Лютер писал о том же, определяя таинства как «обещания, которые снабжены знаками». Интересно отметить, что Лютер использовал термин «залог (Pfand)» для подчеркивания гарантийного характера евхаристии. Хлеб и вино уверяют нас в реальности Божественного обещания прощения, упрощая для нас его принятие, а после принятия — его сохранение.
«Для того, чтобы мы могли быть уверены в этом обещании Христовом и надеялись на него без всяких сомнений, Он дал нам драгоценнейшую печать и залог — Его истинное Тело и Кровь, даваемые под видом хлеба и вина. Они являются теми же, с помощью которых Он получил для нас дар и обещание этого драгоценного и милостивого сокровища, жертвуя Своей жизнью, чтобы мы могли получить и принять обещанную благодать»
Таким образом, хлеб и вино, используемые в евхаристии, мессы одновременно напоминают нам, с одной стороны, о реальности и цене благодати Божией, а, с другой, — о нашем отклике в вере на эту благодать.
Таким образом, Божественные обещания являются реальными и дорогими. Смерть Христа является символом надежности и огромной цены благодати Божией. Лютер развивает эту мысль, используя идею о «завете», понятом как «последняя воля и завещание». Она доведена до логического завершения в его работе «Вавилонское пленение христианской Церкви», на писаной в 1520 г.
«Завещание является обещанием, сделанным кем-либо, находящимся при смерти, в котором определено наследство и назначены наследники. Таким образом, завещание предусматривает, во-первых, смерть завещателя, а во — вторых, обещание наследия и назначение наследников… Все это мы ясно видим в словах Христа. Христос свидетельствует о Своей смерти словами «… сие есть Тело Мое, которое за вас предается»; «сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается» (Лк. 22. 19-20). Он определяет наследие, когда говорит: «… во оставление грехов» (Мф. 26. 28). И Он назначает наследников, когда говорит «за вас» (Лк. 22. 20) и «за многих» (Мф. 26. 28), т. е. за тех, кто принимает и верит обещанию Завещателя. [1]
По мнению Лютера, завет включает обещание, которое входит в силу лишь после смерти того, кто сделал это обещание. Таким образом, евхаристия содержит в себе три жизненно важных пункта:
1) она подтверждает обещания благодати и прощения;
2) она определяет тех, кому эти обещания сделаны;
3) она объявляет о смерти Того, Кто эти обещания сделал.
Таким образом, месса провозглашает, что обещания благодати и прощения уже вступили в силу. Она является «обещанием прощения грехов, сделанного нам Богом, и это обещание подтверждено смертью Сына Божьего». Провозглашая о смерти Христа, сообщество веры подтверждает, что драгоценные обещания прощения и вечной жизни уже вступили в силу для тех, у кого есть вера. Лютер писал об этом:
«Таким образом, вы видите, что то, что мы называем мессой, является обещанием прощения грехов, сделанным нам Богом, и это обещание подтверждено смертью Сына Божьего. Единственной разницей между обещанием и завещанием является то, что завещание требует смерти того, кто его делает… Бог составил завещание. Поэтому оно требует Его смерти. Но Бог не может умереть, не став человеком. Поэтому воплощение и смерть Христа заключены в одном слове — «завет».
Как было отмечено выше, основной функцией таинств является уверение верующих в том, что они действительно являются Телом Христовым и наследниками Царствия Божьего. Лютер тщательно рассматривает этот вопрос в трактате «Благословенное таинство Святого и Истинного Тела Христова», написанном в 1519 г., в котором он подчеркивает психологическое заверение, даваемое верующим:
«Поэтому получение этого таинства хлеба и вина является ничем иным, как получением надежного знака причастия и союза с Христом и всеми святыми. Оно похоже на то, как гражданин получает знак, документ или какой-либо другой символ, подтверждающий, что он действительно является гражданином какоголибо города или членом какой-либо общины… В этом таинстве Сам Бог дает человеку надежный знак того, что он или она присоединены ко Христу и святым и страдания и смерть Христа принадлежат также и им».
Этот акцент на таинствах как знаках принадлежности к христианской общине более характерен для Цвингли, чем для Лютера (см. стр. 170-172); тем не менее, вышеизложенное является существенным элементом взглядов зрения Лютера по данному вопросу.
Как же могли такие простые и обыденные вещи, как вода, хлеб и вино приобрести такое значение для христианской жизни? Не является ли это неоправданным впадением в некую естественную религию или даже материализм? Ведь основное значение в христианстве придается отвлечению нашего внимания от материальных предметов и направлению его на нечто гораздо более существенное — Самого Бога. Зачем же тратить время на материальные предметы, когда в нашем распоряжении есть Слово Божие? Лютер решает эти вопросы следующим образом.
«В таинствах мы не видим ничего чудесного: просто обычная вода, хлеб, вино и слова проповедника. В этом нет ничего захватывающего. Однако, мы должны научиться распознавать ту славную тайну, которая спрятана за этими презренными вещами. Тоже самое следует сказать и о Христе в Его воплощении. Мы видим хрупкого, слабого и смертного человека — однако Он является ни чем иным, как Величием Самого Бога. Таким же образом и Бог обращается к нам, используя эти простые и презренные материалы.»
Мы уже затронули вопрос о взглядах Лютера на таинства; теперь следует остановиться на них подробнее.
Лютер о таинствах
В своем реформационном трактате «Вавилонское пленение Церкви», написанном в 1520 г., Лютер предпринял атаку на католическое понимание таинств. Пользуясь последними достижениями гуманистической филологии, он утверждал, что использование Вульгатой термина «sacramentum» («таинство») было в большинстве случаев не оправдано греческим текстом. Там, где Римско-Католическая Церковь признавала семь таинств, Лютер сначала признавал три (крещение, евхаристия, покаяние), а немного спустя — всего два (крещение и евхаристия). Переход от одного взгляда к другому можно проследить в самом «Вавилонском пленении». Мы сделаем небольшую паузу, чтобы исследовать эту перемену и выявить ее основания. (Совершенно случайно Генрих VIII Английский по своей просьбе получил от папы титул «Fidei Defensor» («Защитник веры») благодаря антилютеранской работе «Assertio septum sacramentorum» («Я утверждаю, что существуют семь таинств»). Этот титул, который до сих пор сохранился на британских монетах в виде аббревиатуры «F. D. «, представляет собой ответ на взгляды Лютера, изложенные им в «Вавилонском пленении Церкви»).
Работа начинается с утверждения принципа, который нарушает средневековый консенсус относительно таинств:
«Я отрицаю, что существуют семь таинств, и придерживаюсь убеждения, что их всего три: крещение, покаяние и хлебопреломление. Все три находились в унизительном плену у римских властей, и Церковь была лишена всей своей свободы… «
Однако к концу работы Лютер пришел к мысли о большой важности видимого физического знака. Это существенное изменение в его взглядах отмечено следующим утверждением:
«Все же представляется правильным признавать таинствами лишь те обещания Божий, которые подкреплены знаком. Остальные, которые не связаны со знаками, являются лишь обещаниями. Поэтому, строго говоря, в Церкви Божией существуют лишь два таинства — крещение и хлебопреломление. Лишь в этих двух мы находим Богоустановленный знак об обещании прощения грехов».
Таким образом, по мнению Лютера, покаяние перестало быть таинством, потому что двумя существенными характеристиками таинства являются Слово Божие и внешний сакраментальный знак (такой, как вода в крещении и хлеб и вино в евхаристии). Поэтому единственными истинными таинствами новозаветной Церкви являются крещение и евхаристия: покаяние, не имеющее внешнего знака, не могло более рассматриваться как таинство.