Я еду в особняк моих родителей, совершенно не заботясь о превышении скорости. Когда добираюсь туда, то сижу у ворот, а мое сердце колотится как сумасшедшее.
С силой зажмуриваюсь и потираю лоб. Какого черта я здесь делаю?
— Мистер Кенсингтон? — Голос исходит от громкоговорителя, прикрепленного к воротам. Один из охранников. Он может видеть мою машину на камерах.
Я опускаю стекло.
— Это Пирс.
— Простите, сэр, но вас не пропустят на территорию. Мистер Кенсингтон приказал…
— Да, я знаю, я просто разворачивался. — Я быстро отъезжаю, затем несусь по улице и сворачиваю по главной дороге, идущей в город.
Какого черта я намеревался сделать? Я же не могу убить своего отца. Это неправильно. И я знаю это, но, тем не менее, почти так и сделал. Чисто инстинктивно. Меня охватила безудержная ярость, я даже не успел здраво обо всем подумать. Что это говорит обо мне? Что я превращаюсь в него? Я готов убить, даже не задумавшись?
Мне необходимо остановиться. Я не мой отец, и не стану им. Нельзя допустить, чтобы его действия диктовали мои. Он знал, что делает, рассказывая Рэйчел. Он знал, что это меня спровоцирует, и, может быть, он думал, что я приду за ним. Может, он этого хотел. Может быть, он хотел посмотреть, как далеко сможет подтолкнуть меня, прежде чем я перейду границу и сделаю что-то ужасное.
Я не покупаюсь на его приманку. Я в бешенстве по поводу того, что он сделал, но я решу все по-другому. И найду способ исправить нанесенный им ущерб.
Я еду, пока не добираюсь до стрельбища. Всегда приезжаю сюда на тренировку, но не последние несколько недель, у меня не было времени. Но сейчас все иначе. Я чувствую, что мне необходимо во что–то пострелять.
Около часа, многократно стреляя в цель, я воображаю, что она - мой отец. И это прекрасно. Я никогда в своей жизни не стрелял с большим удовольствием.
Когда я ухожу, то чувствую себя более спокойным, но до сих пор не знаю, что мне делать с Рэйчел. Я не могу приехать к ней, пока у меня не будет четкого плана. Я должен выяснить, что ей сказать.
Еду в офис Джека, но, когда там узнаю, что он дома, направляюсь туда, и подъезжая, то понимаю, что забыл позвонить и предупредить о моем приезде.
— Ты зачастил, Пирс, — сердится он, открывая дверь. — У меня есть своя жизнь, знаешь ли.
Час дня, а Джек в халате.
Я прохожу внутрь.
— Да, я прошу прощения, но ситуация чрезвычайная.
— Тебе же лучше, если кто–то умер, потому что я был…
— Джек, тащи свою задницу сюда и развяжи меня, — сверху доносится голос Марты.
Он горестно вздыхает.
— Ты выбрал ужасно неподходящее время, Пирс.
— Прости, я не знал, что ты и Марта ...
— Жди здесь. — Джек поднимается обратно по лестнице.
— Джек, ты идешь? — Марта снова кричит.
— Да, но этот идиот, Пирс, здесь, — кричит он ей в ответ.
Неловкая и раздражительная ситуация. Для меня, не для Джека. Его ничто не смущает. Середина рабочего дня, разве он не должен быть в офисе?
Пять минут спустя он появляется в костюме и галстуке и проходит мимо меня. Я просто следую за ним, как всегда, в его потайную комнату.
— На будущее, я регулярно планирую приятный обед, — говорит Эллит, наливая себе выпить. — И лучше меня не беспокоить в это время. — Садится напротив меня. — Так что, черт возьми, у тебя за чрезвычайная ситуация? Ты получил новое задание?
— Нет. Мой отец пришел к Рэйчел и сказал, что я лгал ей.
Джек поспешно наклоняется вперед, почти разливая напиток, зажатый пальцами.
— Он рассказал ей о «Дюнамис»?
— Нет. Он рассказал ей кое-что другое. Например, что мы с тобой друзья.
— А она что, не знала?
— После того, как ты наведался в ее квартиру той ночью, я сказал ей, что провел расследование и обнаружил, что ты просто богатый старик с причудами, и знал ее по приюту.
— Все верно. Так в чем проблема? — за пару глотков Джек выпивает свой напиток.
— Я действовал так, будто не знал тебя. Но это не имеет значения. Дело в том, она знает, что я несколько раз солгал ей. Она ушла от меня, сказав, что ей нужно подумать о том, что делать дальше.
