Я смеюсь.

— Мне кажется, ты нашел себе нового друга.

— Мой новый друг не отпускает мою ногу.

Я наклоняюсь к мальчику. Он выглядит смутно знакомым.

— Где твоя мама?

— Прямо здесь. — Я слышу голос позади меня. — Извини.

Оборачиваюсь, не веря своим глаза.

— Лиза! — Обнимаю ее, но только частично, потому что она держит ребенка.

— Рэйчел, я и не знала, что ты в городе.

— Да, приехала на День благодарения. Еще один малыш? — Я немного откидываю край одеяла, чтобы увидеть лицо младенца.

— Да, нам три недели, и зовут нас Сэм, а с Натаном ты уже знакома. — Она смотрит на него. — Натан, отпусти этого мужчину.

Я смеюсь, потому что Пирс замер, как статуя, боясь двигаться вместе с Натаном, все еще крепко держащимся за его ногу.

— Я отвлеку его. — Приседаю, чтобы быть на одном уровне с мальчиком. — Привет, Натан. В прошлый раз, когда я тебя видела, ты даже не ходил еще, а теперь выглядишь таким большим и взрослым. Я почти тебя не узнала. Сколько тебе лет?

Он отпускает ногу Пирса и показывает мне два пальца.

— Два года?

Мальчик кивает.

Я развожу руки в стороны.

— Могу я тебя обнять?

Он кивает, и я обнимаю его. Малыш такой милый, одетый в крошечные джинсы и красный пиджак.

— Она всегда замечательно ладила с детьми, — я слышу, как Лиза обращается к Пирсу.

Натан не отпускает меня, поэтому я поднимаюсь, все еще держа его на руках.

— Он очарователен, Лиза.

— Не всегда. — Смеется она. — Но в данный момент, да. — Смотрит с интересом на Пирса. — Вы знакомы? Или ты просто спасаешь невиновного незнакомца от моего сына?

Я улыбаюсь.

— Знакомы. Это Пирс, и мы помолвлены.

— Это здорово! Поздравляю! Когда свадьба?

— В марте.

Пирс протягивает руку Лизе.

— Приятно познакомиться.

— Мне тоже. И снова я прошу прощения за Натана.

— Все в порядке, у него столько сил, что может быть, он когда-нибудь станет известным футболистом.

— Да, возможно. — Она улыбается мне. — Рэйчел, я должна уложить этих двоих чертят спать, но было приятно тебя увидеть.

— Да, мы обязательно встретимся в следующий раз, когда я буду в городе. — Я опускаю Натана вниз. — Пока, Натан.

Мальчик кивает мне, когда они уходят, а затем машет Пирсу.

— Он такой милый. — Я беру Пирса за руку. Его мышцы все еще напряжены. — Ты в порядке? Ты казался немного напуганным.

— Я просто не привык к детям.

Когда мы выходим из аптеки, я все думаю о словах Пирса. Я сказала ему, что у меня не может быть детей, но что, если бы я могла родить? Он бы тоже их хотел? Еще одно, что нам предстоит обсудить. Потому что я хочу детей больше всего на свете. Даже если бы у меня был только один ребенок, я была бы безгранично счастлива.

ПИРС

Наблюдение за Рэйчел с маленьким мальчиком напомнило мне, насколько сильно она хочет когда-нибудь стать матерью. Если у нее не будет собственного ребенка, она захочет его усыновить, а я не смогу этого принять. Любой ребенок, который у меня может быть, должен быть моим по крови. Часть родословной Кенсингтона. Еще одно правило нашего тайного общества. Членство передается через сыновей, но эти самые сыновья не могут быть приемными. То же самое касательно дочерей, они не могут стать полноправными членами организации, но вступают в браки с другими участниками. Усыновленный ребенок будет рассматриваться как аутсайдер, поэтому усыновление не вариант.

— Ты идешь? — интересуется Рэйчел, открывая дверь в бар.

— Да, извини, я немного задумался.

Мы заходим внутрь, и нас оглушает кантри-музыка, перекрывая разговоры собравшихся тут людей. По помещению расставлены небольшие круглые столы с табуретами и несколько стоек вдоль стен, но все места заняты, поэтому я не уверен, где мы будем сидеть. Место заполнено женщинами в коротких юбках и ковбойских сапогах, а мужчины все поголовно в ковбойских шляпах. Я не знал, что в Индиане ковбойский стиль настолько востребован, но, возможно, они одеты так только здесь, потому что это деревенский бар.

