Вот, Витя, злой он потому, что дружбу с человеком никогда выше своих принципов не поставит. Крестов ведь тогда не просто не согласился на включение его жены в состав учредителей предприятия. Он вообще весь тот генеральский проект поломал. Так что дружить осторожно с ним означает, что не надо надеяться, что дружба с ним при необходимости может как-то тебе помочь, если для этой помощи надо хоть одну запятую в законе вставить, переставить или удалить.

Есть у меня еще один пример, но сейчас на него у тебя уже времени нет. В следующий раз обязательно расскажу – это важно очень для меня. Я боюсь теперь, что Крестов за него мне мстить начнёт.

– Ладно, не загадывай плохого, может и не случится. Согласовывать наши надзорные стратегии уже тоже некогда – идти мне надо. Но тебе сейчас кратко для понимания моих намерений на сей счёт вот что скажу: ближайшие минимум полгода надзором за городской администрацией заниматься практически вообще не будем. Пусть нагрешат уже при Крестове, потом проверять опять начнём и ведомость уже его грехов составлять будем. А то я Дьяконова по просьбе Ростова почти весь последний год прессовал, можно сказать. И что? Считай, что поучаствовал в избирательной кампании за Крестова, дорожку ему к креслу стелил. Понятно?

– Логично рассуждаешь.

– Давай к этой теме вернёмся при следующей встрече. Я на него сегодня повнимательнее посмотрю. Он начнёт что-то делать. Ты пособираешь информацию, поанализируешь. Договорились?

– Договорились. Иди уже, а я сок свой допью. Успокоюсь немножко.

– Пошёл. Не психуй. Пока.

Нонна Савельевна пила сок с большими паузами между глотками и смотрела в окно на уходящего по тротуару Давыдкина. «Стройный, не растолстел в прокурорстве. Со спины пружинистый мужик под сорок. Господи, какая же я дура была! А может, и не дура вовсе. Протаскалась бы с ним по разной сибирской глухомани. И генеральшей бы не побывала. Ой, ну как же он на меня смотрит до сих пор! Нано называет. Всё-таки правильно я сделала, что его перевод в Среднеградск организовала».

Крестов вернулся в кабинет с прогулки за 10 минут до окончания обеденного перерыва – Оксаны ещё не было, пришлось открывать двери своим комплектом ключей. Он прошёл в комнату отдыха, разделся, открыл сейф и вытащил секретную папку с описанием больших возможных неприятностей в городе. В кабинете на столе для совещаний он развернул и просмотрел план-схемы всех семи таких неприятностей. По сути, за 20 лет в этой папке ничего не изменилось. Нет, конечно, сама папка была другая, импортная; графическое исполнение план-схем на финской бумаге было очень красочным, текст сопроводительный был напечатан-распечатан на компьютере, а не на печатной машинке. Но суть неприятностей осталась прежней: крупная авария с разливом ядовитого груза и пожаром на железной дороге, проходящей сквозь Среднеградск; крупная авария с разливом ядовитого груза и пожаром на федеральном шоссе, проходящем по окраине Среднеградска; серьёзные утечки ядовитых веществ на трёх госпредприятиях; сильные взрывы с последующим распространением разрушений и пожара на жилые микрорайоны ещё на двух госпредприятиях. Набор остался прежним.

Этого Крестов боялся больше всего.

Нет, не собственно чрезвычайных ситуаций, вероятность которых в Среднеградске была очень мала, но была. По теории вероятности всё ведь может случиться, и к этому надо относиться философски. В политехническом институте на авиационном факультете у них в программе и философия имелась, и теория вероятности. И хотя философия тогда в советских вузах была исключительно марксистко-материалистическая, но им на один семестр свезло с преподавателем, благодаря которому у Ивана Васильевича уже со студенческих лет обозначился философский подход к жизни и иронический подход к философии. Матвей Маркович успевал строго соблюсти генеральную линию утвержденного учебника за 15 минут лекции, а остальные тридцать рассказывал разные байки и притчи, а также вместе со студентами проводил всякие мысленные эксперименты. Вот для понимания бесконечности и вероятности однажды они и посадили обезьяну за печатную машинку. «Если дать ей бесконечное время, то существует вероятность того, что она напечатает пушкинского «Евгения Онегина»», – заявил Матвей Маркович. Вероятность того, что в Среднеградске одна из описанных в папке ситуаций или что-то подобное, но еще не описанное в папке, случится в предстоящие пять лет, всё-таки была намного выше.

