Главостраж кивнул, затем, перестав мучить скрипящий стул, отложил полупустой стакан, взял со стола кипу бумаг и принялся листать аккуратно заполненные протоколы происшествий, имевших место быть в Ветропике в последние особо бурные на ярмарки и события дни. Периодически он доставал какой-нибудь лист и изучал его куда пристальнее, чем остальные, а после кидал в другую стопку. Сержант продолжал стоять перед начальником и, покусывая губы, переминался с ноги на ногу.

— Так-так, а это что? — строго сдвинул редкие чёрные брови Ольхтанд и, отложив протоколы, взял один из той стопки, которую он старательно выкладывал минутой ранее. — Лучше расскажи мне про того полурослика, которого ты и твои ребята нашли на свалке с обглоданными руками, ногами и лицом. Как его там… Анталлио?

— Так точно, Анталлио Веспуччо, мелкий суконщик, живёт, точнее, жил здесь, в Ветропике, в Богатом районе, но промышлял в Нищем. У него была своя лавка, где он торговал сукном и тканями, после смерти остался сын, который уже прибрал к рукам скудное хозяйство папаши. Он-то и опознал мертвяка. Нашли карлика ввечеру вчерашнего дня, но не на свалке, как описано в записи, а в узеньком закоулке между продовольственными амбарами в Змеином квартале. Хотя, говоря по правде, там и была настоящая свалка. Сивоглаз установил, что смерть карлика наступила от кровопотери вследствие многочисленных укусов бродячих собак, коих в Ветропике великое множество. Шавки знатно погрызли коротышку и наверняка обсосали бы его до костей, если бы мои ребята не наткнулись на тело. Пришлось парочку псин укокошить выстрелами, чтобы отпугнуть других.

— Нажрался, поди, да и заснул в мусоре, а голодные псины тут как тут, — пробурчал себе под нос Ольхтанд, бегая глазами по строкам протокола, где упоминалась причина смерти. — Или сынулька подсуетился, надоело работать на батю, решил себе всё заграбастать…

— Никак нет, — возразил сержант, — жрец-то наш, Чеслав, сказал, что карлика кто-то парализовал магическим заклинанием и бросил подыхать в безлюдной переулке. Выходит, дикие собаки грызли беднягу, грызли, а он даже пошевелиться не мог, даже крикнуть. Во-от… Карлика точно чародей замочил.

— Глупец этот карлик, — резюмировал Ольхтанд. — Собачиться с чародеями даже князь Фаеграм опасается, да что там, даже Василиса иль Миряна… Полурослику, видать, жить на белом свете надоело, и он решил помереть как можно ярче. Я даже не хочу знать, какой магик его прикончил.

— То есть?

— Дело закрыто, — Ольхтанд разорвал пополам протокол и, скомкав половинки, бросил их в жарко пылающий за закопчённой решёткой камина огонь. — Видишь эту стопку, которую я только что собрал? Это протоколы, где нелюди выступают потерпевшими. Их все ждёт такая же незавидная участь. Этот жирный скряга Феликс, который имеет наглость именоваться ипатом Ветропика, запрещает расследовать убийства нелюдей, если ты до сих пор не знал. К тому же, если убийца коротыша и вправду чародей, копать под него я не желаю. Очень опасно копать под магиков и портить им репутацию. Понимаешь меня, Жак?

— Понимаю, — кивнул сержант.

— Молодец. Да и вряд ли сынулька этого Анталлио будет горевать о погибшем, — пожал плечами главостраж. — Не исключаю, что именно он и нанял какого-нибудь заезжего магика, дабы тот расправился без шума и пыли с батей.

— И всё-таки это неправильно, — осмелился вставить Жак. — Я хоть и перевёлся к вам из отряда пограничников неделей раннее, но уже успел заметить, что этот Феликс и его дружки предвзято относятся к нелюдям. И это в наш век, когда весь Сикец стремится жить дружно и сплачиваться перед трудностями. И вы что? Потворствуете им. Что же это за выборочное правосудие такое?

— Какое уж есть, — развёл руками Ольхтанд. — Лучше уж таковое, чем совсем никакое, верно?

— А ещё этот Твердолоб… Ведь вы видели, как он и его прихвостни отправились тогда издеваться над эльфкой и ящеровидкой. Мы с вами видели. Вы даже не остановили их, а потом, когда вас прижали, отрицали всё и молвили, что ничего не знали. В результате вашего бездействия Твердолоб, Тоусен, Крыса и Ящер убиты и сброшены в трупник к умершим преступникам, а их семьи остались без кормильцев.

