— Как прикажете, — Гистасп намеренно постарался ответить не особо серьезно, а так, как всегда отвечал в шатрах — мол, да, согласен, раз уж выхода нет. Только подобная стабильность в мелочах позволяет раскаленному от тревог сознанию удерживаться на поверхности ясности. Бану коротко кивнула альбиносу, взором простилась с Сагромахом, потом развернулась назад и шагнула к оседланной лошади.

— Что стряслось? — настойчивее потребовал ответа Аймар, встав на пути. Поскольку без ответа Дайхатт пропускать не хотел, Бану приблизилась вплотную, выждала мгновение, давая тану время сообразить и поступить верно. Дайхатт соображать не желал, поэтому Бану, положив правую руку на правое мужское плечо, как занавеску, вытолкнула Аймара в сторону:

— С дороги.

Мать лагерей с силой потянула лошадь за уздцы, прилаживаясь, оперлась на луку и перекинула ногу через седло.

— Реши это, Гистасп, — велела, разворачивая лошадь. — Когда вернусь, дам знать — пусть меня встретят, — подбила пяткой и пустила резвой рысью.

— Слушаюсь, — замер Гистасп со склоненной головой. Есть моменты, когда перечить ей нельзя. Даже если она опять замыслила какую-то гнусную авантюру, от которой лучше поберечь седалищное место.

— Гадство, — вышипел Дайхатт, сжал кулаки и, заходясь под нос отборной бранью, взлетел обратно по лестнице в парадную дворца, злой, как демон из старых легенд. Что за ерунда тут творится. Похоже, с этой своенравной ведьмой хрен сладишь. Надо быстрее собираться в дорогу, поторопить командиров, чтобы пригнали отборные части армии — и на Перламутровый. Нечего засиживаться: быстрее устранит бунт — быстрее станет зятем династии Яасдур. Какой-то Матери лагерей близко с этим не стоять, даже если у нее орда, а у столицы — только имя.

Да и потом, додумал Дайхатт немного позже, успокаиваясь, бракосочетание Бансабиры Яввуз определиться в самое ближайшее время. Если он чуточку задержится на островах, будет даже лучше: когда вернется, станет ясно, действительно ли Мать лагерей так умна, как о ней говорят, или на деле оказывается просто недалекой Маленькой таншей, выгребшей в Бойне Двенадцати Красок за счет находчивости подчиненных командиров? Дайхатт самым недвусмысленным образом обозначил свои намерения — их брак станет самым грозным союзом в стране, и если Бану не выберет его, Аймара, разговор будет короток.

— Что стряслось? — теперь спросил Маатхас, едва Бансабира скрылась за воротами дворца, размашистым шагом настигая Гистаспа и разворачивая его за плечо. Тот молчал. — Что происходит? Куда она поехала? Что задумала?

Благие боги, будто это он виноват в том, что Бану куда-то там смылась. Быть с ней, конечно, интересно, вдруг устало осознал Гистасп, но, великое небо, это такая заноза в заднице.

— Вы что, — тихим голосом и изможденным лицом обратился он к Сагромаху, — и впрямь всерьез полагаете, будто я знаю, что творится у нее в голове?

— Вот как значит? — спросил Хабур у Серта. Тот в ответ цокнул. — Ну, и как теперь затащить их в одну постель и застукать? — перевел глаза на стоящего тут же Дана. Тот развел руками.

— Почем мне знать?

Гистасп недоро прищурился: про какую такую постель речь? Пока охраны двух танов спорили, альбинос поманил Хабура пошептаться наедине.

— Что это вы задумали? — недобро осведомился генерал.

— А, это…

Хабур коротко поведал об их задумке. Они неспешно вышли во внутренний двор дворца. Прибывшие на праздник таны и придворные мало-помалу заполняли сад.

— Так что речь не совсем про постель, но мы надеялись как-то их сблизить за дни празднования. Прилюдность их симпатии обязала бы их со временем вступить в брак.

Гистасп в невольном изумлении сверкнул глазами.

— Ладно охрана — мальцы азартные, но ты-то как оказался в числе авантюристов?

Хабур, размышляя, погладил лицо от скул к подбородку широкой загорелой ладонью.