Крестов боялся позора неготовности к таким ситуациям городской системы ликвидации их последствий.

Иван Васильевич не сомневался, что «начальник городского штаба ГО и ЧС» (так он по-прежнему именовал эту должность) сейчас ему расскажет, как у нас в городе всё налажено и отлажено, подтвердит этот свой рассказ кипой документов с печатями и подписями и даже сумеет ответить практически на любой вопрос по каждой из семи ситуаций, показывая на схеме: кто, что и за какое время должен будет сделать.

Но ещё меньше Крестов сомневался в том, что если что-то подобное, не дай Бог, случится в самом деле, то никто (ладно, скажем мягче: не все) ничего (ну, хорошо, не всё) сделать вообще (ну, пусть за нормативное время) не сможет. Бардак будет неминуемый, а последствия – тяжелее, чем могли бы быть. Таково уж устройство наших российских умов и душ: в бумагах – одно, по жизни – другое. И историческая замена перед умами и душами прилагательного «советских» на прилагательное «российских» и в этом смысле ничего не изменила. Старому советскому фильму (очень точно снятому Абдрашитовым как раз про это) «Остановился поезд» (с не менее точно сыгранными Борисовым и Солоницыным главными ролями) обеспечена вечная российская актуальность.

– Иван Васильевич, начальник управления по делам ГО и ЧС Свинцов Павел Николаевич в приёмной и уже 140–0, – раздался голос Оксаны по громкой связи.

– Пусть заходит.

«Объективки» на него у Крестова не было, но внешнего вида вошедшего было достаточно для очевидных выводов о его происхождении: отставной мчс-офицер, списанный на гражданку по состоянию здоровья до достижения пенсионного возраста. Выглядел он лет на пять-семь старше Крестова, но наверняка был лет на десять моложе. «Досталось где-то сильно мужику», – подумал Иван Васильевич, повернувшись к Свинцову от стола, пожал ему руку и повел своей головой в сторону разложенных схем.

– Павел Николаевич, я тут поразглядывал уже тематические картинки и повспоминал разные возможные сценарии. Ваш непосредственный руководитель Ларичев сейчас в отпуске, но откладывать разговор на эту тему я не могу ни на один день, поэтому поговорим без Олега Митрофановича. Да и, забегая немножко вперед, скажу, что в новой структуре администрации управление всё равно будет переведено в непосредственное подчинение мэра. Так что на сей счёт можете не переживать.

Времени у нас сегодня с Вами немного, поэтому я хочу сейчас просто познакомиться и обозначить свою «генеральную линию» по делам Вашего управления.

Во-первых, ГО-дела я считаю, конечно, очень важными, но настолько маловероятными, что сосредоточусь на ЧС-делах.

– Иван Васильевич, только в этом нашем сегодняшнем разговоре или вообще?

– Что вообще?

– Будете сосредотачиваться на чрезвычайных ситуациях, пренебрегая гражданской обороной.

– Не напрягайтесь понапрасну, Павел Николаевич, – улыбнулся Крестов. – О пренебрежении ГО-делами речи нет, есть оценка их вероятности. Но раз уж у Вас такая реакция возникла на обозначенные мной приоритеты, то выражусь жестче и яснее на сей счёт, чтобы Вы меня до конца понимали. Так вот, если внешнюю ситуацию для страны доведут когда-нибудь до состояния реальной актуальности гражданской обороны, то надо будет вводить военное положение, чтобы у нас эти дела делались надлежащим образом. Это раз. И пренебрежением ГО-делами в государстве нашем я вообще-то считаю само включение муниципального уровня власти с такими обязанностями и такой ответственностью в систему гражданской обороны государства. Это два. Пару этих тезисов я готов высказывать и обосновывать на любом уровне. Хоть нашему главнокомандующему. Проблема только в том, что спорить с ними всерьёз никто у нас не возьмётся, но и слышать их никто у нас не хочет.