— Как ты научилась делать это? — спросил я, даже не пытаясь скрыть благоговение в своем голосе — на этот раз я был на самом деле впечатлен.
— Один старый сотрудник научил меня, — она пожала плечами, а потом перевела внимание на то, чтобы измельчить чеснок в пюре и поджарить его в оливковом масле с травами, прогретыми на плите. Пряный острый запах сразу же ударил мне в нос, и мой желудок заурчал.
— Уточнишь? — спросил я.
Выражение ее лица изменилось, став почти смущенным.
— На самом деле это не то, чем можно было бы похвастаться.
— Все равно, расскажи мне, — сказал я, надеясь, что она не заткнет мне рот, — только сейчас она позволила мне подобраться к себе так близко. Я вынужден был рисковать этим. — Эта история не может быть хуже, чем те времена в средней школе, когда Крис сдернул с меня штаны, сделав обманный маневр, притворяясь, будто хотел отобрать мяч.
Гвен изобразила улыбку, без сомнения представив меня блистающим перед толпой зрителей. Медленно, но верно ее стены рушились.
— Ладно, ладно, — сказала она, снимая сотейник с плиты и поливая этим соусом вторую половинку чиабатты. — Итак, мой первый день на работе и я только окончила кулинарную школу, и вот я прихожу в тот шикарный итальянский ресторан в отеле и казино the Cromwell в Вегасе, готовая всех пристыдить своей классической подготовкой …
— Всегда знал, что Лалонд означало по-французски «самомнение».
— Это не самомнение, когда ты одарен, — сказала она. — Как бы там ни было, я приезжаю, ожидая, что поражу весь персонал кухни своим талантом, думая, что через неделю меня назначат шеф-поваром — я была как-никак лучшей выпускницей в своем классе — только вот младший повар поставил на мои колени корзину, полную чесночных луковиц и сказал, стоило мне закончить с ней, что меня ждут еще четыре такие.
— Могу поклясться, что ты была в ярости, — сказал я.
— Просто в бешенстве. Пока все остальные вокруг меня стряпали соусы, свиные стейки, реально готовили блюда, я погрязла в грязной подготовительной работе.
— А ты думала, что была выше этого?
— В то время — да, — она прижала два куска хлеба друг к другу и завернула их в фольгу, прежде чем все это положить в духовку рядом с лазаньей. — Целый месяц я чистила, резала, перемешивала овощи, до того как поняла, что часто задания, которые никто не хочет делать, — это те задания, которые дают возможность кухне работать на высоком уровне, и благодаря им шеф-повар может выполнять свою работу быстро и качественно.
— Очень похоже на разыгрывающих игроков. Только боль и никакой славы. Но если эти парни не будут делать свою работу ежедневно, если они не будут принимать удары и отрабатывать сценарии игры, я тоже не смогу выполнять свою работу.
Она кивнула.
— Верно. В любом случае, к концу первой смены я безумно устала, и мой нож просто соскользнул. Результатом была неприятная рана и четыре шва, — Гвен подняла руку, показывая едва заметную серебристую полоску вдоль указательного пальца. — На мое счастье, лезвие в основном затронуло только мясо. После этого, главный повар по заготовке посвятил меня в таинство раздербань-потряси-перемешай.
Я выдавил в ответ улыбку.
— Нужно ли мне поцеловать твою бо-бо, чтобы тебе стало лучше?
— Тебе все еще мало? Как насчет этого, — она закатала свой рукав, согнув руку в локте, Гвен обнажила блестящий участок кожи вдоль предплечья. — Ожог третьей степени от промышленной печи.
— Ну, знаешь, как говорится…
— Нет, Логан, я так не думаю, — ответила она, хотя то, как дрогнули ее пальцы и сжался рот, говорило мне о том, что если бы следующее предложение, сказанное мною, содержало бы фразу «ты не справляешься» и «не лезь на кухню», то я бы заработал несколько швов сам.
Так как поездка в неотложку не входила в мои планы сегодня вечером, то я поднял рукав своей футболки, показывая большой шрам, похожий на серп, на моем бицепсе.
— Футбольная игра в восьмом классе. Разбитое стекло. Тринадцать швов и укол от столбняка.
— Ой, — произнесла Гвен, ее губы вытянулись вперед от того, как она их притворно надула. — Коротышка Логан получил бо-бо?