Я чувствую себя здесь неуместно. Единственные бары, которые я когда-либо посещал, — очень элитные, эксклюзивные, в некоторые из них даже требуется приглашение. И во всех очень строгий дресс-код.

Рэйчел берет меня за руку, переплетая наши пальцы.

— Мы сначала выпьем, или ты хочешь потанцевать?

Потанцевать? Я оглядываюсь и вижу маленький танцпол в дальнем углу бара. Люди что-то там делают, выстроившись в одну линию, и повторяя друг за другом странные движения.

Единственный танец, который я когда-либо танцевал, — это бальные, в основном вальс, и то только тогда, когда меня заставляли. Не люблю танцевать. И я определенно не хочу делать то, что делают остальные на танцполе. Кажется, они хорошо проводят время, но это, вероятно, потому, что они пьяны.

— Я не танцую. — Говорю это достаточно громко, чтобы Рэйчел могла меня услышать.

— Пойдем, это весело, я покажу тебе. — Я позволил ей перетащить меня туда, но уж точно не собираюсь участвовать в этом танце.

— Рэйчел, мне действительно не хочется танцевать, — настаиваю я, останавливаясь рядом с танцполом. — Если ты хочешь, то вперед.

— Рэйчел! — Белокурая женщина в возрасте Рэйчел подбегает к ней. — Вечность с тобой не виделась.

— Эй, Кэсси. — Она обнимает ее. — Классно выглядишь.

— ПОТАНЦУЙ со мной. — Кэсси хватает ее за руку и тянет на танцпол.

Рэйчел оглядывается на меня, одними губами шепча «извини». Я улыбаюсь и киваю, мол, я подожду тебя здесь, а ты развлекайся.

Кэсси кажется немного подвыпившей. Она спотыкается, когда идет, но, возможно, это из-за ее сапог. Невысокие, черные, но на каблуках, высотой не менее трех дюймов. На ней надета красная клетчатая фланелевая рубашка, и она превратила ее в платье, добавив пояс. Рубашка достигает середины бедра, слишком короткое вышло платье, и расстегнута настолько, что выставляет на обозрение очень многое.

Я смотрю, как Рэйчел находит себе место в очереди и повторяет движения за остальными. Как она знает, что дальше делать? Не думаю, что Рэйчел слушает много музыки кантри, и как она так научилась танцевать?

Начинается новая песня, а некоторые из людей узнают ее и поощряют оставаться на танцполе. Она соглашается, но прежде проверяет, что я все еще на месте и никуда не ушел. Я улыбкой велю ей продолжать.

Мне нравится стоять и наблюдать за ней. Это другая сторона моей жены, которую я раньше не видел. Кажется, у нее много друзей, и все они, похоже, ее любят. А почему бы и нет? Рэйчел трудно не любить.

Я смотрю, как она крутится вокруг, хлопает и подпевает любой песне, которую они играют. У нее огромная улыбка на лице, и она заставляет улыбаться и меня.

Ее мир совершенно отличается от моего. Надеюсь, с ней все будет в порядке. Надеюсь, она приспособится и не захочет, чтобы мы ходили в такие места, а не на нудные благотворительные балы, где она будет окружена незнакомыми людьми в два раза старше нас, ей придется носить платье в пол и танцевать под классическую музыку.

Иногда я беспокоюсь, что Рэйчел не будет счастлива в моем мире. И я боюсь, что, если нет, она мне не признается. Я хочу, чтобы она была счастлива, и мне нужно сделать все, что в моих силах, чтобы убедиться, что так и будет. Поскольку видеть ее счастливой, такой, как сейчас, это лучшее чувство из всех существующих.

Я знаю, что Рэйчел не хочет возвращаться и жить в Индиане, но, проведя здесь несколько дней, я обнаружил, что все не так уж и плохо. Мирно и спокойно, а люди настоящие, не фальшивые, к каким я привык. Просто рассматривая сейчас посетителей бара и видя их лица, я могу сказать, как люди себя чувствуют. Счастливые. Уставшие. Скучающие. Довольные. Все это видно на их лицах. Там нет поддельной улыбки.

Родители Рэйчел такие же. Настоящие. Их улыбки были подлинными и очень добрыми, когда они приветствовали меня в своей семье с распростертыми объятиями. Прошло всего несколько дней, но за это короткое время я искренне полюбил родителей Рэйчел.