– Тхао-тунг! Тунг! Тео-тунг! Хонг!

Голос жреца медленно утих, руки опустились. Со скрежетом распахнулась дверь, и в пещеру ворвался солнечный свет и свежий воздух. Юноши сидели, не в силах пошевелиться, в изнеможении хватая воздух широко открытыми ртами, полузакрыв глаза и упираясь в пол дрожащими руками.

– Ступайте, воины Смерти! – обычным голосом произнёс жрец.

Впервые после страшных событий Ксанка уснула спокойно, но пробуждение опять обернулось кошмаром, который, к тому же, не исчез, когда она открыла глаза.

За палаткой раздавались ругань и топот ног, лязгало оружие, звучали короткие, злые команды. И накатывалось знакомое, выворачивающее наизнанку душу улюлюканье – боевой клич атакующих разбойников.

– Лежи, Ксанка, не выходи из палатки! – приказала Амира, выскальзывая за полог.

Но Ксанка не могла оставаться одна, она отбросила меховое одеяло и, не накинув даже куртку, босиком выбежала за Амирой.

Из леса на образованный телегами круг бежали люди, размахивая оружием.

Ксанка увидела, как Амира вытянула вперёд сжатые в кулаки руки и нараспев начала произносить странные слова, звуки которых звучали, словно отголоски далёкой грозы. Между рук волшебницы повисло зеленоватое сияние, Амира раскинула руки в стороны, раскрывая ладони – и сотни искрящихся зелёных нитей скользнули вперёд, словно сетью накрывая передние ряды разбойников. Атакующие с криками покатились по земле, запахло горелой одеждой и, через миг, обугливающейся человеческой плотью. Обозники стреляли из арбалетов, прячась за возами.

Но с другой стороны атака разбойников оказалась более удачной. Там было несколько верховых на хороших конях, которые с разбега перемахнули телеги. Закипела рукопашная. Ксанка видела, как вертится юлой успевший вскочить в седло Тавлат, рассыпая удары меча, как рухнул с рассечённой головой старший охранник, как подняли на копья одного из нападавших.

Амира стояла, широко расставив ноги, её волосы метались вслед энергичным движениям корпуса. С ладоней срывались огненные клубки и били в разбойников.

И в это время будто игла вонзилась в затылок Ксанки. Резко обернувшись, она увидела вылетевшую из-за деревьев группу всадников, и передний разбойник в богатой меховой одежде поднял вверх руку, в которой наливался жёлтым светом какой-то странный предмет. Миг – и словно искажающая пространство волна ударила из него в сторону лагеря, полетели в стороны щепки двух разбитых телег и тела защитников обоза. Всадники мчались в открывшийся проход, и злой жёлтый свет вновь стремительно загорался в руке главаря.

Амира начала оборачиваться, но девочке казалось, что она движется слишком медленно. Губительная волна вновь вырвалась из руки разбойника, и тогда Ксанка шагнула вперёд и схватила её… сжала в кулаке, задавила в зародыше, хотя до разбойника было не меньше пятидесяти шагов. На самом деле она не двинулась с места и даже не пошевелилась, но Амира увидела, как ослепительно вспыхнуло внутри её Голубое Пламя – а боевой артефакт в руке Варравы внезапно взорвался с такой силой, что мчащихся всадников расшвыряло в стороны, словно котят.

К ногам Амиры шлёпнулась бородатая голова в шапке-чернобурке. Знаменитый разбойник-колдун бесславно окончил свой кровавый путь.

Амира бросилась вперёд и схватила Ксанку, прижимая к себе, боясь ощутить каменную твёрдость сведённых кататоническим приступом мышц и увидеть пустой взгляд – но тело девочки оказалось тёплым и податливым, а огромные фиалковые глаза – испуганными, но живыми.

– Ты молодец, девочка моя, – шептала ей на ухо Амира, увлекая в палатку, – молодец!

Жизнь едва теплилась в изломанном теле Саблезуба, когда он очнулся в Храме Несущих Смерть. Какие боги сберегли ему жизнь, скрыли от глаз врагов и не дали сожрать ночным хищникам – осталось загадкой, фактом было то, что судьба явно расщедрилась на подарки. Саблезуба обнаружили собаки разведчиков Несущих Смерть, чей Храм находился как раз за границей земель погибнувшего племени Орла. Жрецы, поклоняющиеся Смерти, оказались весьма сведущи также и в том, как заставить её отступить, да и молодой, сильный организм взял своё.

