На другое утро те же претенденты явились снова, и их сопровождал какой-то третий субъект, напоминавший морского слона толщиной.

— Вот что, миссис! — заявил он. — Мы навели справки и узнали, что мистер Малькольм вам родственником не приходится! Но мы деловые люди. Мы понимаем, что вы можете найти пути и добиться свидания с ним. Поэтому мы решили попытаться сговориться с вами раньше и даем вам очень высокую делу за ваше ожерелье. Не будьте упрямицей, соглашайтесь. Мы будем играть в открытую. Назовите вашу цену!

— Сто тысяч долларов! — с замирающим сердцем, но решительным тоном ответила Минни.

— Но это безумие, это безумие! — хватаясь за голову, твердил ювелир Уорсмэн. — Нам едва ли удастся выручить и две трети!

— Тогда не покупайте ожерелья! — предложила Минни.

— Мы попробуем образовать компанию на паях для покупки ожерелья, — предложил молчавший во время переговоров красноносый старичок. — Но миссис Дэвитт, конечно, пойдет на уступку. Ста тысяч долларов ей, конечно, никто и никогда не даст! Она женщина благоразумная! Если само счастье плывет ей в руки…

— Сто тысяч — и ни цента меньше! — решительно сказала Минни. — Я, действительно, не родственница мистеру Малькольму, но у меня есть близкая подруга, которая приходится ему племянницей. Мне не представит затруднений заинтересовать делом мистера Эбенезера…

Посетители переглянулись. Потом Уорсмэн вымолвил раздраженным тоном:

— Ну хорошо! Вы хотите нас ограбить, миссис! Пишите расписку!

— На сто тысяч долларов?

— Да, на сто тысяч! Но, клянусь самим сатаной, это безумие, это форменное безумие! И если мы обанкротимся, то это вы, Клэридж, будете повинны!

Минни, не веря своему счастью, потребовала, чтобы деньги были выплачены ей не чеком, а наличными деньгами. Покупатели на это согласились. Час спустя миссис Минни Дэвитт и ее супруг вернулись из банка с набитым кредитными билетами чемоданчиком, и в тот же день уехали из обогатившего их столь случайно и столь щедро Сан-Франциско на свою родину.

Но что же это за таинственное ожерелье? Почему за него была дана такая колоссальная сумма?

…Больше ста лет тому назад в Париже шли торжества: генерал Наполеон Бонапарт сочетался законным браком с пожилой, но еще прелестной креолкой Жозефиной, вдовой Богарне. Наполеон тогда уже располагал солидными средствами, и он поднес далеко не богатой Жозефине целую серию свадебных подарков. В числе этих подарков было и янтарное ожерелье. Сама по себе его ценность была высока, но она еще повышалась тем, что на части зерен одним из знаменитейших парижских ювелиров тех дней были вычеканены или выгравированы при помощи лупы тончайшими черточками арабески и в них — целый ряд цитат из писем Наполеона к Жозефине того времени, когда будущий император без памяти влюбился в красавицу-вдовушку.

После крушения Первой Империи ожерелье Жозефины, вместе с многими другими вещами из ее обихода, сделалось достоянием государства и в течение многих десятилетий хранилось в музее Лувра. Еще в пятидесятых годах любители предлагали за него полтораста тысяч франков. Теперь его цена во много раз выше. Компания ювелиров из Сан-Франциско, купившая это ожерелье, почти немедленно перепродала его уже за полмиллиона франков какому-то американскому собирателю редкостей, архимиллионеру.

Но как это историческое ожерелье, эта реликвия могла попасть в руки китайского старьевщика?

Это остается загадкой.

Достоверно установлено, что ожерелье еще числилось в регистрах Лувра лет сорок пять или пятьдесят назад, а затем исчезло. Странно, что пропажа драгоценности тогда не вызвала шума, не обратила на себя внимания общества, — но это так. Где ожерелье скиталось, кто его похитил, к кому из рук в руки оно переходило, каким образом первый вор, который должен был знать, что ожерелье представляет огромную стоимость, — мог сбыть его, — все это, вероятно, так и останется навеки тайной.

