И вот тогда Владимир Ильич разработал план. Он незаметно отвел крестьянского парубка в сторону и шепнул:
– Аннушка передала: как стемнеет, приходи на гумно.
Ваня от неожиданности выпучил глаза и раззявил рот на все лицо.
– Что ты, Ваня? – ласково похлопал его по плечу Владимир Ильич. – Соберись!
Вечером он переоделся в сестрин сарафан, подвязал косынку и подложил под щеку вату. Для большей убедительности вату он доложил и в другие места. И в таком виде отправился на встречу.
Ваня уже ждал.
– Что это? – спросил он, показывая на щеку.
– Зуб заболел, Ваня, – измененным голосом сообщил Владимир Ильич. – Флюс. Это ничего. Это не помешает.
– А-а!..
– Смотри, Ваня, какие звезды! – поведал Владимир Ильич, боком двигаясь к Ивану.
– А чо они?
– Красивые они, Ваня!
– А-а!..
– А какая луна! – прижимаясь к Ивану почти вплотную, шепнул Владимир Ильич.
– А чо луна? – напрягся Иван.
– Круглая она. Круглая как…
Владимир Ильич не успел сообщить, с чем схожа луна по круглости. Потому что Иван сам захотел это проверить. Для этого он пустил в ход руки и стал заваливать Владимира Ильича на сено.
Будущий вождь мирового пролетариата возмутился. Он даже захотел предъявить доказательства заблуждения крестьянина. Но как-то удивительно быстро сообразил, что вряд ли это поможет. Да и план рушился.
– Медведь! – остановил он разгоряченного Ивана, упираясь ему коленками в грудь. – Подожди! Я сама.
– А что? – похрипел Иван, ослабляя хватку.
– Давай, Ванюша, поиграем в прятки.
– Чо?
– В непростые прятки, голенькими.
– Как это? – Ваня приподнялся с будущего социал-демократа.
– Кто победит, тому проигравший исполнит любое желание.
– Согласен, – сообщил Иван, полностью освобождая Владимира Ильича.
– Ну, вот, – сказал Владимир Ильич, вставая и отряхиваясь. – Ты водишь первым.
– Чо это?
– Раздевайся, закрывай глаза и считай до ста.
– А потом чо?
– Потом ищи! Видишь, я готовлюсь! – Владимир Ильич кокетливо приподнял край сарафана, предварительно отступив в сторону.
– Прячусь!
Он забежал за стог сена и помахал оттуда сброшенным сарафаном.
– Шерше ля фам!
– Чо?
– Считай, Ваня, считай!
– Раз! Два! Три! – быстро повел счет Иван.
Владимир Ильич вовсе не был уверен, что тот умеет считать до больших величин. И не стал мешкать. Сарафан он закинул на верх копны, а сам опрометью бросился домой.
Там он мгновенно переоделся в свое и с большим биноклем зашел в гостиную.
– Мама, – сказал он, предлагая бинокль, – какая смешная картина – голый человек на гумне.
Мария Александровна взяла бинокль и смотрела в него долго и внимательно.
– Ильюша, – позвала она мужа, – а не совершить ли нам вечернюю прогулку?
– Машенька, я уже ложусь спать, – стал было отнекиваться муж.
– Ильюша, моцион перед сном очень полезен, – твердым голосом отрекомендовала Мария Александровна.
– Хорошо, хорошо! Иду!
– Можно я с вами? – попросил Владимир Ильич, побоявшись, что в темноте родители не найдут нужное.
– Пожалуй… – заколебалась Мария Александровна.
– Ну, ма! – заныл сын. – Это ведь я заметил.
– Ладно!
Подсвечивая себе керосиновой лампой, они втроем отправились на гумно. Ванятку они уже там не застали. Обошли вокруг два раза.
– Зря ты, Мария, паниковала, – сказал Илья Николаевич.
– А это что? – притворно удивился будущий вождь пролетариата, показывая на девичий сарафан в стоге сена.
– Анна! – охнула Мария Александровна.
– Маняша, – обнял ее за плечо муж, – она дома!
– Пошли домой! – скомандовала Мария Александровна.
За всю обратную дорогу она не проронила ни слова.
– Где ты была, Анюта? – притворно ласково спросила она у дочери.
– В саду. Я слушала соловья.
