Ранняя осень в этом году выдалась холодной: еще с сентября, с самых первых чисел, зарядили затяжные, моросящие дожди. И с тех пор, природа больше к теплу не вернулась. Заморозков, конечно, тоже ещё ни разу не было. Однако, в такую погоду хорошо сидеть дома, пить горячий чай… А не выскакивать на улицу, едва успев протереть глаза, и шлепать по грязи: под звонки редких, тоже едва-едва оклемавшихся трамваев. И не отбегать спешно в сторону, прижимаясь ближе к стене, чтобы какой-нибудь водила, жмущий на красный, не облил с ног до головы грязным содержимым дорожной ямы, намеренно проехав по луже как можно ближе к тротуару.

В такие дни с ностальгией вспоминается лето; хотя лето было невыносимым и жарким, и так уже хотелось прохладной осени, желтой листвы и чистого, синего, а не белесо-выгоревшего южного неба.

В этом году «очей очарованья» не случилось. Шмяк – и полное погружение, без всякого перехода, в безвременье промозглой сырости, которое продлится еще и октябрь, ноябрь – и затянется, бесснежное, до конца февраля… Тоска.

Впрочем, не всё было так плохо; почему обязательно тоска? День как день. Не солнечный, но и дождь не льет, хотя и вероятен сегодня. Штормового предупреждения не было; ветер не сгибал деревья и не сносил крыши. Нормальный, типичный осенний день. Утро ничем не примечательного дня. Среднего…

Средним было и настроение Георгия, поскольку он брел на занятия, ранним утром: полусонный, абсолютно не выспавшийся. До них оставалось всего минут пятнадцать, когда он выскочил из общежития. Традиционно забыл захватить зонт, необходимый «на всякий случай». Зонт, что висел на вешалке при входе в комнату. А значит, дождь сегодня случится непременно: примета была такая…

Проснуться он тоже, наверное, забыл. Что не мешало ему идти своей обычной, изо дня в день повторяющейся дорогой; совершенно на автомате. Миновать серые, унылые корпуса ближайших студенческих общаг, пройти мимо жилого пятиэтажного дома, потом – частного сектора и небольшого, заброшенного стадиона напротив, с покореженными, проржавевшими остовами-железками, на которых некогда крепились баскетбольные корзины. Дальше – мимо бывшей студенческой столовой, которая мимикрировала под ритуальное кафе, девятиэтажной общаги-свечки и маленького углового магазина, возле которого в более-менее хорошую погоду бабки продавали семечки и цветы.

Здесь Георгий слегка притормозил и всё же окончательно проснулся: поворот был опасным, а ему – на ту сторону. Да еще и трамвайные пути, о которые, не проснувшись, сломаешь ноги. На той стороне – газетный киоск. Уже открытый. Со свежими газетами, иконами, минералами и жуками, а также вездесущими гороскопами.

Он теперь смотрел вокруг более осмысленным взглядом, выделяя будничные мелочи. Район города, в котором сейчас находился Георгий, был одним из самых приятных: единственный в городе храм науки, политехнический вуз, располагался своими корпусами в дореволюционных зданиях с колоннами, а здания эти были окружены газонами и остатками дореволюционного парка, бывшего некогда очень большим и красивым. Наверное. Местами осталась даже старая чугунная решетка. Она и начиналась здесь, неподалеку: сразу за киоском с газетами и небольшой уличной забегаловкой.

А вот, однако, и кот: новый приблудился… Бедняга! Худой и грязный.

Коты тут наличествовали всегда: их привлекал мутного вида прилавок, рядом с газетным киоском. Здесь, из окошка, за деньги, всем желающим выдавалось пиво, газированные напитки и беляши. Конечно же, местных котов интересовали последние. И потому, хвостатые жильцы домов, расположенных напротив закусочной, любили посещать эту территорию: обычно, здесь бывал или рыжий, здоровенный котище, или черно-белая элегантная кошечка, или белый, пушистый, молоденький котик. Возможно, и все вместе, или врозь, или попеременно.

