– Иосиф Мартович? Здравствуйте! – пролепетал Георгий.

Попасть в руки Иосифа Мартовича было почти то же самое, что попасть в цепкие лапки цыганки: это было надолго. Только, к счастью, при этом кошелек, всё же, не грозил опустеть; за деньги можно было не волноваться.

Иосиф Мартович был высоким представительным мужчиной, по всей видимости, в прошлом – жгучим брюнетом, теперь с изрядной долей седых волос в пышной шевелюре и в широких усах, с большим горбатым носом и доброй улыбкой, которая наличествовала всегда. Иосиф Мартович знал, пожалуй, добрую половину города, и, будучи пенсионером, посещал все литературные, музыкальные и прочие мероприятия, торжества и представления в городе, и обретался в той среде, которую пышно называли «творческой интеллигенцией».

Стоило встретиться на улицах города с Иосифом Мартовичем – и долгий, обстоятельный рассказ о всех событиях, касаемых этой сферы, был гарантирован.

– Здравствуй, молодой пиит! – воскликнул Иосиф Мартович, приобнимая Жорика, и увлекая прочь от рынка, по улице, ведущей к центру.

«Прощай, колбаса! Я к тебе не вернусь сегодня», – подумал Георгий, мысленно распрощавшись с идеей затариться продуктами на неделю.

То, что он уже не такой уж и молодой, а вдобавок давно и абсолютно не поэт, он вставить не смог и не успел.

– К нам на той неделе приезжал Тимур Шаов. Ты был на концерте? Почему – нет? А в музее Грекова была выставка прикладного искусства. Ну, а в выставочном зале, что недалеко от Николаевской церкви – новый формат, «другие» художники перфоманс только вчера устроили. Художка и её директор, конечно, в шоке: их работ там нет… И ещё, в институте ты давно не был?

– Я там работаю.

– О! Молодец. Через неделю там проводится встреча с творческой интеллигенцией. Директор библиотеки постаралась. Будет даже балерина, представляешь! Переехала недавно в наш город. Уже на пенсии, она у балерин – ранняя, но танцует хорошо. А ещё, на встрече будет даже чай с пирожными.

– Да не мучь ты парня – может, он спешит куда, а ты ему на уши присел – как молодежь говорит, – раздалось рядом.

Только теперь Жорик понял, что идущий рядом, с другой стороны, человек – не посторонний прохожий, а тоже идет вместе с Иосифом Мартовичем.

– Ой! Совсем забыл вас познакомить! – спохватился Иосиф Мартович. – Георгий, это – Михаил Степанович. Раньше он тоже в институте работал, а ещё он – скрипач. Единственный у нас в городе. Чудо, как играет! Ты не уйдешь от нас так просто; ты должен его слушать, сегодня же: мы как раз к нему идем. Не отказывайся: день рождения у человека… Вот, ходили за вином и сыром – всё чин чинарем!

– Поздравляю! Только, куда же я без подарка?

У Михаила Степановича были умные, карие глаза, западающие в душу; большой лоб, волевые скулы. Пожалуй, больше ничего, кроме глаз, далее не разглядывалось; на них наблюдатель останавливался, в них проваливался и замолкал.

– Какой подарок, в наше-то время! Если требовать подарки – лишишься друзей. Потому, если никуда не торопишься – идем ко мне в гости; составишь нам компанию. Иосифа Мартовича я тоже, просто случайно, здесь встретил. Судьба: будет, с кем начать этот день, – Михаил Степанович улыбнулся так, что отказать стало невозможно.

Жил скрипач, как его отрекомендовал Иосиф Мартович, в старом доме, каких ещё много было в центре города: низ был каменный, прочный, а верх – деревянный. Туалет, само собой разумеется, в этом историческом памятнике казачьей архитектуры был на улице. И, хотя у Михаила Степановича этаж был первый, а не подвальный, пришлось спускаться вниз по деревянной лесенке, заключенной в тесном узеньком коридорчике: видимо, за годы это строение просело вниз.

Комната, хотя и единственная, оказалась довольно большой, но была перегорожена большими, тяжелыми шкафами с книгами. За шкафами, судя по потолку, что оставался доступен для обзора, оставалась примерно половина: там, вероятно, была кровать или диван.

В гостевой части комнаты стоял большой стол со стульями, шкафы вдоль стены, тоже с книгами. Напротив шкафов были кресла у стены и небольшой диванчик, пол устилал самодельный коврик. Единственное окно, что располагалось у входа, выходило во двор. По окну было видно, что стены в доме толстые, старинные. На подоконнике сидел белый кот с серыми пятнами, который спрыгнул при появлении хозяина и теперь терся о его ноги и громко мурлыкал.