Бесспорно, какой-то мистической, таинственной жизнью одухотворено все то, на что положило время свою печать.

В особенности дышат и трепещут этой странной жизнью предметы искусства: древние картины, мрамор, произведения ювелирного искусства.

Немало гуляет по белу свету легенд, связанных с фамильными кольцами, браслетами. Целые захватывающие романы посвящены таким браслетам и кольцам.

В них таится частица души тех, кто носит их и носил. Есть фатальные драгоценности, фатальные для бесконечного ряда поколений.

И трудно сказать, где кончается мистическая легенда и начинается действительность.

Обладательницей одной из таких мистических драгоценностей в Петербурге является вдова генерала, Мария Дмитриевна фон Эксе. Принадлежит ей, — без всякого преувеличения, — единственное в мире ожерелье, составленное из так называемых египетских «жуков». Этим оливковым, испещренным иероглифами жукам — по несколько тысяч лет. Эти жуки покоились в гробницах фараонов и египетской знати, как амулеты.

Ожерелье, которое не оценишь ни в какие миллионы, принадлежало владетельной княгине Гика, прабабке г-жи фон Эксе.

Вот иллюстрация исключительной ценности этого ожерелья:

Одна очень высокопоставленная особа, вернувшись из свадебного путешествия с супругом своим по востоку и увидев у г-жи фон-Эксе это ожерелье, заметила:

— Какая вы счастливая!.. А мне хедив поднес в дар одного жука, последнего, которым он обладал.

В семье М. Д. фон Эксе из рода в род переходило, что ни под каким видом не следует пытаться «расшифровывать» иероглифы «жуков».

Любопытных ждет трагическая судьба.

Бабушка г-жи фон Эксе, не утерпев, обратилась к одному египтологу с просьбой перевести на французский язык «литературу», которой покрыт хотя бы один какой-нибудь из целой гирлянды «жуков».

Египтолог исполнил просьбу.

И что же, спустя самое непродолжительное время, здоровая и крепкая старуха вдруг внезапно скончалась.

Мистическое ожерелье отомстило за попытку разгадать его тайну, теряющуюся в сумраке тысячелетий…

Это было первое «предостережение».

Что касается Марии Дмитриевны фон Эксе, она никогда не расстается с этим мистическим ожерельем, но и никогда не пытается проникнуть в его заповедную тайну.

В Европе есть коронованные особы, могущие похвастать в своих коллекциях двумя-тремя египетскими жуками, но колье из них, повторяем, — единственное.

Оно в Петербурге…

Белоколонный потемкинский дворец хранит неразгаданную страшную тайну.

В его старых стенах живет таинственная, жуткая легенда.

В день открытия 4-ой Государственной Думы к нескольким видным депутатам левых фракций обратилась г-жа Л.

Г-жа Л. — скромная служащая в хозяйственном отделе Думы.

— «Вы не поверите мне, вы подумаете, что я фантазирую, — но прошу вас, выслушайте меня, — взволнованно говорила молодая женщина.

Я живу уже три дня в каком-то кошмаре…

Это началось так.

Ночью мне приснился непонятный, страшный сон.

Я иду по темным коридорам. Наконец вхожу в какую- то комнату. Низкая, темная с одним крошечным окошком.

Посередине сидит за столом бледный молодой человек. На нем странный наряд — шитый екатерининский камзол, туфли, чулки, на голове парик.

Он заметил меня — посмотрел.

Мне кажется, что я никогда не забуду этого взгляда…

В нем было столько тоски, столько отчаяния невыносимой муки…

Целый день я была под тяжелым впечатлением этого непонятного сна.

На следующую ночь повторилось то же самое — я снова была в таинственной комнате, и снова видела бледного молодого человека… Мне казалось, что я схожу с ума!