Вспышками пришли воспоминания.

— Теперь она ваша. Пусть покричит. А я скажу, что вам для этого сделать.

— Андрей, что происходит? — она растеряна и испугана. Ей кажется, что это сон. Ещё мгновение назад её обнимал и нежно прижимал к себе любимый, а теперь он отступает в сторону, пропуская к широкой кровати троих мужчин, на которых нет ничего, кроме масок каких-то чудовищ.

— Андрей!!! — собственный крик застывает в ушах, когда один ловит её за щиколотки и тянет к краю кровати, а второй накручивает ремень на ладонь.

Страшный сон. Всего лишь кошмар.

Всего лишь её прошлое.

— Ира!

Его голос раздается откуда-то из темноты. Голос, на который хочется идти. Но она не пойдёт. Потому что никому нельзя верить.

— Ира! Господи… Ира!

Она вздохнула глубоко, до боли в груди, и открыла глаза перед настоящим. Небо, бессмертно синее, гордо недосягаемое, качалось над ней.

— Скорую надо, — заметил кто-то. — Очень бледная.

— Ира…

Её держал Сергей. Она полулежала на тротуаре, а вокруг толпились люди. Мэв лизал ей ладонь.

— Ира, ты меня слышишь?

Резко поднявшись, она вырвалась из объятий актера и подалась ко псу. Мэв тут же принял стойку, словно хотел защитить свою няньку от всего мира. И, возможно, даже от собственного хозяина.

— Все хорошо, — Ира не приняла руки Сергея, но и не отшатнулась. Встала на ноги, не глядя на окруживших их людей, поправила кофточку и забралась в мигающую аварийками машину, на заднее сидение. Мэв мигом прыгнул к ней.

— Такая молодая, и уже серьезно болеет, — донесся до неё сокрушенный вздох.

— Всем спасибо, — Сергей захлопнул за ней дверь, обежав машину, подождал, пока поредеет несущийся на встречу поток автомобилей, и запрыгнул на водительское.

— Фух, — он ладонями протер лицо. — Как ты меня напугала. Побледнела, застонала ни с того, ни с сего. Хотел сразу в больницу, да испугался, что не довезу. Ещё Мэв стал выть…

— Извините, — у неё немного кружилась голова, но в остальном она чувствовала себя вполне сносно. — Я не думала, что… Что сейчас…

— Понимаю, — Сергей вырулил на дорогу, нагло вклинился в поток. — Не эпилепсия же?

— Нет. Это нервное.

— Ничего себе. Может, заедем, воды купим или лекарств?

— Не надо, — Ира обняла Мэва. — Поедемте домой.

— Да, конечно. К тебе?

— К вам. Простите меня.

— За что?

— Испортила вашу деловую встречу, — она отвернулась к окну.

— Фу, глупость какая. Ты меня прости. Полез со своими нравоучениями, — он замялся. — Ира… Слушай… Я… Могу чем-нибудь тебе помочь?

— Нет. Это пройдёт. Когда-нибудь.

А, может, и никогда. Воспоминания не уйдут, боль не забудется.

Она беспомощна.

Она не сможет защитить себя.

Слабая.

Никчемная.

Ничтожная.

— Ирина, ты плачешь?

— Нет, — она зажмурилась. — Все хорошо.

Её лживое заклинание, её отмашка от чужого участия.

Все хорошо. Все… невозможно.

Ира крепко прижалась к Мэву и не видела, с какой тоской и болью смотрел на неё через зеркало заднего вида Сергей.

Он тоже чувствовал себя беспомощным.

Он тоже решил, что все искренне хорошее для него невозможно.

Сергей сел в машину, бросил на сидение бумаги с текстом, искоса посмотрел на них. Среди печатных строк кое-где мелькали написанные от руки пометки — Лазоревый работал по старинке, расставлял галочки, подчеркивал фразы. Никогда ничего не присылал на электронку. Никогда не отправлял текст с курьером. Приезжай, почитай, забирай. Муторно. А толку никакого. Но что с гения возьмёшь, особенно, непризнанного.