— Удивительно! — оживилась серокожка. Её стоящие торчмя уши задрожали от возбуждения, а хвост забился между ногами. — Изучала я анатомические атласы по отдельным расам Сикца, но вот исследование или вскрытие настоящего рыбника, увы, никогда не проводила. Поэтому скептически относилась к отдельным… Особенностям ваших организмов, описанным в чужих трудах. Невменяемость и галлюцинации, говоришь? Похоже, твой организм выделяет нейротоксичный яд. Нет, удивительно! Никогда ничего подобного от других рыбников не слышала! Значит, самцы рыбников имеют иммунитет к яду самок. Хм. Разреши задать неделикатный вопрос.
— Валяй, — усмехнулась Форсунка.
— Если имел место вагинальный секс с семяизвержением, ты разве не должна была забеременеть? Или набор хромосом у рыбников и эльфов слишком разный, чтобы появилось потомство?
— Мерзавцы предохранялись, да только не спасло это их…
— Должен вам сказать, — вдруг подал голос самый крайний «хлюпик», с недавнего времени с интересом прислушивающийся к диалогу эльфийки и рыбницы, — должен вам сказать, что на самом деле количество хромосом не влияет на образование зигот. Гораздо важнее отличия в положениях генов между хромосомами особи. Поэтому отличные друг от друга виды редко скрещиваются, а если и скрещиваются, то не имеют потомства, ибо при мейозе половых клеток на выходе получается неприспособленная лабуда.
— Ну, значит, я исключение из правил, — подпёрла кулаком голову полуэльфийка-полудриада.
Шум из глубин коридора заставил её смолкнуть. Послышался скрежет ключа в замочной скважине и скрип двери. На разлитую по полу полоску света легли четыре вытянутых тени, три из которых были в капеллинах с разлатыми полями. Воришки и неизвестный генетик, больше похожий на нищего попрошайку, заёрзали, сжались ещё сильнее, превратившись в сплошной серый ком. Четверо стражей, больше похожих на классических держиморд из лесных бандформирований, остановились у камеры чародейки и рыбницы. У двоих из них, держащихся позади, в руках были плети с девятью тонкими стёгаными хвостами, у третьего бердыш с обломанным выше середины ратовищем. Четвёртый, что без капеллины, был лыс, раздет по пояс и шёл без оружия, однако его кулаки размером с голову Элизабет выглядели не менее угрожающе.
— Эта? — удрализка увидела, что парень с бердышом тыкал пальцем именно в неё, и чуть слышно чертыхнулась. Сил, чтобы встать и уж тем более колдовать у неё не было, оставалось лишь смириться. Вряд ли эти кретины пришли пожелать ей доброго вечера и подать аперитив к ужину.
— Эта, — кивнул полуголый, потирая жилистые кисти с вытатуированными рунами на толстых коротких пальцах. — Открывай.
Юнец с бердышом, тощий и высокий, как каланча, с режущим слух скрипом отворил дверь и вошёл первым. Связку проржавевших ключей он сунул за пазуху сермяжного мундира и кинул испепеляющий взгляд на трёх ворюг. Те скукожились ещё сильнее, хотя, казалось, сильнее было некуда.
— А ну-ка, парни, поднимите ушастую, — властно кивнул в сторону Элизабет лысый. От него нестерпимо несло луком и потом.
Двое тюремщиков с плётками схватили Морэй под мышки, поставили на разъезжающиеся ноги и грубо припёрли к стенке, наступив на хвост и копыта измазанными в грязи и навозе сапогами. Эльфийка рванулась, но без толку: держали её железными тисками. Форсунка попыталась встать и заступиться за чародейку, но тупое лезвие бердыша, приставленное к груди, заставило её сменить планы и ещё сильнее вжаться в солому.
— Не рыпайся, и до тебя очередь дойдёт, — страшно шепелявя, прошипел дрыщ. Рыбница, прекрасно видевшая в темноте, увидела стекающую по треугольному подбородку струйку крови и поредевшие зубы охранника и едва сдержалась, чтобы не выпустить смешок. Теперь понятно, кому она в прошлый раз выписала нехилую зуботычину.
— Что, ведьма длинноухая, как у нас тебе в городе живётся? — прохрипел лысый, в упор смотря на Морэй и потирая мясистый кулак. — Может, пожаловаться хочешь на несправедливость какую-нибудь? Может, права эльфов или волшебников ущемляют где-то? А? Нет?
Та не удосужилась отвечать, прекрасно понимая, что ответа не ждут. Вместо этого серокожка, собрав во рту слюну, смешанную с кровью, харкнула прямо в довольную морду лысого. Но тот прытко успел увернуться, и кровяная слюна низринулась в общую вонючую лужу, разлитую на каменном полу.