– Мы его даже видели, – начал было Илья Николаевич и осекся под внимательным взглядом жены. – Гм…
– И как он тебе? – сладким голосом продолжала Мария Александровна.
– Ах, мама, он выводил такие заливистые трели.
– А где твой розовый сарафан, дочурка?
– Не знаю, – растерялась Анна, порывшись в вещах. – Наверно я отдала его стирать нашей горничной.
– Ладно. Иди спать, – пристально всматриваясь в дочь, сказала Мария Александровна.
В комнате родителей долго не гас свет. Утром Илья Николаевич объявил, что вместе с Анной возвращается в Симбирск.
– Зачем? – удивилась дочь.
– Будешь готовиться к поступлению в институт.
– Но экзамены сдавать только на следующий год.
– Чем раньше начнешь готовиться, тем больше будешь знать. И вернее поступишь.
Анна хотела возразить, но он перебил ее:
– Я двадцать лет работаю в системе народного образования и знаю, как лучше.
В тот же день Мария Александровна о чем-то долго беседовала с сельским старостой. С тех пор Ванятку больше никто не видел. Говорили, что его забрали в армию, во внеплановый призыв. И дальнейшая судьба его неизвестна.
Вот тогда-то, с тех пор Владимир Ильич и перестал доверять крестьянам. И во всех революционных делах отдавал приоритет пролетариату.
Лошадиная душа
Владимир Ильич слыл в революционной среде атеистом. Но мало кто знает, что веру в Бога он утратил еще в детстве.
Родители Владимира Ильича были людьми набожными. Они постоянно говорили детям о Боге, бессмертии души и о необходимости вести себя при жизни так, чтобы душа потом попала в райские кущи, а не жарилась бы вечно в аду на сковородке.
Дети слушали и внимали.
Однажды Мария Александровна заметила, что маленький Вова забрался за шкаф и чем-то увлеченно там занимается. И при этом азартно пыхтит и сопит.
Когда мама заглянула, то увидела, что сынок, кряхтя и тужась, отрывает голову подаренной ему в день рождения лошадки.
– Что ты делаешь, Вова? – спросила его мама.
– Хочу узнать, где у лошадки душа.
– Вова, она же не настоящая. Это игрушка.
– А с настоящей мне не справиться, – огорчился будущий вождь рабочих, но ненадолго.
– Мама, мама! – вбежала как-то в комнату младшая дочь Ольга. – Вовка на улице лягушку режет!
Мама выскочила за дверь и увидела, что Володя действительно на деревянной доске большим кухонным ножом разделывает земноводное.
– Ты что делаешь? – воскликнула Мария Александровна.
– Я проверял, – объяснил мальчуган, втыкая нож в землю. – Нет никакой души! А значит, нет и Бога!
Он сорвал с шеи серебряный крестик и швырнул в траву.
– Не хочешь носить крестик – не носи, – сухо заметила мама. – Но выбрасывать его совершенно необязательно. Он все-таки денег стоит.
И Мария Александровна подняла крестик с земли.
Правдолюбец
Настоящий политик, в отличие от рядового обывателя, может любое обстоятельство истолковать в свою пользу.
Маленький Вова еще не помышлял ни о какой политике, не знал даже этого слова. Но действовал вполне политически.
Как-то все семейство Ульяновых гостило у маминой сестры – тети Ани. И кто-то из детишек нечаянно разбил графин.
Сколько ни пытались взрослые выяснить, кто это сделал, так никто и не признался.
И вот спустя несколько дней, уже у себя дома, вечером, перед сном Володя неожиданно спросил:
– Мама, а говорить правду – это хороший поступок?
– Да, сынок.
– А за хороший поступок человека награждают?
– Непременно.
– Мама, а я могу рассчитывать на баночку леденцов «Ландрин»?
– За что, Вова?
– За правду. Графин у тети Ани разбил я. Нечаянно.
– Хорошо, сынок, спи. Теперь у тебя будет легко на душе.
– А как же награда?
– Я подумаю. Спите дети…
Мама погасила свечи и вышла из комнаты. А на Владимира Ильича накинулась его младшая сестра Ольга.
– Какой же ты, Вовка, пройдоха!
– Ты о чем? – удивился тот.
– Это надо ж: и графин кокнул, и еще подарок за это требует!