— Как? — не выдержав, вздохнул альбинос. — Как это работает? Например, вот синий — это Адани? А зеленый — Орс что ли?

Бансабира усмехнулась: да нет, все не совсем так. Гистасп закусил губы, чтобы удержаться от вопроса: "Можете рассказать?", в котором прозвучало бы все его ребяческое и неуемное любопытство.

— Объяснить, говоришь? — шепнула Бану, наблюдая за Гистаспом. Тот широко улыбнулся и кивнул.

Бансабира выпрямилась вдоль спинки стула.

— Хм, — вздохнула, задумавшись. — В целом, все довольно просто. В посланиях существует шесть позиций и шесть цветов, каждый из которых на отдельно взятой позиции имеет закрепленное значение. Позиции принято перечислять от последней к первой, чтобы дезориентировать шпионов. Первая — это состав: отдельные люди и армии, целиком или их часть. Вторая — степень важности, которую командир разведки обычно согласовывает с хозяином. Третья позиция — источник события, она обозначает, чей приказ или какое обстоятельство привело к действию. На четвертой располагается намерение, цель совершаемого действия — заключить союз, например, занять местность, собрать ресурсы. На пятой — обычно указывают направление движения или соучастников действия, а шестая позиция характеризует само событие: перемещение армии, свадьба, оборона, атака, разведка и шпионаж и убийство лидера. Исходя из условий и обстановки, в которых находишься изначально, позиции и цвета приобретают смысл.

Дослушав, Гистасп помолчал с умным видом. Потом спрятал лицо в ладони:

— Как все запутано.

Бану повела головой:

— Привыкаешь быстро. Сложнее становится, когда какой-то позиции не хватает, и ты не знаешь, какой именно. Или, еще хуже, когда в сообщении отсутствует белый цвет — значит, сообщающий где-то умышленно солгал. И мало, что надо сообразить где, — неожиданно развела руки Бану, — поди пойми, почему он не смог сказать всю правду.

О последнем Гистасп предпочел вообще не задумываться. Пока, по крайней мере. Он распрямился, чуть склонился над столешней с посланиями, ткнул длинным узловатым пальцем сначала в фиолетовый камушек, потом в синий, и спросил, в чем запутался не столь сильно.

— Стало быть, это степень важности, — мужчина на месте покатал камушек подушечкой пальца. — Фиолетовый — это какая?

— Вторая.

— А синий — третья? — повинуясь не столько логике, сколько чутью, угадал Гистасп. Бану кивнула:

— А Ласбарн был первой.

— Я думал, первой был Гор, — усмехнулся альбинос.

Бансабира мотнула головой:

— Разведчик прав: следить за первым номером Храма Даг почти невозможно. Даже за мной непросто шпионить, не попадаясь. Так что, Тиглат с самого начала был в разведке желательным дополнением, но не больше. И так ясно, по чьей подсказке Джайя оказалась нашей раманин.

Гистасп призадумался.

— Что-то похожее вы сказали и той жрице, которая приходила в чертог. Вы правда думаете, это его рук дело?

— Это очевидно. Не знаю, насколько была права Вторая среди жриц, и какое отношение ко всему этому имеют христиане, но то, что Гор всегда любил щедрой рукой рассыпать семена войны и смотреть, как они прорастут, правда. Я никогда не ладила с другими его учениками. И сейчас происходит то же самое.

Гистасп изобразил в лице крайний интерес.

— Весь переполох начался из-за того, что владыка Орса задумал взять реванш в войне с Адани и для этого — вернуть господство в Ласбарне. Гор нашел способ вплести в эту игру Яс. Глупо думать, что, имея возможность пограбить, особенно после Бойни красок, Яс не попытается отбить львиную долю. Гор воспользовался случаем. Теперь если я подчинюсь Тахивран и буду действовать в интересах династии, то, может, со временем мы примиримся, и Бойня Красок забудется. Но если нет, однажды все объединенное воинство Орса, южных земель Яса и Ласбарна придет по мою, а, значит, и по ваши головы. Не знаю, будет их воодушевлять вера в Праматерь или Христа, но я клянусь, Гистасп, — с надрывной нотой в голосе заявила Бану, — что вести это воинство будет Гор.