— Ты думаешь, она подаст на развод?
— Я не знаю, но я не могу этого допустить. Я люблю ее, Джек, и не смогу жить без нее.
— А как насчет Рэйчел? — Он откидывается назад, положив ноги на стул рядом с собой. — Она сильно любит тебя, чтобы простить?
— Да, по крайней мере, я думаю, что так и есть. У нее огромное сердце. Она так часто прощала меня… Может даже слишком много.
— Значит, она не должна прощать твою лживую задницу?
— Да. — Я умолкаю, не желая признавать это вслух.
— Что случилось, Пирс?
— Может быть, лучше, если она не простит меня, может быть, если бы она не… она была бы в безопасности, я беспокоюсь о ней, Джек, я так сильно беспокоюсь, что они могут сделать. — Я вздохнул и встал со стула. — Черт возьми, что я сделал? Почему я вовлек ее во все это?
— Потому что думал сердцем, а не головой. — Он снова наливает себе выпить. — Сядь.
Я сажусь обратно в кресло, пряча лицо в руках.
— Я не знаю, что делать. Я не хочу ее терять, но я также не хочу подвергать ее опасности. Я думал, что смогу защитить ее, но что, если не смогу?
— Наш мир – дерьмо, Пирс. Красивая молодая женщина, как она? Да все равно в опасности, независимо от того, с тобой или нет.
— Это другое: они могут что-то спланировать, и я даже не знаю, что именно.
— Если ты разведешься с ней, они все равно не оставят ее в покое.
— Почему? — Я с недоверием смотрю на него. — Зачем?
Он равнодушно пожимает плечами.
— Если они решат, что ты рассказал ей о «Дюнамис» или о чем-то, связанном с организацией, ее убьют. И поверь мне, это будет намного легче сделать, если она не замужем за тобой. Если Рэйчел не твоя жена, она никто. От таких людей избавиться раз плюнуть. Так что, как странно ни звучит, ей может быть безопаснее с тобой, чем без тебя.
Я об этом не думал, но, возможно, Джек прав.
— Что ты собираешься делать, Пирс?
— Я хочу рассказать ей правду. Мне надоело лгать, я хочу, чтобы Рэйчел все знала обо мне.
— Ну, это не вариант, какие еще у тебя есть идеи?
— Мне нужно что-то ей сказать. Я не могу придумывать оправдания каждый раз, когда должен что-то сделать для группы. Мы вместе всего лишь несколько месяцев, а я уже исчерпал все варианты для лжи.
Джек встает и возвращается в бар, чтобы снова пополнить свой стакан.
— Джек, почему ты хочешь помочь мне с Рэйчел? Ты знал, что наши отношения под запретом, и все же ты продолжаешь меня поддерживать.
— Потому что я устал от того, что они играются с жизнями людей. Как я уже говорил, они нами владеют. У нас нет права выбора. Есть гребанные деньги, но для чего? Чтобы отказываться от жизни? Свободы? В угоду нескольким придуркам, думающим, что они должны править миром?
— Какое это имеет отношение к Рэйчел?
Он снова садится, глядя прямо мне в глаза.
— У тебя была отстойная жизнь, Пирс. Другие могут жаловаться на свое детство, заявив, что им не разрешали делать то или это, но их проблемы ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе. Твой отец - чудовище. Я видел, как он годами над тобой издевался. Даже когда ты был совсем маленьким мальчиком, Холтон уже распланировал твою чертову жизнь. Он как–то наказал тебя за то, что ты был просто ребенком. Я помню, однажды, будучи у вас дома, тебе было, может, четыре или пять, ты забыл снять свою обувь после прихода с улицы. Ты нанес грязь на плитку, а он заорал так, будто ты дом спалил, не меньше. Обозвал тебя глупым, бесполезным, и почти ... — Джек сглатывает и откашливается. — Давай просто остановимся на том, что после этого инцидента меня никогда больше не приглашали в дом Кенсингтонов.
— Потому что ты что-то ему сказал?
Он хихикает.
— Я сделал больше - я его ударил. Он был так потрясен, что даже не ответил. Просто выставил меня из дома и не приглашал к себе до тех пор, пока не был вынужден устроить вечеринку «Дюнамис». Я уверен, некоторые осудят меня за вмешательство, но я не мог поступить иначе. Я совершил много плохих поступков в своей жизни, но никогда не причинил бы вреда ребенку или не сказал бы ему того, что ляпнул твой папаша. И не мог просто стоять и смотреть, как твой отец над тобой издевается.