Богатый район густился на стороне холма, обращённой к морю, он был обнесён высокой трёхсаженной каменной стеной, правда, кое-где обвалившейся, кое-где заколоченной досками и забитой матрасами. Форсунка пользовалась этими изъянами, чтобы проникать в Богатый район, предварительно не сдавая оружие и не уплачивая залог в кордегардии. За крепостными стенами начинался, собственно, сам Ветропик — не самый первый по комфортабельности и гостеприимству город в Камнекняжестве, но далеко не последний. Там располагались аляповатые особнячки местных богатеев — судей, аукционеров, жрецов из храма Марсория, ремесленников, негоциантов, банкиров, хозяев немногочисленных аустерий и рестораций, владелиц борделей и их многочисленных клиентов, а также всех прихвостней и дружков градоначальника. Как следует из вышеперечисленных профессий, Богатый район мог похвастаться зданием суда, аукционными домами, мрачным храмом Марсория, лавками и магазинчиками, ломбардами, банками, постоялыми дворами и гостиницами, вполне годными ресторациями, приличными борделями, а также ратушей — средоточием всей бюрократии и затхлой атмосферы. Дышалось здесь тяжело из-за сточных канав и гор мусора, а из-за тесных улочек и узких вытянутых зданий, выстроенных по столичному архитектурному стилю, было сумрачно даже в самую прекрасную погоду.

Единственным перешейком, официально соединяющим Богатый и Бедный районы, было четырёхэтажное здание кордегардии, под которой, в подвальных помещениях, располагались котельная, тюрьма и хранилище конфискованного оружия, а на верхних этажах казармы и покои главостража. По всему периметру крепостной стены дежурили стрелки, и любая попытка перебраться из Нищего района в Богатый, пренебрегая вратами кордегардии, каралась стрелой, бельтом или пулей промеж глаз.

***

Гладкий отполированный черепаший панцирь с надоедающей периодичностью постукивал по столешнице, укрытой накрахмаленной скатертью. Форсунка, поигрывая украшением, не сводила влажных чёрных глаз, лишённых радужных дужек и белков, с двух чародеек, сидящих по соседству. Моргала она редко и быстро, с характерным липким звуком, будто бы боялась, что после очередного мимолётного закрытия глаз эльфийка и человек исчезнут со своих стульев, как вызванные на спиритическом сеансе призраки, убегающие, когда колдун хотя бы на секунду отвлечётся. Голова её была наклонена набок, свисающие сосульки розовых волос покачивались над открытым плечом, увенчанным конусообразными костными наростами, словно парадными эполетами главнокомандующего. От уголков глаз рыбницы расходились длинные аквамариновые ленты причудливого узора, придающие треугольному лицу потешный вид. Но нужно было быть начисто лишённым чувства самосохранения, чтобы засмеяться или язвительно прокомментировать природную раскраску или нелепую причёску рыбницы: её пояс, составленный из толстых железных звеньев, был отягощён абордажным топориком с множеством засечек на обухе из железного дерева, а тускло сияющие в полумраке ониксовые когти на подвижных крючковатых пальцах готовы были в любую секунду разодрать глотку и выдавить глаза.

Но Аврора ничуть не боялась новой знакомой. После истории с пойманным невысокликом она даже зауважала рыбницу.

Форсунка оказалась очень словоохотливой дамочкой. Ещё больше рыбница разговорилась, когда принесённый слугой графин с карамельным мерфолкским вином наполовину оказался опустошён. Форсунка, развалившись на стуле, высасывала сладкий пахучий напиток прямо из горла и заедала его свёрнутыми в рулоны лентами замасленной ветчины. Её длинный, щетинившийся двумя рядами алебастровых шипов хвост мёртвой змеёй лежал на полу, об него постоянно спотыкались официанты и посетители, но Форсунка будто бы не замечала этого.

— Итак, Миряна и Василиса удумали разогревать хорошие отношения между эльфами и людьми, какова неожиданность, — густым, бархатным контральто говорила Форсунка, будто с невыразимыми усилиями вырывала звуки из затвердевшей гортани. — Конечно, паршивые людишки выживают из империи рыбников, дриад, аэронавтов, почему не дружить хотя бы с длинноухими? Тем более, что при упоминании о длинноногих сисястых эльфийках многие мужики начинают сучить лапками и исходить слюной, как собаки, которых дразнят костью с остатками мяса. Однако собака даже не подозревает, что эта кость может застрять в горле и послужить причиной скорой смерти. Василиса знает, что сотрудничать с эльфами опасно, но гораздо опаснее игнорировать их. Стоит отвернуться, как соседушки уже от ручного труда перешли к дизельной тяге, а клеромантию и примитивную теургию материализовали в высшую белую магию, повелевающую элементалями. Ещё немного — и ушастые захотят вспомнить былую славу своих дедов, которые как-то давным-давно собрались в многотысячную орду и выкинули паршивых людей с территории Вечноосенних лесов, оттеснили на такие задворки, как… Камнекняжество, где есть камень и железо, но глупые людишки не хотят его добывать потому, что, дескать, это затратное и опасное дело, а мы можем прожить и на рыбе одной. Не любят здеся вкладывать деньгу в дело, не приносящее прибыли на следующий же день.

