— Ты изолируешь тромб и запросишь переливание крови, затем осмотришь трансплантат, чтобы понять, можно ли его спасти, а если нет, то латаешь его, пока не будет назначена другая операция, чтобы спасти пациента от любого дополнительного, ненужного стресса. — Афина обнаружила, что говорит в никуда, в присутствии доктора О’Рейли это уже начало становиться привычкой.

Голова Киана медленно повернулась к ней, и он посмотрел на неё с одобрением. Сердце Афины так сильно колотилось в груди, что казалось, будто в ушах гремят барабаны. Она вот просто так ляпнула ответ? Конечно, хирургия была беспощадной профессией, где каждый был сам за себя, но действительно ли она только что выставила дураком перед всеми одного из своих? По-видимому, так и было, потому что в быстрых взглядах, брошенных в её сторону, было нечто среднее между уважением и негодованием.

Она переступила с ноги на ногу и, чтобы успокоить нервы, и начала крутить бриллиантовую сережку в ухе. Это была её любимая пара, подарок от отца на последний день рождения, когда он был ещё жив. Самая драгоценная для неё вещь, она никогда их не снимала, носила каждый день и чувствовала, что его частичка всегда с ней.

— Вы в деле. — Киан указал на неё. — А вы — вон! Поищите свои мозги и яйца, а потом мы поговорим о «вашем ассистировании» в моей операционной. Если я поймаю вас снова за чепухой, как сейчас, я сделаю так, что единственным острым предметом, которого вы коснетесь в этом столетии, будет карандаш. — Он закончил отчитывать Дика, и в этот момент к ним присоединились Бьянка и доктор Вебстер. В руках у Бьянки были карты.

— Операция через десять минут. Идите на обработку, — приказал он Афине, проходя мимо. Она не пропустила тот момент, когда он легко и нежно коснулся её руки, вызвав электрический разряд, прошивший её позвоночник сверху вниз, хотя она изо всех сил боролась с собой, чтобы подавить эти ощущения.

Сабина подбежала и, схватив её за предплечья, потащила в зону ожидания.

— О, Боже! Фини! — визжала она. — Чёрт, во-первых, я ненавижу, что ты попадешь в операционную первой. Во-вторых, маленькая шлюшка, ты точно хочешь его!

— Шшшш! О, Господи, заткнись, а? Я не хочу его, — прошипела она с пылающим лицом.

— Ты хочешь! Я видела химию, связь. Боже правый, когда вы смотрели друг другу в глаза, это выглядело так, будто в этой больнице больше никого не было. — Она похлопала ресницами для пущего эффекта.

— Заткнись. Я врезалась в него, вот и всё, и я должна была извиниться. Когда этот идиот, Дик, не смог ответить на простой вопрос, я воспользовалась своим шансом. Я не хотела выставлять его глупцом, но, если я хочу попасть в кардиохирургию, то должна хвататься за любую возможность. — Афина пыталась оправдать свои действия не только перед Сабиной, но и перед самой собой. Закрыв лицо руками, она вздохнула.

— Это было офигенно. Мне нравится, что здесь ты начинаешь показывать свою агрессивную сторону, которую, как я всегда подозревала, ты прятала внутри. — Сабина убрала руки Афины от лица и развернула её в сторону лифта. — Теперь иди. Это не дебильный случай с пилочкой для ногтей, это твоё первое участие в операции, Фини! Вперёд, действуй! — Она подмигнула, убедившись, что Афина поняла двойное значение её слов, прежде чем двери лифта разделили их. Афина стояла, уставившись на своё отражение в дверях из нержавеющей стали, ощущая бешеный пульс и покалывание кожи от предвкушения.

— Я так попала.