Спустя месяц Саблезуб сидел во дворе Храма на валуне под гигантской смоковницей. Он был ещё очень слаб, поэтому его не подвергали сильному воздействию наркотических веществ и психогипнотическому влиянию жрецов, однако первичную работу с ним, разумеется, вели. Ему уже объяснили, где он находиться, чему будет учиться и кем станет. Он воспринимал всё спокойно, даже отстранённо; казалось, к жизни возвращается лишь его тело, но не душа.

Он не хотел жить. Не мог вспоминать ничего о своей прошлой жизни – счастливых детских игр, мирного труда, радостных праздников. И… Бирюза…

Боль вцеплялась в грудь изнутри десятками острых когтей, грызла голодной гиеной, жалила, как клубок разъярённых ос. Нет, он не хотел вспоминать, не хотел… Вообще ничего больше не хотел.

Солнце уходило к закату, с востока на голубую лазурь неба наползало покрывало цвета индиго, а запад полыхал золотым и алым.

И, внезапно, словно нить из прошлого, невидимая, но прочная, как тетива лука, протянулась к душе Саблезуба. Он глубоко вздохнул, задерживая воздух, мысленно концентрируясь – и ощутил пульсирующий в животе клубок внутренней энергии. Как учил заменивший ему отца Верховный Вождь и Шаман племени Орла Железный Корень, вытянул руки и попросил Мать-Природу поделиться с ним своей Животворящей Силой. И с забытой уже радостью почувствовал, как она вливается через кончики пальцев, наполняя тело лёгкостью, мысли – ясностью, принося покой в измученную душу. Саблезуб закрыл глаза, всем телом впитывая тепло земли, свежесть и аромат воздуха, влажное, сочное дыхание джунглей за каменными стенами Храма. Природа была везде – и её не могла победить мрачно довлеющая над Храмом злая аура. Природа протягивала руку помощи своему дитяти, ласково, матерински улыбаясь.

Мать… Отец… Железный Корень… Бирюза…

– Зачем я остался жив, Мать-Природа? – шевельнулись губы юного воина, бросая в пространство едва слышный уху, но неистово громкий по силе внутреннего наполнения вопрос. – Почему не умер вместе с теми, кем дорожил и кого любил? Неужели мой удел – быть воином, Несущим Смерть, и для этого я один выжил в страшной бойне?

Тишина. Ни ветерка, ни звука. Замерло всё.

– Я не хочу, – прошептал Саблезуб, – не хочу жить, тем более, жить для того, чтобы убывать. Лучше умереть самому и сразу. Скажи, Мать-Природа?

Ветерок, коснувшийся ветвей, был нежен, как сонное дыхание ребёнка, и листва векового дерева над головой Саблезуба не зашелестела – чуть слышно вздохнула. Край глаза уловил движение, и, повернув голову, Саблезуб увидел в воздухе крупную бабочку, трепещущие крылья которой словно разбрызгивали золотые и синие искры.

Не шевелясь, юноша следил за танцем мотылька, который отдалялся, поднимаясь, превращался в едва видимое пятнышко на фоне стены – и исчез в пёстрой зелени леса, плотным ковром покрывающем склоны холмов, прячущих Храм Несущих Смерть. А Саблезуб увидел два дерева, растущие несколько обособленно от остальных – одной породы и схожих очертаний, оба увитые густыми гроздьями вьющейся лианы. Но крону одного дерева покрывала пышная, свежая листва, а кольца лианы с неё свешивались безжизненными серыми верёвками. На мёртвой же, высохшей коре второго дерева не было ни одного своего листочка, зато лиана на его оголённых ветвях играла сочными красками молодой зелени.

«Жизнь – вечна, – коснулся сознания Саблезуба негромкий голос, голос немолодой, мудрой и доброй, незнакомой, но удивительно родной женщины, – смерть имеет власть лишь миг, и сама лишь утверждает продолжение жизни. Жизнь оставлена тебе, чтобы восторжествовать над смертью. Живи, Саблезуб, и помни, что гибель всех родных и любимых тобою людей не напрасна. Это – виток твоей судьбы, поворот пути, который тебе предстоит пройти, и одна из вех этого пути – участие в жизни всего сущего, самого мира. Не отказывайся же от дара жизни. Ты – воин, а сила воина направлена на то, чтобы убивать, но лишь тебе решать, как, когда и во имя чего применишь ты эту силу. Пройди свой путь до конца!»