— А головушка твоя как, нормально? — вновь принялся мерзко ухмыляться гунявый детина. — Эк я приложился по ней тогда своей стрелялой, зараз вырубилась, курица!.. Ну-ка поглядим, что там у тебя есть…
Лысый, схватив запачканное, лоскутами свисающее платье за разорванный в клочья лиф, окончательно сорвал его с тела чародейки вместе с бюстгальтером и бросил ворюгам. Те испуганно попятились от тряпки, отталкиваясь ногами.
— Не смей! — взвизгнула Элизабет, чувствуя его прикосновения. Держащие её стражники с довольными рожами загоготали, рассматривая серебристые груди эльфийки, пестревшие яркими веснушками. Мерзко улыбнулся и стоящий над рыбницей охранник, перекладывая бердыш в другую руку. Беззубый рот делал его похожим на гоблина.
— Мосластая ты какая-то, ведьма, — самодовольно усмехнулся лысый, сильнее стискивая волосатой ручищей побелевший грудок, — то ли дело наши бабы, и шлёпнуть есть куда, и подержаться есть за что! А у тебя и сисек нет, так, курячьи грудки какие-то, нормальному мужику и потискать нечего.
Остальные охранники гулко расхохотались от слов приятеля. Элизабет сдунула с лица мокрые, слипшиеся от запёкшейся серебристой крови рыжие волосы и впилась глазами в довольную обритую морду с редкими зубами.
— Глазёнки-то зелёные, колдунские, — перестал лыбиться лысый, но грудь не отпустил. — И волосы рыжие… Тьфу, скверна. Истинная ведьма, я ж говорю! Ну, чего вылупилась?
— Да вот, — выдохнула полушёпотом эльфийка, — хочу в глаза твои посмотреть перед тем, как забрать их себе.
Лысый выпустил плоть эльфийки и с размаху врезал ей в челюсть, да так, что её голова откинулась назад, стукнулась затылком о стену и упала обратно на грудь. Эльфийке показалось, что внутри головы разорвалась шрапнель, размазав мозг по всей черепной коробке и пустив обильное внутреннее кровотечение. Ловя ртом воздух, она несколько секунд рассматривала свою захарканную кровью грудь, затем лысый схватил её за щёки и припёр голову обратно к стене.
— Вздумала лаяться, сволота ушастая? Я таких хлипких эльфов, как ты, с одного удара пачками валил, а тебя могу запросто посадить на одну ладонь, а другой прихлопнуть, как навозную муху. И никакая магия тебя не спасёт, слышишь? Уши-то, вона, длиннющие какие! А коли не веришь, я и показать могу.
Коротко размахнувшись, он саданул эльфийку в солнечное сплетение. Элизабет, согнувшись в три погибели, уставилась затуманенным взором на собственные колени, но двое охранников живо вернули её в первоначальную позу. Удрализка стояла на дрожащих ногах лишь благодаря им. Она готова была лишиться чувств, но продолжала тупо смотреть перед собой и беззвучно кривить залитые расплавленным серебром губы.
— А ты крепче, чем кажешься, падла, — подбоченился лысый, выпятив волосатый живот. — Вижу, придётся бить тебя в полную силу.
Согнув мускулистую, маслившуюся от пота руку в локте, он замахнулся ещё раз, целясь в голову, прямо в переносицу. Но удара нанести не успел.
Форсунка, воспользовавшись отвлечением дрыща, взвилась, как пружина, врезала ему под дых ногой, разорвав когтями широкий кушак, бежевый мундир и впалый живот, и выхватила выскользнувший из скрюченных пальцев бердыш. Лысый с занесённой рукой упал сразу же с рассечённым наискось лицом и принялся орать, как полоумный.
Оставшиеся два охранника бросили Морэй, которая съехала по стене и повалилась на бок, и накинулись на стоящую на коленях рыбницу, вытаскивая из-за поясов корды с узкими отполированными клинками. Одного Форсунка сбила с ног хвостом, порвала икры и подколенные связки шипами, второму плюнула прямо в скалящееся лицо шипящей вязкой кислотой. На всё про всё ушло менее двух секунд. Вскочив на ноги, разведчица раскидала воющих и кричащих в болезненной агонии истязателей и голову каждого с хрустом проткнула лезвием бердыша. Для лысого рыбница выписала два укола — в лоб и кадык, окончательно превратив его лоснящийся котелок в лопнувший арбуз. Форсунка не жалела сил и обильно смаковала их с распирающим грудь ражем.