– Знает своё кошачье дело! – улыбнулся Михаил Степанович и, наклоняясь, погладил кота. – Очень громкий кот. Приблудился – и живёт. А я не возражаю. Когда болел, зимою – он меня грел. И всё понимал. Перезимовали мы с ним тогда, и оба живы.

– Сыграй нам что-нибудь! – воскликнул Иосиф Мартович.

– Сейчас, покормлю моего друга. Да и стол, так сказать, накрою: одними моими мелодиями сыты не будете!

– Ну что вы! Может, не надо…, – начал Жорик.

– Надо, – отрезал Михаил Степанович. – Хоть вина да бутербродов пару. Живем один раз – встретимся ли ещё, я не знаю.

Он насыпал в кошачью миску китикета, сходил за загородку из шкафов и принес тарелку, ножик, три рюмки; надел очки и порезал хлеб и сыр. Открыл бутылку с вином.

– Мне нельзя много пить. А вы – не стесняйтесь, – Михаил Степанович посмотрел на них большими, увеличенными стеклами очков, глазами.

– Мне – не надо, или – только чуть-чуть, – попросил Жорик, и Михаил Степанович плеснул ему немножко, а Иосифу Мартовичу налил полную.

– Ну, как полагается. Выпьем за то…, – и Иосиф Мартович произнес длинный витиеватый тост.

А потом Михаил Степанович снова исчез за шкафами, и вернулся со скрипкой. Любовно протер инструмент, приладил на плече и заиграл.

Мелодия была красивой и надрывно-печальной. Следом пошел «Каприз» Паганини и «Чакона».

Закончилось всё еще небольшой рюмочкой в честь именинника, искренним «спасибо» Георгия, объятиями Иосифа Мартовича, который чуть не задушил, наверное, именинника, и прошествием гостей к порогу.

– Приходите, пожалуйста, сегодня к Борису Видко. Считайте, что я вас пригласил. Там будет много наших, меня поздравят. Играть я там не буду – даже скрипку не беру. Но, сыграют другие. Или – читать стихи будут. Один из последних вечеров в Подвальчике… Ровно в семь. Постучитесь – и вам откроют, и не спросят ничего. Просто впустят. Чужие туда не ходят. Ты ведь придешь, Георгий? Ещё раз встретимся. Развеешься, на людей посмотришь.

– Спасибо. Я постараюсь, – ответил тот.

– Ты ведь там ни разу не был?

– Нет. А где это?

– Подвальчик… Он скоро прекратит существование. Вернее, сам он останется на месте и даже будет принадлежать тому же хозяину. Но, там он сделает какие-то мастерские: нужно, чтобы дело приносило доход. А от нас, музыкантов, художников и поэтов, для которых первоначально Борис открыл свой «салон» – толку нет. Он сам – в прошлом поэт, а теперь – разбогатевший предприниматель. Из ностальгии, купил один подвал в старинном доме… Специально, для сборищ. Знаешь, в центре, неподалеку от театра, дом с совой? – спросил скрипач.

– Ага.

– Там наши и встречались. Видко отгрохал там неплохую комнатку, даже с камином. Приютил нас всех на время: мы там собирались по воскресеньям. Но, сам он уже влез в долги, и стало ему не до жира. Закрывает он теперь свою лавочку.

– А кто там собирался?

– Да все, кто хочет. Я бывал несколько раз, – пояснил Иосиф Мартович.

– И я заходил. Изредка. Сегодня там, может, кто из бардов будет, сам Видко – вероятно, артисты – студенты из театра, баптисты – они почему-то зачастили, музыкантша одна, ну и зрители, конечно. Пестрая компания. Как всегда. Одно из последних сборищ, – пояснил Михаил Степанович. – После будет негде встречаться.

* * *

Дом с совой в городе знали почти все. Небольшой, двухэтажный. Учитывая то, что достопримечательностей в городе было немного, простые, но оригинальные дома входили в их число. Из достопримечательностей был, конечно, Собор и Соборная площадь, театр и музей. А также, большой универмаг в центре города – в него в последнее время народ ходил просто пошляться да поглазеть, как в музей. Еще приметным был центральный парк рядом с универмагом, институт, где работал Жорик, несколько храмов – вот, пожалуй, и всё.