Веслав фыркнул, отыскивая в кармане разрыв-траву. На дурные вопросы он традиционно не отвечал, о чем и не уставал сообщать всем и каждому.

Тем более что начало ведь уже было положено. В конкретно этом случае – разбросано и вырублено жезлом светлой странницы.

Кстати, о Милии: перед тем, как шагнуть к апартаментам, Веслав повернулся к ней.

– Задержитесь здесь, пока не услышите, что можно.

Милия не стала отвечать и даже кивать, но информацию приняла к сведению и задержалась. Пояснять она тоже ничего не стала. Единственное, что она сделала на прощание – это знак, который обозначал, что после всего она еще поговорит с алхимиком о его тоне. Причем, едва ли словами.

Вместе с Милией в коридоре оставалась Хайя, которую та взяла за руку.

– А если вдруг стража? – усомнилась было я, оглядываясь, но Йехар и даже Бо посмотрели на меня как на не совсем вменяемую, и мне стало стыдно. Пришлось объяснить, что я волнуюсь за стражников и за то, хватит ли у Веслава эликсира, а у меня – способностей целителя.

А дальше двери эффектно распахнулись от прикосновения разрыв-травы – с тем же успехом их могла открыть и Ифирь, но алхимику очень нравилось, когда двери открывались так, будто на них со всей дури налетел бешеный мамонт – и мы предстали перед почтенным собранием.

Или собрание перед нами, потому что мы оказались активной стороной, а они – пассивной.

Куда там возвращению Эдмуса в составе Дружины!

Когда Цепеок увидел бывшего шута здоровехоньким, в компании нас, своей дочки и (все помнят этот цвет?) Бо, он издал тихий, предсмертный хрип и замахал руками, будто отгораживаясь от кошмарного видения. Наверное, мы перекрывали всё то страшное, что суровый правитель спиритов повидал на своем веку, да и что повидали остальные – тоже. Потому что со всех сторон теперь до нас доносились точно такие же хрипы. Очень похоже было на помехи в эфире.

Алхимик вышел вперед до того, как Ифирь сумела что-нибудь объяснить папаше.

– Потом убьете нас, если захотите, – сказал он так, чтобы дошло до всех в зале. – С учетом того, что у вас войско моонов на подходе и убийца-мятежник в Городе – можете не захотеть. Я могу назвать вам его имя, а взамен вы позволите нам остаться здесь.

Остаться в осажденном городе?! Ну, или в том, который скоро будет осажден, – да Веслав спятил!

Цепеок перевел глаза на дочь, как бы спрашивая: это вообще реальность? Ифирь деловито кивнула.

– Это будет зависеть от опасности заговора, который вы собираетесь раскрыть, - заявила она, на время принимая обязанности герцога: тот все еще таращился на юбочку Бо, но уже начинал отмирать в своем кресле. Появились рефлексы типа шевеления ушей и выпучивания глаз.

– Тогда порядок, – отозвался Веслав с беспечностью, которая дико сочеталась с холодным, фирменным алхимическим тоном. – Потому что речь шла не о том, чтобы просто погубить герцога или тех, кто с ним. Об этом, конечно, тоже… но речь шла о безумной идее, которая могла уничтожить Город, а может, и не только его.

Кое-кто из военных советников тоже отмер и начал привставать. В рядах Глядящих наблюдалось шевеление.

– И виновник этого – который, кстати, сидит в этом зале – не был гением, как мы подумали сначала. Он даже преступником не был. Всего лишь сумасшедшим. Мечтателем – ах, у вас тут не приветствуется это слово? Утопистом. Правда, очень даровитым утопистом. Но перед тем, как вы услышите его имя – один вопрос…

Тишина была образцовой. Гробовой. Я почти видела, как не менее десятка спиритов приготовилось вскочить на ноги и или отбиваться, или спасаться бегством. Вечная паранойя этого народа давала о себе знать. Цепеок, который тоже ощутимо нервничал, перевел взгляд с дочери на Веслава и спросил:

– Какой?

– Не вам, - отрезал тот. И тишина стала еще напряженнее. В этой тишине каждое слово, произнесенное резким голосом алхимика, било по ушам нестерпимо.

– Господин Главный Глядящий…

Тот встал на ноги, стыдливо прижимая крылья к спине. Он тоже нервничал: клыки чуть постукивали друг о друга.

