Он помял себе горло пальцами, а потом оттянул ворот рубахи, как будто от этого ему стало бы легче дышать. Дмитрия качнуло, в глазах у него потемнело, он даже сделал шаг в сторону, чтобы расставить ноги пошире и не упасть. Ружье в руках вдруг сделалось таким тяжелым, что хотелось положить его, а самому присесть и подождать, пока пройдет приступ тошноты и слабости.

Состояние Быкова разительным образом изменилось, когда он почувствовал близкую опасность. Поспешно вскинув ружье и положив пальцы на оба спусковых крючка, Быков повернул голову в том направлении, откуда ему почудился шум или устремленный на него взгляд.

Сначала он посмотрел слишком низко, поэтому увидел только камешек, скатившийся на дно оврага. Медленно поднимая глаза вдоль отвесного десятиметрового утеса, Быков уперся взглядом в наклонную плиту, нависающую над оврагом. Гладкая, темно-серая, она выдавалась из зарослей, подобно каменному языку, издевательски высунутому великаном.

На этой плите, вытянув перед собой передние лапы и поджав задние под себя, лежал тигр (или тигрица – Быков не являлся зоологом, способным распознать пол хищника на расстоянии). Тигриные глаза смотрели холодно, прямо и жестко. Поняв, что человек заметил его, зверь медленно открыл пасть, красный зев которой был обрамлен неровным частоколом желтоватых зубов. Из глотки вырвался звук, напоминающий приглушенный рокот двигателя. Было заметно, что мускулы тигра напружинились под оранжево-белой шкурой с четкими черными полосами.

Если он и был болен или стар настолько, чтобы лишиться возможности охотиться на обитателей джунглей, то по его внешнему виду это было совершенно незаметно. Может быть, взялся за людоедство просто потому, что ему это нравилось?

Справа от возлежащего на плите зверя можно было различить останки несчастной женщины. Зачем он ее туда затащил? Чтобы насытиться добычей без помех? Или чтобы выложить на обозрение незадачливого преследователя? Гляди, мол, Быков, что сейчас с тобой будет.

От бедняжки уже мало что осталось: обезображенная голова, облепленная прядями мокрых волос, да торс с обглоданными конечностями. Увидишь такое раз – уже никогда не забудешь.

Наслаждаясь видом оторопевшего человека, тигр изобразил что-то вроде улыбчивого оскала. Он явно наслаждался ситуацией. Лишь желание поиграть с Быковым в кошки-мышки мешало зверю броситься вниз и разом покончить с этим делом.

«Я должен опередить его, – подумал Быков. – Но спешить нельзя. Двигаться нужно так, чтобы не насторожить тигра».

Стволы его ружья были направлены в другую сторону. Кроме того, приклад не упирался в плечо, как требовалось для точного выстрела, способного убить хищника наповал.

Плавно, сантиметр за сантиметром, Быков начал разворот корпуса, одновременно поднимая ружье выше. Тигру это не понравилось. Возобновив глухое рычание, он приподнялся на передних лапах.

К этому моменту Быков успел повернуться примерно на три четверти и был близок к тому, чтобы начать прицеливаться. Не позволяя себе ускорить процесс, он продолжал двигаться очень медленно, надеясь усыпить этим бдительность зверя. Настолько медленно, что слышал, как похрустывают собственные шейные позвонки, как бьется сердце и работают легкие.

Тигр резко поднялся во весь рост, шагнул к краю плиты и прижался к ней грудью, готовясь к прыжку. Выражение круглой морды больше не казалось насмешливым. Он смотрел на Быкова пристально, неотрывно и абсолютно беспощадно.

Быков тоже смотрел ему прямо в глаза. Наконец закончил разворот и нажал оба спуска.

Отдача едва не опрокинула его навзничь, заставив попятиться на перекатывающихся под ногами камнях. Как в страшном сне, ему почудилось, что все было напрасно: пули не вылетели из спаренных стволов или не попали в цель. Иначе почему хищник никак не отреагировал на выстрел? Почему остается в прежней позе, приподняв зад с вытянутым хвостом?

Когда полосатая туша сорвалась с карниза и обрушилась вниз, Быков невольно вздрогнул. К счастью, это было падение, а не прыжок. Тигр заигрался и поплатился за это.