— Я нахожу это верным, — отозвался он коротко. — Мы все замечали, как трепетно тан относится к твоей госпоже, но лишь я один видел, как он держался за сердце, проиграв в споре с Сабиром. Как рвал на себе волосы от известия, что она родила сына. С каким безумством светились его глаза, когда Нер подох, и когда тан собирался в Пурпурный танаар на сороковины Свирепого. Я знаю, что за последний год он ни разу не взял женщину лицом к себе, — добавил Хабур почти шепотом. Увидев оглушенное лицо Гистаспа, добавил:

— Около года назад Сагромах доверил мне подбирать ему шлюх, и я же забираю их из его спальни спустя совсем короткое время. Одна как-то спросила, почему он делает так и осталась без зубов. Семья без устали подбирает невест, таны присылают письма с предложениями для своих дочерей и племянниц, Сагромах отвергает всех. Родня считает, что тан попросту выпендривается, надеясь вместо какой-то танин заграбастать Мать лагерей с ее ордой. Кто-то его одобряет, мол, верно, к чему размениваться на мелочи, надо попытаться. Другие говорят, что она не дура и выберет Дайхатта.

— А как считаешь ты? — не удержался Гистасп.

Хабур пожал плечами:

— Этот союз был бы поистине небывалым. У него было бы немало сложностей, но в конечном счете, он бы перевернул все основы ясовского сословного уклада, не нарушая ни одной традиции и закона.

— Но тебя это, кажется, не трогает? — уточнил Гистасп, правильно оценивая тон собеседника.

— А с чего бы меня трогали танские союзы? Меня беспокоит только счастье Сагромаха. За тридцать с лишним прожитых зим я ни разу не видел, чтобы он любил так глубоко. Если уж по-честному, не сказать, что я сразу воспринял его чувства всерьез или с восторгом. Что в ней такого? Она же совсем ребенок еще, — Хабур усмехнулся. — Помню, много ему наговорил.

Видя смурную физиономию Гистаспа, Хабур положил ему на плечо руку.

— К моему счастью, тан полюбил Бану Яввуз, женщину более, чем достойную.

Гистасп похолодел и сбросил руку Хабура:

— Не много на себя берешь?

Хабур не стушевался:

— Будь я простым подданным, рта бы не раскрыл, Гистасп. Но я его молочный брат, я хочу, чтобы жена Сагромаха видела в нем не только тана, но и человека, который, между нами, весьма неплох.

— Тогда поговори с ним, — тут же сориентировался Гистасп, рассудительно кивнув. — Я уже поговорил, попытался подтолкнуть, но мое мнение для Маатхаса невелико. Ты убедил бы лучше. А я, как только тану вернется, поговорю еще с ней.

Теперь, наконец, изумился Хабур:

— Я слышал, твоя танша не терпит вмешательств в личную жизнь. Да и плаха в Пурпурном чертоге все время грязная. Думаешь, влезешь — и тебе сойдет с рук?

— Не узнаю, если не влезу, — не растерялся Гистасп.

Хабур хмурился.

К задуманному мероприятию Гор подготовился со всем рдением: потряс шпионов, кто чего знал, где был, что видел; всколыхнул волны давно забытого имени — Тиглат Тяжелый Меч, чтобы заручиться свободным проходом по землям; разобрался с провиантом и транспортом. И двинулся в путь, чтобы сделать следующий шаг и посмотреть, в первую очередь, так ли прав был Рамир, помогавший Змею шпионажем в Адани, когда сказал, что Таммуз, сын Стального царя, заслуживает внимания.

В любом из двух вариантов — заслуживает или нет — а результат будет один, прикидывал Гор. Для дальнейших успехов настал срок отвлечь внимание аданийцев какой-нибудь угрозой, и путь, который избрал для этого Гор, идеален. Остается только увидеть, достаточно ли Таммуз проворен, чтобы воспользоваться шансом, который Тиглат создаст.

В течение первого месяца Змею удалось собрать вокруг себя чуть больше сотни сторонников. Немного, но уже что-то — в его деле главное начать. А дальше как с золотом или временем в умелых руках: чем больше находишь, тем больше набегает поверх само по себе.

Собирая свой первый партизанский отряд, Змей вернулся к одному из прежних имен и стал зваться Хртахом. Будучи правой рукой Алая, он давно расставил, как многоопытный рыбак, развернутую сеть шпионов, и теперь оставалось только потянуть за нужные нити. Сотни более чем хватало, чтобы удерживать маленькую точку на карте на рубеже Адани и Ласбарна, регулярно совершая крохотные набеги на деревни — с одной стороны, и настойчиво сообщаться со шпионами — с другой. Гор совсем не зверствовал, и скоро отпущенные на волю пленные принялись упоенно рассказывать по всему аданийскому царству о приграничной напасти.