– Я бы хотел, чтобы вы мне объяснили одну загадку.

Аррн кивнул, не сводя с Веслава испытывающего взгляда. Алхимик сделал пару шагов вперед и приподнял что-то за ремешок.

– Вы бы не могли нам всем объяснить вот это?

Я невольно схватилась за руку: и когда только успел? Мои часы, мои же собственные часы, ну, откуда у Веслава эти навыки карманника? Только вот стрелка будто сошла с ума, она крутилась так, будто решила переплюнуть импортные вентиляторы, будто за минуту решила прокрутить все оставшееся мне время, будто…

И тут на всех нас обрушилось одновременно. Глаза Аррна зажглись двумя зловещими зелеными светильниками – и меня потащило в пучину давнего ужаса, колотя о привычные камни: я тону, проваливаюсь на экзаменах, мертвый Веслав, мертвый Эдмус, только бы все это кончилось, пустая зона, Йехар с вытянувшимся, неподвижным лицом, красные рубцы на плечах Виолы, переломанные, раздробленные пальцы алхимика, два пятна движутся к нам сквозь сумрак, холод в груди… Милия?

– Ты хотел найти свое оружие? – я услышала ее голос, и меня вдруг отпустило. Я лежала на каменном полу апартаментов герцога, не только я – все в зале, стояли только Аррн и Милия. Он презрительно и, вроде, даже с облегчением улыбался ей навстречу. – Так получи его!

И новый голос, детский, зазвеневший неожиданно сильной ненавистью:

– Не смей их трогать!

Из-за спины странницы показалась Хайя, и облегчение начало сползать с лица Глядящего, вместе с улыбкой, а его место заменял ужас. Выставив руки перед собой так, будто увидел привидение, причем, кошмарное, он начал пятиться, отступать, не отрывая своих глаз от ее, таких же больших и еще более зеленых. А Хайя шла вперед, делая на один его шаг три двоих, детских, со сжатыми кулачками, в коричневом с желтыми полосками платьице, в которое ее обрядила тетка.

Смешно не было. В жизни не видела ничего менее смешного.

Два голоса в пронзительной тишине звучали страшно.

– Они солгали тебе.

– Я все вспомнила.

– Они тебе солгали!

– Я все вспомнила…

– Ложь! Ложь! Хотел сберечь тебя… ты не должна была…

– Ты их убил. Людей с факелами не было. Был ты.

– Неправда!

Два голоса звучали, сливаясь – один звучал смертным, отчаянным криком, второй – девчачьим сорванным шепотом. И шепот перекрывал крик.

– Стой! Стой!! Посмотри на меня, взгляни, я твой отец, я твой…

– Папа умер, – девочка остановилась, Аррн тоже, но он все еще не мог оторвать от ее лица глаз и выглядел перепуганным до смерти. – Я помню, я вспомнила. Я помню, как он меня заслонял.

Почти в ту же секунду Главный Глядящий упал на колени, закрывая глаза руками, потом скорчился на полу, издавая даже не крик – нечеловеческий, нутряной вой, переходящий в хрип. И я вдруг поняла: почти также выглядели мы, когда почувствовали тот ее удар, когда свалились тогда, в хижине…

Только удар тогда был гораздо слабее.

Светлая широкая полоса потянулась от Хайи к спириту, я в этот момент смотрела на плиты пола и увидела, как пропадают с них мельчайшие трещины, как становятся они менее темными – пол «молодел». То же самое происходило с Аррном: в несколько секунд уменьшились крылья, сам он убавил в росте, потом скукожился – кричать он не переставал, только крик становился все более высоким – пропали волосы, клыки… Потом смолк и крик – в воздухе напротив Хайи зависло крупное яйцо, покрытое толстой серой пленкой. Оно сыро шмякнулось на каменный пол, растекшись по нему утренней яичницей. Жизненный цикл Главного Глядящего на этом вроде как завершился.

– Мышка бежала, хвостиком махнула… – услышала я свой охрипший до неузнаваемости голос.

– Вот Хаос, – выдохнул Веслав, отлипая от пола. – А ведь с самим собой побился об заклад, что успокаивающее придется рыцарю давать!

– Собственно говоря, он получил, что хотел.