Происхождение взглядов Лютера на реальное присутствие Христа можно проследить на примере его отношения к, на первый взгляд, незначительным событиям, происшедшим в 1509 г. В ноябре этого года в небольшой голландской библиотеке состоялось обновление кадров, что вызвало необходимость инвентаризации фондов. Эта работа была поручена Корнелию Хоену, который обнаружил, что библиотека содержит значительное собрание сочинений известного гуманиста Весселя Ганфорта (ок. 1420-1489). Одно из них было озаглавлено «О таинстве Евхаристии». Хотя Ганфорт, по существу, не отрицал доктрину пресуществления, он разработал идею о духовном союзе Христа и верующего. Хоен, явно увлеченный этой идеей, переработал ее в радикальную критику доктрины пресуществления, которую он оформил в виду письма. Представляется, что около 1521 г. это письмо достигло Лютера (хотя доказательства не являются абсолютно убедительными). К 1523 г. письмо достигло Цюриха, где оно было прочтено Цвингли.

В этом письме Хоен предлагал слово «est» в словах Христа «hoc est Corpus Meum» — «… сие есть Тело Мое» не переводить дословно как «есть» или «идентично с», а передавать словом significat, т. е. «обозначает». Например, когда Христос говорит: «Я семь хлеб жизни» (Ин. 6: 48), то совершенно ясно, что Он не отождествляет Себя с конкретной буханкой хлеба или хлебом вообще. Слово «семь» здесь следует понимать в метафорическом или небуквальном смысле. Ветхозаветные пророки могли действительно предсказывать, что Христос «станет плотью («incarnatus»)», однако это должно было произойти один и только один раз. «У пророков и апостолов нигде не сказано, что Христос, так сказать, будет превращаться в хлеб каждый день, благодаря действиям любого священника, совершающего мессу».

Хоен разработал целый ряд идей, которые впоследствии заняли свое место в евхаристическом учении Цвингли. Здесь можно указать на две из них. Первая представляет собой идею о Евхаристии как обручальном кольце, которое жених одевает невесте для подтверждения своей любви к ней. Мысль о том, что она является залогом Божьего обетования, проходит через все сочинения Цвингли по данному вопросу.

«Господь наш Иисус Христос, Который много раз обещал простить грехи Своего народа и укрепить их души посредством Последней Трапезы, добавил к этому обещанию залог, который должен служить напоминанием, если со стороны людей возникнут какие-либо сомнения. Во многом это схоже с женихом, который, желая уверить невесту в своей любви (если она в этом сомневается), дает ей кольцо, объявляя: «Возьми это, я отдаю себя тебе». Она же, принимая это кольцо, верит, что он принадлежит ей, отвращает свое сердце от всех других возлюбленных и, желая угодить своему мужу, прилепляется к нему одному».

Цвингли употребляет образ кольца как залога любви неоднократно, и представляется вполне вероятным, что именно Хоен вложил этот мощный образ в его сознание». Вторая идея, выдвинутая Хоеном, заключалась в воспоминании о Христе в Его отсутствии. Обращая внимание на то, что за словами Христа «… сие есть Тело Мое» непосредственно следует «… сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22. 19), Хоен утверждает, что вторая фраза ясно указывает на воспоминание о «человеке, который отсутствует (по крайней мере, физически)».

В то время как Лютер совершенно не проявлял энтузиазма по отношению к этим идеям, реакция Цвингли была гораздо позитивнее. К ноябрю — декабрю того же года он стал всячески проповедовать идею Хоена. Летом 1525 г. в дискуссию включился известный своей ученостью Еколампадиус из Базеля. В изданной им книге он утверждал, что писатели патриотического периода ничего не знали ни о пресуществлении, ни о взглядах Лютера на реальное присутствие, но были склонны придерживаться взгляда, который все больше ассоциировался с идеями Цвингли.