— Ладно, что-то более свеженькое, — я задрал свою футболку, и да, я мог бы оттянуть ворот, но черт меня побери, мне так нравилось то, как Гвен сосредоточила свой взгляд на всех кубиках моего пресса. — Сломанная ключица, — сказал я, указывая на тонкую белую линию, пересекавшую мою грудь. — Операция, три спицы и металлическая пластина.
— И здесь я представила тебя в образе Страшилы.
— Я стабильно удерживаю высокий балл в тесте Wonderlic, чтобы ты знала, — сказал я, опуская футболку (прим. тест для подбора персонала Wonderlic (его часто называют еще Wonderlic Intelligence Test), используемый в Национальной лиге с 1968 года, имеет целью оценку способности спортсмена к быстрому мышлению и умению принимать эффективные решения под давлением стрессов).
— Ты простишь меня, если я не буду впечатлена твоим результатом в когнитивном тесте умственных способностей, созданного для неандертальцев и манекенов для краш-тестов.
— Я набрал наивысший балл!
— В тестировании, с максимумом в пятьдесят, тебя должно было обеспокоить то, что остальных из нас оценивают по сто бальной шкале. Но прими мои поздравления, Сладкая Булочка, ты интеллектуально превосходишь остальное полчище гладиаторов, — она одарила меня хитрой ухмылкой, в то время как наполняла свой бокал. — Или превосходил. Учитывая темпы, с которыми вас всех увольняют, думаю, что ты, скорее всего, уже потерял один или два балла.
Я откинул голову назад и рассмеялся, тем утробным смехом, который вырывался из моей груди и поглотил все тело. Мне нравилось это, этот обмен колкостями между собой, доброе соперничество, мое постоянное желание узнать, что она сделает дальше, если я подтолкну ее в ту или в эту сторону.
Гвен подошла к столу, который я накрыл, делая глоток своего каберне и инспектируя салаты, которые я уже разложил по тарелкам.
— Ну, ты вроде как готовишь, — сказала она после долгой паузы. — Может, это ты должен быть тем человеком, кто будет раскладывать обед в следующий понедельник на торжестве в честь кубка the Blizzards, а не я.
— Я могу всего лишь воссоздать парочку маминых рецептов и то, не очень хорошо, — сказал я. — Заранее прошу прощение, если лазанья будет несъедобна.
Она капризно скривила свой рот, было очевидно, что остроумный ответ вертелся на кончике ее языка, но вместо этого она сказала. — Однако у тебя есть стейк-хаус. Разве не ты тот парень, который раньше повторял, что «еда — это топливо, а не развлечение»?
— Да, я утверждал такое, — я потер челюсть, внезапно почувствовав себя глупым и смущенным, вспоминая всё то время, когда я усложнял жизнь Гвен из-за ее глупой «страсти». Которой, однако, я в тайне завидовал, потому что она отдавалась этому так искренне, никогда не заботясь о том, что подумают о ней другие. В те времена, я не понимал, как еда могла напоминать тебе о прошлом, воплощать ценные для тебя воспоминания, которые ты никогда бы не хотел забыть, о том, как вернуть обратно к жизни тех людей, которых ты так рано потерял.
— Но потом умерла мама, что дало взглянуть на вещи объективно, — продолжил я, рассматривая как лучи заката, пробивались сквозь окна и окутывали Гвен золотым сиянием. — На самом деле это она хотела иметь ресторан. И, ладно… это было очень незрело. Я просто ждал, когда правильный шеф-повар приготовит блюда по маминым рецептам.
— Я действительно обожала Джейн, — сказала она. — Тебя беспокоило то, что она отправила рецепт своего шоколадного печенья с белым шоколадом в качестве подарка, когда я окончила школу Le Cordon Bleu в Париже?
Я покачал головой, посмеиваясь.
— Нет, но это так на нее похоже.
У нее всегда были эти мягкие, тягучие угощения, лежащие на столе. Когда бы ни пришли Крис и Гвен, Гвен съедала целую тарелку, пока болтала с мамой и помогала ей приготовить недельный запас еды. В то время мне казалось, что Гвен приходила от скуки, потому что ее отец снова был в отъезда из-за очередных кулинарных приключений, а ее мама была занята завершением их бракоразводного процесса, но на самом деле Гвен получала удовольствие от нормальной, повседневной жизни семьи, где вместе ужинали почти каждый вечер и одевались в одинаковые пижамы в рождественское утро.