Иногда в больнице наступает приятный момент, полный тишины и спокойствия. Никто не знает, в какое время дня это произойдет, но когда это случается, то, как будто, во всём этом месте несколько минут царит безмятежность, что поддерживает нормальный порядок вещей. Пациенты отдыхают более комфортно, затихают споры среди коллег, телефоны и пейджеры перестают пищать и издавать пронзительные звуки. Блаженное мгновение. И когда ты его ощущаешь, то ничто не может тебя коснуться, даже смерть. Киан никогда не обращал внимания на все разговоры об этом моменте, но за последний месяц, с тех пор как в его больницу влился новый поток интернов, он замечал, что придаёт всему этому всё большее и большее значение. И причина была проста — Афина Пейн. Её невинность, её оптимизм начали влиять на него, вызывая тревогу. Сейчас, накануне двадцать третьего дня он заметил, что больше отвлекался на мысли о ней, чем о пациенте, которому они вынесли приговор в тот вечер.

Она быстро становилась звездой и совершенно заслуженно. Каждый лечащий врач просил назначить её в свою смену, а Вебстер и Мерфи постоянно нахваливали её. Её провальный старт был давно забыт и вместо этого все говорили о том, какая у неё впереди блестящая карьера хирурга. Даже её коллеги смотрели на неё с восхищением, а не завистью, что само по себе уже было большим достижением. За исключением этого придурка, Дика. Этот кретин при каждом удобном случае доставал её, но Афина, казалось, спокойно с этим справлялась.

Киан закончил зашивать своего пациента, снял перчатки и вышел из операционной в предоперационную. Мыслями он вернулся в тот день, когда Афина впервые вошла в его операционную. В тот же день они врезались друг в друга, и он почувствовал её пьянящее маленькое тело. Её груди плотно прижимались к его грудной клетке, а макушка располагалась на идеальной высоте, чтобы вдохнуть запах её благоухающих волос. Что-то проскочило между ними в тот день и те несколько мгновений, когда она была в его руках, и он знал, что она тоже это почувствовала.

Позже, когда она, одетая в стерильную одежду, вошла в перчатках в операционную — это ощущалось так правильно. Как будто она была частью его команды. В тот день он не позволял ей прикасаться к инструментам — в конце концов она всё-таки была интерном, — но он был впечатлен тем, как она внимательно следила не только за каждым его движением, но и за каждым движением медсестер, ординаторов и других врачей, участвующих в операции. Хороший хирург знал, чего ожидать, на кого положиться и сильные стороны каждого из членов своей команды. А видя то, как Афина впитывала каждую мельчайшую деталь в этой комнате, он знал, что она станет профессионалом в этой игре в кратчайшие сроки.

Возможно, она была не очень уверена в себе, но уже начала выходить из своей скорлупы. Афина неотрывно наблюдала за процедурой и отвечала на каждый вопрос, который он ей бросал, даже выходящий за уровень знаний интерна-первогодки. Когда они закончили, он догнал её в предоперационной.

— Вы хорошо справились. Я задал вам несколько сложных вопросов, — прокомментировал он.

— Я изучала, читала и отслеживала научные статьи по всем вашим случаям. Я хочу учиться, будьте готовы, — ответила она, не поднимая глаз.

— Мои случаи? Полагаю, вы проявляете большой интерес к кардиоторакальной хирургии.

— Да. Я хочу специализировать в этой области. Я мечтала об этом годами. — На её лице медленно появилась улыбка и её взгляд загорелся. — Я знаю, что это прозвучит непрофессионально, но Боже, мне там понравилось! Кайф, адреналин, ощущение власти внутри операционной. Возможно, я просто стояла там, но на самом деле я была на операции. С вами, доктор О'Рейли. Вы даже не представляете, что это для меня значит! Спасибо, — её голос был полон искренности, а взгляд — глубоким благоговением.

Таким невинным созданиям, как она, не было места рядом с такими, как он. Порочная душа, которая жила под его внешностью, показываемой внешнему миру, поглотила бы её в считанные секунды, питаясь её чистотой до полного уничтожения Афины. И хуже всего то, что он наслаждался бы каждой этой секундой.

Вернувшись в настоящее, он отправил Рейнольдсу сообщение на пейджер с просьбой прийти в ординаторскую. Быстро поглощая кофе в ожидании, Киан обдумывал, стоит ли потратить время и уговорить какую-нибудь медсестру из педиатрического отделения помочь ему сбросить стресс в комнате дежурного персонала? Но до того, как он успел принять решение, дверь открылась и в комнату вошёл Рейнольдс. Он выглядел измотанным.