Гистасп глубоко вздохнул: вот тебе и все причины. Вот тебе и весь смысл жизни — выжить.

— Ты сам все видел, — подытожила Бансабира, наблюдая за сменой выражений в лице собеседника. — Ты знаешь, каковы мои шансы против него. Я понятия не имею, как скоро все случится, но нутром чую: не начну готовиться сейчас, и к моменту, когда к воротам чертога явятся орды, опоздаю.

— Вы думаете, они придут так далеко? — изумленно спросил Гистасп, оглушенный не то ее дальновидностью, не то мнительностью.

— Тем, кто, подчинившись, ограничил собственную свободу, никогда не дает спокойно жить чужая.

Генерал задумался на минуту.

— Но если вы все же пойдете на встречу планам династии? Вы никогда не были человеком, который из-за личных обид мог поставить под угрозу мир в стране.

— Дело не в обидах, Гистасп. Отец мечтал объединить всех северян под одним знаменем, и, надо признать, был не так уж неправ. Почему нас не беспокоили столько десятилетий? Потому что все знали: напади на одного — ответят трое. Но Тахивран сумела разобщить нас за годы Бойни, и расколотые мы не особо страшны. Собрать сейчас остальных воедино можно лишь одним способом.

— И чем объединение северян мешает перемирию с династией? — не столько возмущался, сколько недоумевал Гистасп. В конце концов, кто как не он особенно уважал Бану за принципиальность позиций, одна из которых гласила: делай все по дороге и бери все, до чего можешь дотянуться, если оно имеет цену.

— Тем, что из-за альянса Орса и Яса, династия предложит мне вести людей в Ласбарн — пустыню, со сложностями которой никто из вас не сталкивался прежде. У нас нет проводников, и чтобы сделать хоть одного, способного провести нас мимо трясин и паучьих гнезд, придется угробить несколько сотен бойцов. Что до меня… Мне, может, при определенной удаче и удастся пройти Ласбарн самой, но я никогда не смогу провести в песках войско. Я хочу объединить север, Гистасп, а не потерять его.

Альбинос не стал ничего спрашивать. И так ясно: стоит Бансабире отказать династии, и, как минимум столица и ее союзники ополчатся против севера. А едва начнется конфликт, на стороне Тахивран выступят все, у кого когда-то был повод отомстить Бансабире. Гистасп никогда не питал иллюзий насчет своего сюзерена: у танши полно врагов.

Женщина поднялась, подошла к окну комнаты — светлой, небольшой, почти без убранств. Бану настояла на этом покое, хотя изначально, как одной из танов Яса, ей была выделена роскошная комната. Но стражу предполагалось селить отдельно, и Мать лагерей, намереваясь поселиться вместе со свитой на одном этаже, попросила "какие угодно условия, но для всех". В конце концов, всяко же не хуже ее затхлой коморки в подземельях Храма Даг.

Танша чуть отодвинула занавеску — из дешевого атласа кремового цвета — придвинулась к воздуху открытых ставень. Она ничего не говорила, обдумывая сложившуюся ситуацию, и Гистасп не мешал ей.

— В любом случае из двух, — произнесла, наконец, Бансабира, — будь то проводники или диверсия, чтобы силы Ласбарна не стали еще одной угрозой для северян, нам нужна серьезная разведка. Я надеялась, Юдейр сможет что-то придумать, и отдала соответствующие указания. Но он отправился сам и, к сожалению, он не Рамир.

— В каком смысле?

— В прямом. Ласбарн — не то место, где можно выжить в одиночку, не побывав там ни разу прежде.

Гистап, размышляя, качнул головой:

— И что…

— Тану, — раздался из-за двери голос запыхавшегося Серта. — Разре…

— Заходи, — Бану развернулась всем телом и переменилась мгновенно: не каждый день рассудительный и невозмутимый Серт так встревожен. — Что?

— Раману Тахивран, — невнятно сообщил блондин, переваливаясь за порог, спотыкаясь и едва не падая. Он удержался за дверной косяк, распрямился, вздохнул:

— Раману Тахивран. Она купила Дайхатта.

Бану подалась вперед.

— Заграбастала на свою сторону тридцать тысяч копий. Я сейчас услышал, что на Перламутровом острове на днях начался бунт против Яасд…