Закончив с упражнениями, Бану приволокла в комнату кувшин с водой, чтобы наскоро обтереться. Подготовила халат и сорочку, дабы побыстрее укутаться в тепло, как смоет пот. Вылила воду в таз, скинула одежду. И едва собиралась распутать стягивавшие грудь бинты, услышала охрипший голос у двери:

— Позвольте мне.

Сердце оборвалось. Как давно она не видела его? Не слышала голоса — заматеревшего, как и обветренное остроскулое лицо? Как яркие глаза удивительного бирюзового оттенка, которые в своем выражении — Бану задохнулась, обернувшись и взглянув в них — стали так чертовски похожи на глаза Гора.

Юдейр все еще ждал позволения, и Бансабира молча кивнула. Мужчина приблизился — неторопливо, но твердо. Не поднимая глаз на лицо госпожи, развязал концы ленты и принялся сматывать ее, оголяя высокую белоснежную грудь танши. Его руки не дрожали, как когда-то раньше. И хотя он по-прежнему не поднимал глаз, Бансабира чувствовала, что теперь румянец не перечеркивает его переносицу, а заливает ее щеки.

Так просто снять с нее бинты — Лигдам занимается этим каждый день. Но, когда сейчас это взялся делать Юдейр, земля почему-то ушла из-под ног. Годы минули с тех пор, как он выполнял такую обязанность. И то ли от ностальгии по временам шатров и огней, то ли почему еще действия молодого мужчины приобретали особо интимный характер. Безразмерное сердце Бансабиры, привязавшееся к ее стыду ко стольким мужчинам, заколотилось как сумасшедшее под руками бывшего оруженосца. Дыхание отяжелело.

У обоих.

Дрожа, Бансабира закрыла глаза. Надо справиться с собой, перестать краснеть и бояться. Все это бессмысленно — она просто слишком давно не была с мужчиной.

Юдейр первым взял себя в руки: он принялся делать то, что раньше делал сотни раз: растер Бансабиру от пыли и пота влажным полотенцем, нигде не задерживаясь дольше, чем нужно. Потом вытер сухим. Подал сорочку, помог надеть, а затем подошел со спины спрятал женщину в теплых объятиях халата. И только когда Бансабира сама затянула завязки, Юдейр решительным жестом развернул женщину к себе, притянул за плечи и поцеловал.

Бансабира замерла. С открытыми глазами и выбитым из груди воздухом.

Она могла бы оттолкнуть Юдейра, попытаться отбиться или хотя бы залепить затрещину. Гарантий, что, сцепись они, Бану выиграла бы, у нее больше не было — перед ней стоял не сопливый мальчишка, заикающийся через слово и извиняющийся — через два, но мужчина, закаленный скитаниями и обязанностью совершать невозможное.

Однако бездействовала Бану не поэтому.

Юдейр придвинулся чуть ближе, переместил руку Бансабире на шею, слегка путаясь в волосах с намокшими кончиками. Сухие твердые губы напряглись сильнее. Бансабира не отвергла мужчину и теперь: знала каким-то неведомым образом — дальше этого поцелуя Юдейр не зайдет. Во всяком случае, не сегодня.

Поэтому Бану мягко коснулась тыльной стороны ладони, лежащей на ее щеке и закрыла глаза, поощряя Юдейра задержаться у ее губ еще ненадолго, но не позволяя ни себе, ни ему углубить поцелуй.

Когда мужчина отстранился, он не стал извиняться.

— Не делай так больше, — попросила Бансабира, посмотрев в бирюзовые глаза.

— Обещать не могу, — отозвался мужчина, глядя в ответ столь же прямо.

— Я… — Бансабира с трудом могла подобрать слова. — Я думала, с годами твои чувства угаснут.

— Вы вообще не думали о моих чувствах, — отрезал Юдейр, глядя сверху-вниз и стоя все еще очень близко. — Но вы правы: они угасли.

Бансабира нашла в себе силы на маленькую усмешку:

— Что-то тут не сходится.

— Как угасают все костры — с золой горечи на пепелище.

— Юдейр… — с тенью ужаса прошептала Бану, отступая еще на шаг.

— Не стоит делать удивленный вид, тану. Вы знаете, что были самым дорогим человеком для меня, но чем больше проходит времени, тем отчетливее вы становитесь болезнью. Пусть это, — взглядом указал Юдейр на губы женщины, — станет моим целебным бальзамом, госпожа.