Звук негромких, редких хлопков в ладоши заставил Быкова обернуться. Примерно в пятнадцати шагах от него стояла Алиса, продолжая аплодировать с восторженной улыбкой на губах.

– Дима, ты был неповторим, – призналась она с восхищением, покачивая взъерошенной, как у мальчишки, головой.

– Спасибо, – проронил он. Улыбнуться при этом не получилось. Губы прыгали на онемевшем лице, не подчиняясь Быкову, руки дрожали. Опасаясь ненароком выстрелить, он положил ружье и посмотрел на тигриную тушу.

– Нужно было наоборот, – сказала Алиса.

– Что? – не поняв, обернулся он.

– Сначала посмотреть, а потом положить ружье. Она ведь могла оказаться живой.

– Она? – переспросил Быков.

– Тигрица, – пояснила Алиса, после чего решительно подошла к зверю и подняла хвост. – Нет того, что есть у тебя, – улыбнулась девушка.

– А-а… – протянул Дима безо всякого выражения, но уже в следующий момент в нем что-то переключилось, и он зашелся неудержимым хохотом, всхлипывая и даже повизгивая от избытка чувств.

Истерическая реакция не прекратилась даже тогда, когда Алиса взяла его за плечи и встряхнула. Продолжая смеяться, Быков уже ждал, что сейчас она наградит его классической пощечиной, но вместо этого девушка приподнялась на цыпочки и, обвив руками его шею, поцеловала пылким, затяжным поцелуем.

Дернувшись пару раз, Быков затих и отдался совершенно иному, восхитительному чувству. Когда, приоткрыв один глаз, он решил проверить, все ли в порядке в окружающем мире, он увидел, что на дне оврага собрались все обитатели деревни. Каким образом они догадались, что единственный выстрел ознаменовал конец людоеда, а не чужеземца с ружьем, было непонятно.

Приняв шумные поздравления и восхваления, фотограф, рассеянно улыбаясь, повел Алису прочь.

– Так ты еще вчера знал, что отправишься на охоту? – спросила она, когда они карабкались по склону вверх.

– Да, но это не детская забава, – строго произнес он.

– Я не ребенок! – обиделась Алиса. – Мне уже двадцать один.

– Ты живешь по особому летоисчислению? – саркастически поинтересовался Быков, стараясь не глядеть на ее зад, туго обтянутый голубым денимом. – Празднуешь дни рождения каждые полгода?

– Ну, почти двадцать один, – пропыхтела девушка, выбравшись на ровную поверхность.

– Это ничего не меняет. Твой отец…

– Мой отец не возражает против твоего участия в экспедиции, – невозмутимо заявила Алиса.

– Что? – не поверил собственным ушам Быков.

– Ты слышал. Он передумал. Я его упросила.

– Как тебе удалось?

– Мы же ныряли с тобой в паре, помнишь? – усмехнулась Алиса.

– Помню, – кивнул Быков и покраснел, потому что вспомнил нечто, мало связанное с дайвингом.

– Вот я и сказала ему, что надежнее партнера мне не найти. Ты же столько раз спасал меня от верной гибели. А остальные только и заняты тем, что пялятся на меня или еще того хуже…

– Ты о чем? Что они себе позволяют?

– Не кипятись, не кипятись. – Алиса приложила палец к губам Быкова. – Среди мужчин я способна за себя постоять. А вот с морскими рыбами это у меня получается хуже.

– Что ж, решено, я еду, – кивнул он. – Только позвоню сначала твоему…

– Опять отец? Сколько можно! Только и слышу: твой отец, твой отец. Противно слышать это от взрослого, самостоятельного мужчины. Это наши с ним отношения.

«А ведь и в самом деле, – подумал Быков. – Они сами разберутся. Небось, Алиса так достала отца своими бесконечными приставаниями, что он попросту сдался. Может, ему будет неприятно говорить со мной, ведь это окажется еще одним подтверждением его капитуляции, а такие, как мистер Линдси, не любят проявлений слабости – ни своей, ни чужой».

– Договорились, – согласился Быков. – Я не буду лезть в ваши отношения.

– Отлично! Сегодня вылететь готов?

– В принципе, меня ничего не держит. – Он пожал плечами. – Но как ты меня нашла? По настоянию твоего… – Быков кашлянул, осекшись. – Гм, я сменил номер телефона.