К котам Георгий всегда проявлял повышенный интерес. Они нравились ему своей непосредственностью, свободой и даже, порою, тонкой иронией. В библиотеке того района, где он жил в детстве, к примеру, жила большая кошка Тома, которая питалась исключительно консервами «завтрак туриста» – всю остальную еду игнорируя напрочь. Она, очень даже не худенькой комплекции, просачивалась на полки, и дрыхла сверху книг, норовя неожиданно зацепить своей когтистой лапкой зазевавшегося книголюба. Зато, в этой избе-читальне никогда не водилось мышей, несмотря на близость полей и пустыря. Одна из первых любимых им кошатин…

А, когда однажды, «ради прикола», он впервые сыграл у друга в "Мороувинд", то выбрал себе героя – хаджита. И ему понравилось. С тех пор он постоянно в свободное время «рубился» в «Мороувинд» и был и в этой игре, как и в "Обливионе" исключительно кошачьей породы и носил гордое имя Мурр. А новые игры Георгий любил не слишком… Они показались ему навороченными не по делу, и слишком тупыми.

Сейчас, новый кот у киоска с беляшами привлек его внимание, хотя был не слишком приметный, серо-полосатый. Только грудь его украшало небольшое белое пятнышко. Которое оставалось чистым, несмотря на грязные лапы. Как раз в это время, кот внимательно следил за парнем-студентом, который пил пиво. Допив содержимое пластикового стаканчика, парень стал разворачивать лежавший перед ним на столике беляш. Беляш смачно выронился на землю.

– Тьфу ты, чёрт! – выругался парень. Потому что кот, не будь дурак, проворно просочился мимо его ног и ловко ухватил беляш зубами. А после этого, конечно же, дал газу и проворно вскочил на старинную чугунную ограду за киоском. Усмехнувшись, Георгий, который как раз проходил мимо, посмотрел вверх, встретился глазами с котом – и весело подмигнул ему. А тот удрал по другую сторону забора и спокойно принялся за уворованный беляш. Подмигивание он проигнорировал.

«Настоящий хаджит!», – подумал Георгий. Его настроение улучшилось, и он бодрой походкой направился ко входу в Горный корпус. Как раз и студенты сейчас напирали на его дверь мощным валом. Общая толпа подхватила Георгия, и увлекла внутрь здания.

Вскоре он, наконец, выбрался из давки и пошел по лестнице, на второй этаж. А потом, звук его шагов гулко раздался по коридору.

Жорик был преподавателем культурологии…

Нагрузка по лекциям и практическим у него была по полной, и обязанностей куча. А вот стаж ему преподавательский не шел: официально он числился «инженером»: как ни странно, инженером гуманитарной кафедры, культурологии и дизайна. Он недавно закончил вуз, и писал кандидатскую диссертацию. В свободное от основной нагрузки время, само собой разумеется. А зарплата была чрезвычайно маленькой; ниже прожиточного минимума.

Студентов своих Георгий был не намного старше; вначале над ним посмеивались и называли, чуть ли не в лицо, просто Жориком. В особенности, тяжело ему было поначалу входить к горнякам, крепким, высоким парням, косая сажень в плечах – все как на подбор… И как с ними совладать? Чтоб не нарваться на игнор, и не обострить отношения? Способов у новичка, в общем-то, всего два: первый – устроить студентам жесткий прессинг, тогда и зауважают, как миленькие… Но, не таков был наш Жорик: ненавидел крысятничать, ругаться, закладывать и доносить. Дисциплина – дисциплиной, но главное – человеческие отношения.

Он брал их умом. Читал такие лекции, что к нему начинали относиться по-особенному, и даже делиться с ним проблемами. Приветствовать, заметив на улице издали. Ребята оказались способными, и в прошлом году сдали ему зачет великолепно… Тяжело было в учении – а потом пошло, как по маслу. А теперь, и вовсе рады были его видеть, и с удовольствием всё конспектировали.

Впрочем, сейчас высунулся из них кто-то из аудитории, и тут же юркнул обратно:

– Жорик идет! – послышался вопль.

Ну, не без этого. Ничего, займемся сейчас эпохой Возрождения…

Сегодня у него было целых пять пар лекций. Так в деканате нарисовали. Пят пар – это десять академических часов. «Вам бы такое расписаньице!» – мысленно, по сложившейся традиции, пожелал он своим, всегда менее обремененным преподавательской нагрузкой, коллегам, увидев сиё предписание первого сентября, на стенде. Его, как молодого да раннего, умудрились озадачить по полной.