— Какие семьи? — кривая усмешка пересекла смуглое лицо главостража. — На свете не найдётся ни одной бабы, которая бы позарилась на этих недоумков. Я даже рад, что они подохли так, как им и подобает, — от рук ненавидимых ими нелюдей. А если ты пытаешься меня в чём-то упрекнуть, то вот тебе мой ответ: прикуси язык. Да, я видел, что Твердолоб и компания спустились в тюремные камеры, но даже предположить не мог, что они отправились за эльфкой и рыбницей. Я не обязан следить за каждым своим идиотом, а их помыслы — это их помыслы, меня не касающиеся. Какие претензии ты пытаешься мне навязать? Эльфка жива, ящеровидка жива, обе уплыли прочь и даже не совершили на меня покушение; Твердолоб, Крыса и другие очистки гниют в земле, а у Ольхтанда опять началась напряжённая и тяжкая жизнь главостража… Что там с трупом эльфийки, который отыскал конный разъезд день назад за городом?

Жак кашлянул в кулак и изрёк:

— Девушка — эльф-скинсиса, предположительно двадцати пяти лет от роду. Следователь Реми предположил, что она была чародейкой, судя по сине-золотой мантии. Мы уже связались с начальством Великого Дома Чародеев и выяснили, что, действительно, убитая девушка их бакалавр, стихийный маг. Звали её Линуан Аф…

— Достаточно, — нетерпеливо махнул рукой главостраж. — Меня интересует, что произошло дальше, в морге. Что там болтают про труп и его исчезновение?

Жак снова кашлянул, а его гладко выбритое лицо выбелилось, как стенка новенькой мазанки.

— Обстоятельства поистине мистические. По показаниям единственного свидетеля, ассистентки патологоанатома, убитая Линуан неожиданно «ожила» прямо на столе. Патологоанатом, проводивший исследование, умер от разрыва сердца, а та самая ассистентка поседела от ужаса. Обезглавленный труп эльфки на своих двоих покинул секционную, предварительно забрав голову, и… Пропал. Голова трупа, отделённая от тела, разговаривала, точнее, кричала что-то бессвязное и требовала, э-э… «Вернуть ей ридикюль». А после в соседнем помещении стражники нашли вычерченную на потолке пентаграмму, такие рисует демоническое отродье, когда хотят создать портал… Куда-нибудь. Вы представляете? Убитая эльфка оказалась настоящей демоншей! А ведь все знают, что демонов нельзя убить. Нам всем повезло, что тварь сгинула по своей воле.

Главостраж, отложив протоколы, налёг всем корпусом на столешницу и как-то странно, с мольбой взглянул на Жака.

— Совсем сгинула? — сорванным голосом просипел он.

— Хм… Вроде бы да. Испарилась, словно её и не было. Нигде в городе ходячий труп не видели. Думается мне, что в полку Шаишасиллы прибыло. Священники из храма Марсория уже освятили морг и поставили защитный оберег. Сейчас Никола пытается вновь связаться с Великим Домом Чародеев и поведать случившуюся ситуацию.

Ольхтанд осел на стул и стал тупо смотреть перед собой. Голова его слегка покачивалась, словно мужчина старался растрясти застывшие в мозгу мысли.

— Беда… Беда, — только и выдавил он, тяжело вздохнув.

***

Элизабет, удобно устроившись на плоской крышке кабестана, разглядывала аквамариновые кристаллики дриотия. Света на верхней палубе «Чёрного олеандра» было немного, но даже при нём удрализка видела, что друза фосфоресцирует мягким голубоватым сиянием и едва заметно помигивает. Рядом с ней, облокотившись о башенку с рындой, стояла Аврора и теребила в руках трофейный ридикюль сгинувшего доппельгенгера. Форсунка первой нашла волшебную вещицу и хотела было присвоить её себе, но, узнав, что сумка заколдована, отдала её девочке-чародейке от греха подальше. Элизабет тщательно прозондировала аксессуар, проверила его чары и материал и дала добро. Так Аврора стала обладательницей фактически бездонного ридикюля, куда уже определила зачарованный гребешок, ножницы, складной нож, спиртовку, кристаллический фонарь, блокнот, перьевую ручку, коробок со спичками, кусок мыла, баночку с зубным порошком, зубную щётку и другую бытовую мелочь.