— Это закон природы и всей истории Сикца — слабые вырождаются, сильные крепнут, — промолвила Элизабет, вяло ковыряя двузубчатой серебряной вилкой в остатках запечённого с яблоками и грушами жирного каплуна. — Эльфийское Содружество и Трикрестийская империя зародились и достигли золотого века лишь благодаря ассимиляциям, войнам, аннексиям и интервенциям, но это так, всего лишь маловажные детали истории. Они победили, а, как известно, историю пишут победители, пишут кровью побеждённых. На данный момент Содружество и Трикрестия — две влиятельнейшие сверхдержавы во всём надводном Сикце, им незачем собачиться между собой, когда вокруг полным-полно мелких княжеств, кукольных герцогств и марионеточных государств, где можно развлекаться сколько душе угодно. А сейчас… Сота Альянса, экстрадиция, какая-никакая взаимная эмансипация расовых меньшинств, сотрудничество во всех сферах, отсутствие видимых конфликтов, эмбарго и репрессалий, совместные научные проекты и изобретения. Невооружённым глазом видно, что Владычица души не чает в людях, а Василиса неравнодушна к эльфам.

— Сказочная идиллия в отношениях Миряны и Василисы, — едко усмехнулась розововолосая рыбница и, запрокинув голову, вытянула последние капли пряного вина. — Белые акулы, вынужденные охотиться в одной акватории, будут методично истреблять всех скатов, тюленей, тунцов и черепах, а когда начисто съедят всё, что съедобно, станут грызться друг с другом. Это, знаешь ли, закон природы и всей истории Сикца — слабые вырождаются, сильные крепнут, а самые сильные существуют в единичном экземпляре… Малявка, ты ведь родом из Камнекняжества, я так понимаю? — Форсунка вспомнила о существовании Авроры и обратила к ней льдистый агатовый взор.

— Откуда вы знаете? — белокурая девочка перестала ковыряться в зубах рыбьей костью и бросила её к остальным в блюдо.

— На корабле много ушей и глаз, и большинство из них принадлежит мне, — рыбница оголила ряды мелких алебастровых зубов и развернулась к собеседнице всем корпусом, спрятанным за лёгкой стёганой курточкой из тюленьей кожи, увешанной голыми рыбьими скелетами, панцирями черепах и гремящими ракушками. — Не подумай, что я специально подслушиваю ваши с Морэй диалоги, профессия у меня такая — всё про всех знать. А я очень люблю свою профессию. И тебя я тоже люблю, малявка, люблю за детскую наивность, честность и великодушие! Морской дьявол меня раздери, такими качествами не всякий человечишка может похвастаться!

Наклонившись к самому лицу Авроры, рыбница потрепала её холодными шершавыми руками по румяным ланитам. Девочка почувствовала исходящий от неё запах моря, алкоголя, ветчины и куража.

— Люди не любят тех, кто отличается от них хотя бы строением ушей, — хрипло пробормотала рыбница, щуря слезящиеся глаза без ресниц, — И, голову даю на отсечение, если бы во всём Сикце существовали только распроклятые люди, очень скоро они стали бы ненавидеть самих себя: из-за цвета глаз или роста, из-за оттенка кожи, пола или этноса. Такова уж ваша скверная природа, малявка, и это правило, которое лишний раз доказываешь… Ты. Ты, тем, что прямо сейчас с криком не отстраняешься от меня, не пытаешься убежать или кинуть в меня камень. Тем, что осуждаешь убийства своими родичами мирных мерфолков, а не злорадствуешь по этому поводу и мечтаешь прикупить накидку из их чешуи. Тем, что любишь всем сердцем свою училку, диковинного эльфа-дриаду… Любишь ведь, не мотай головой, как заводная кукла. От меня можешь ничего не скрывать, потому что я вижу тебя насквозь. Я не пресловутая магичка с умением зондировать чужие мозги, но мыслишки ты от меня не скроешь.