Бансабира, чувствуя себя неловко, облизала губы.

— Пусть это будет той костью, за которой я, верный пес, буду раз за разом прыгать в обрыв по велению хозяйки.

Все в Бансабире сжалось от этих сравнений — и этого прямого взгляда бирюзовых глаз. Она не находила слов и вообще с трудом понимала, что их все же надо искать. В голове пульсировало, в груди — едва билось, и женщине казалось, что она замерла где-то между сном и реальностью, просыпаясь на рассвете после особо тяжелого рабочего дня.

— Так о чем вы хотели поговорить? — Юдейр, наконец, совладал с собой. Он не дождался ответа танши и потому взял деловой тон.

Бансабире потребовалось полминуты, чтобы подстроиться под лад блондина. Похоже, невзгоды командующего разведкой залегли в его лице не только печатью первых молодецких морщин. Куда делся мальчишка, находчивый и потешный, который боялся показать ей, что схлопотал синяк во всю скулу?

— Тану? — напомнил о себе блондин.

— Да, — встряхнув головой, Бану вытряхнула оттуда все ненужные сейчас трогательные воспоминания. Предаться ностальгии можно и потом.

— Как дела в Алом танааре и Алом чертоге?

— О, новостей немало накопилось. С чего начать?

— С того, что произошло после того, как Ранди Шаут добрался до дома в безопасности. Мне нужны все сведения, Юдейр.

— Разве вы не отослали за ними в Алый дом свою сестру?

Бансабира отошла от мужчины, расположилась за письменным столом, от тлеющей в лампе свечи зажгла еще несколько, прибавляя света. Юдейр, не дожидаясь приглашения, сел по обратную сторону.

— Кончай издеваться, — спокойно осадила Бану. — Иттая старательная и неглупая, но неужели ты думаешь, я могла бы доверить нечто столь ответственное девчонке без всякого опыта? Она, конечно, может меня удивить, вернувшись с ценными сведениями…

— Вы не полагаетесь на удачу, — оборвал Юдейр, подведя итог женским размышлениям. — Поэтому вам нужны достоверные сведения.

Бану кивнула:

— А заодно — понимание того, на что и впрямь Иттая годится сама по себе.

— Как всегда, — Юдейр поленился даже улыбнуться. В мистических огнях освещения его глаза выглядели свинцовыми, кожа — бронзовой, и даже в воздухе вокруг мужчины, кажется, повис тяжелый запах железа. — Как всегда вы всех проверяете. А кто проверял вас?

— Мой отец, — не растерялась Бану. — Выкладывай.

Юдейр хмыкнул, чуть кивнул и принялся повествовать о том, о сем, доводя до сведения госпожи мельчайшие детали и не утаивая ничего. Да, Ранди и впрямь не так силен, как прежде, болен, да и потеря орды родственников его подкосила. Его сын и наследник обозлен выздоровлением отца и упущенной возможностью стать таном. Единства среди алых нет и не будет, пока Ранди не помрет. Но, кажется, для тану Яввуз как раз особенно интересно, чтобы он жил подольше?

— Именно, — кивнула Бану. — И еще мне надо, чтобы кто-то из твоих людей пустил в Алом танааре слух, будто в обмен на одного живого Ранди Шаута, его жены пообещали мне восемь тысяч невольников.

Брови Юдейра поползли вверх: а не многовато?

— Представляю размах грядущего скандала, — ехидно протянул он. — Топоры в семье Шаутов уже не зарыть так просто, а вы хотите, чтобы теперь их ненавидели все подданные.

Что за глупые вопросы? — спросила тану одним взглядом.

— Разумеется. Если вокруг тебя нет людей, готовых пожертвовать жизнь, ты ничего не достиг.

Юдейр возмутился до кончиков волос:

— Конечно, — цинично отозвался он, — кому это знать, как не вам.

"И не тебе", — безотчетно подумала женщина.

— Кроме того, — Бансабира, не зная, что сказать, не нашла ничего лучше, как продолжить разговор о делах, — мне нужно несколько верных людей в чертоге Каамалов.

— В каких именно кругах? — уточнил Юдейр.

— В страже и на кухне.

Юдейр вытянулся в лице:

— Хо. Ладно стража — явно, чтобы или защитить, или убить. А кухня-то к чему? Кого-то будем травить?

— Точно, — без тени сомнения подтвердила Бансабира. — Этера.