Цвингли утверждал, что в Писании употреблено множество речевых оборотов. Так, слово «есть» в одном месте может означать «абсолютно идентично с», в другом — «представляет» или «обозначает». Например, в своем трактате «О Трапезе Господней» (1526 г.), он писал:

«По всей Библии мы находим обороты речи, которые по-гречески называются тропами, т. е. чем-то метафорическим, которое следует понимать в другом смысле. Например, в пятнадцатой главе Евангелия от Иоанна Христос говорит: «Я есмь истинная виноградная лоза». Это означает, что Христос похож на виноградную лозу по отношению к нам, которые поддерживаются и растут в Нем как ветви растут на лозе… Аналогичным образом в первой главе того же Евангелия мы читает: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира». Первая часть этого предложения является тропом, потому что Христос не является агнцем в буквальном смысле этого слова».

После несколько утомительного исследования текста за текстом Цвингли приходит к выводу о том, что «в Писании имеются бесчисленные примеры, когда слово «есть» следует понимать как «обозначает». Поэтому следует решить вопрос о том, «следует ли слова Христа, «… сие есть Тело Мое» (Мф. 26. 26) также понимать метафорические, как троп. Стало достаточно очевидным, что в этом контексте слово «есть» нельзя понимать дословно. Следовательно, его нужно трактовать метафорически. В словах «… сие есть Тело Мое» слово «сие» означает хлеб, а слово «Тело» означает Тело, которое принесено в жертву за нас. Поэтому слово «есть» нельзя понимать дословно, поскольку хлеб не является телом».

Этот вопрос был разработан в 1527 г. Еколам Падиусом, который утверждал, что, «имея дело со знамениями, таинствами, картинами, притчами и интерпретациями, следует понимать слова фигурально, а не дословно». Лютер бурно отреагировал на такие предложения в своем трактате «Что эти слова Христа — «… сие есть Тело Мое«будут твердо стоять против фанатиков», написанном в 1527 г.

Цвингли здесь интересуют взаимоотношения между знаком и предметом, который он означает. Он использует это разграничение для утверждения, что хлеб не может быть Телом Христовым.

«Таинство выражается знаком посредством священного предмета. Когда я говорю «таинство Тела Господнего», я имею в виду тот хлеб, который символизирует Тело Христа, который умер ради нас… Однако реальным Телом Христа является Тело, которое восседает одесную Бога, таинством этого Тела является хлеб, а таинством Его Крови является вино, которое мы принимаем с благодарением. Знак и то, что он означает, не могут быть одним и тем же. Поэтому таинство Тела Христова не может быть самим этим Телом».

Еще один аргумент, использованный Цвингли против взглядов Лютера о реальном присутствии, касается местонахождения Христа. Для Лютера Христос присутствует в Евхаристии. Все, кто получают во время службы хлеб и вино, получают Христа. Цвингли, однако, указывает, что как Писание, так и Символ Веры утверждают, что Христос «воссел одесную Отца». Цвингли не имеет ни малейшего представления о том, где это может быть, и не тратит времени на умосозерцания по этому поводу. Для него важно другое: где бы не находился Христос, Он не присутствует на Евхаристии. Он не может находиться в двух местах одновременно. Лютер утверждает, что фраза «одесную Бога» является на самом деле метафорическим выражением, которое не следует понимать буквально. На самом деле она означает «сфера влияния Бога» или «правление Бога». Выражение «Христос восел одесную Отца» не означает, что Христос находится в определенном месте в стратосфере, но лишь то, что Христос присутствует везде, где правит Бог. И вновь центральным в дискуссии о реальном присутствии стал вопрос о том, какие места Писания следует понимать метафорически, а какие — дословно.

То же самое можно сказать и о представлении о «питании Христом», образе с интересной историей применения в Христианской Церкви, традиционно связанном с доктриной пресуществления. Поскольку хлеб является Телом Христовым, можно сказать, что, принимая хлеб, верующие питаются Христом. Цвингли настаивал на том, что этот библейский образ следовало понимать образно, как надежду на Бога через Христа. Это совершенно ясно написано в его «Изложении веры» (1531 г.), трактате, посвященном французскому королю Франциску I: