– Благородно! – одобрил поступок соратника Владимир Ильич. – А почему вы обратились именно к нам, марксистам?
– Раньше я собирал на свадьбах и похоронах. Только там народ как напьется – начинает мордобой. А у вас люди культурные. Руки не распускают. Плохих слов не говорят.
– Что ж, батенька, продолжайте творить добрые дела! – благословил Владимир Ильич.
Свердлов
В перерыве между занятиями к Владимиру Ильичу подошел худощавый молодой человек, в очках, со впалыми щеками.
– Вы, вероятно, студент? – предположил Владимир Ильич.
– Никак нет. Я – Яков Свердлов, сын сапожника.
– Хотите обуть нас, марксистов? – задорно рассмеялся руководитель кружка.
– Я твердый последователь бессмертного учения Маркса.
– На здоровье! А какой у вас вопрос?
– Я вижу в кружке ущемление интересов трудящихся женского пола.
– Какое же?
– Выпивки и еды – вдоволь. Мужиков – полно, а вот барышень – недобор.
– И что вы предлагаете?
– Я мог бы привести сюда своих знакомых трудящихся женщин.
– А в чем же их особый интерес?
– Здесь собирается много достойных молодых людей. Они могли бы найти перспективных мужей.
– А не будет ли это отвлекать от учения Маркса?
– Нет, нет. К тому же они бы могли полностью освободить вас от хозяйственных забот: приобретения продуктов, приготовления еды, мытья посуды.
– Хорошо. Давайте попробуем.
– Спасибо. Я заметил, вы ступаете как-то кривовато.
– Ботинки жмут.
– Разрешите посмотреть.
Яков Свердлов опустился на колени и сноровисто расшнуровал ботинки.
– Э, да у вас подъемчик высокий. А колодка стандартная.
– И что посоветуете?
– Я мог бы лично разнашивать для вас обувку. А потом изготовлю для вас специальную форму.
– Вы настоящий мастер!
Владимир Ильич ласково потрепал по голове стоящего на коленях соратника.
– И барышень своих приводите.
После этого разговора в кружке появились молодые барышни. Для них стали закупать вино. Революционные дискуссии пошли живее.
Железняк
С самого начала кружковцы делились на революционеров и пролетариев. Но случались и переходы. Рабочие уверенно вступали на революционный путь.
Один из таких перерожденцев оказался матрос по фамилии Железняк.
Первый раз в кружок он заглянул случайно. Широкие брюки клеш, бескозырка с оборванными ленточками, рубаха без верхней пуговицы, чтобы все могли лицезреть его полосатую тельняшку – в таком виде предстал новичок перед кружковцами.
– Матрос Железняк! – сообщил он о себе, сверкнув золотой фиксой во рту.
Он сразу попал на ужин. И застолье пришлось ему по душе. На другой день он заявился пораньше, чтобы занять лучшее место за столом. И попал уже на занятие.
Занятия его не разочаровали. И сподвигли на вопросы.
– А правда, что после революции любая кухарка сможет управлять страной?
– Правда.
– Значит, я, обычный матрос, смогу командовать кораблем?
– Совершенно верно!
– Надо ж! А говорили – учиться надо!
– Скажите, батенька, а зачем вам это командирство?
– Эх, видели бы вы, как капитан приходит на танцы!.. Штаны – белые, китель – белый, на фуражке – якорь. И ботинки блестят, как надраенная корабельная рында. Все барышни его.
И матрос мечтательно улыбнулся.
– А что это за маечка у вас странная?
– Это тельняшка. Она как вся наша жизнь – полоска белая, полоска черная.
– Серая.
– Что серая?
– Вы маечку-то свою почаще стирайте.
– Зачем?
– Чтобы белая полоса казалась привлекательнее.
Впрочем, матрос бодрости духа не терял, ни на кого не обижался. И занятия ему нравились все сильнее и сильнее.
Однажды он услышал, что после революции произойдет дележ в пользу неимущих. На что он рассчитывал – неизвестно. Только после этого все слышали, как он победно мурлыкал:
– Черное море мое! Черное море – мое!
Кружок он посещал регулярно. А за вход платил всегда пятачок.
– Инвалидам – скидка! – объявлял он.
Человеком он оказался безалаберным. На занятия опаздывал. За что и получил прозвище:
– Партизан!
Однако за стол всегда успевал вовремя.
Дзержинский
Всякий человек, вступая на революционную стезю, быстро определял свое место в будущей жизни. Иной раз это угадывалось даже сторонним взглядом.
Сам Владимир Ильич марксистские занятия вел редко. Забот хватало и без того. Нужно было следить за хозяйственной частью, сводить дебет с кредитом: сколько собрали, что купили, куда ушло.
И вот на одном занятии он обратил внимание на странного юношу. Тот не слушал лектора и увлеченно возился с чем-то мелким на столе.
Подойдя поближе, Владимир Ильич разглядел, что тот двумя иголками на столе препарирует муху.
– Развлекаетесь? – спросил Владимир Ильич.
Марксист наклонился над столом и закрыл грудью жертву.
– Учусь бороться с врагами революции!
– Как это? – удивился глава кружка. – И при чем здесь муха?
Юноша поднял глаза. На щеках его рдел румянец. Взор пылал. Владимир Ильич даже спрятал за спину томик Маркса, опасаясь возгорания.
– Смотрите!
Кружковец извлек из спичечной коробки муху и иголкой придавил ее к столу.
– Жужжит?
– Жужжит, – согласился Владимир Ильич.
– И этим мешает во время занятий стремящимся к знаниям рабочим постигать марксистские истины. Она и есть враг!
– Эк вы ее, батенька!.. А впрочем, в определенном приближении… И что же вы извлекли из своих опытов?
– Жужжит?
Кружковец отделил у мухи крылья.
– Да.
– И так жужжит?
Кружковец оторвал бедняге лапки.
– Тише, но…
– А вот так!
Экспериментатор поставил иголку горизонтально и отчленил мухе голову от вздрагивающего тельца.
– Перестала! М-да! И как вы это интерпретируете?
– С врагами надо действовать безжалостно! Физически! Только физически!
– Понятно. Вы работаете? Учитесь?
– Я служу революции.
– Как вас зовут?
– Феликс. Феликс Дзержинский.
– Еврей?
– Поляк.
– Это одно и то же. Что ж, думаю, вы найдете себе в наших рядах достойное место.
– Я постараюсь.
– Только вот, батенька, знаете: уничтожить врага – это для нас, марксистов, мало.
– А что надо?
– Чтобы враг осознал свои ошибки и заблуждения. И публично покаялся.
– Зачем?
– Тем самым он предостерег бы других людей от вступления на пагубный путь измены и предательства.
– Я буду работать над этим.
– Ищите!
Бронштейн
Не всегда люди, прибившиеся к марксистскому берегу, нравились Владимиру Ильичу. Но он всегда оставлял их рядом, если надеялся извлечь из них пользу.
Так в кружке появился щеголевато одетый молодой человек, с тростью, в пенсне, с пышной шевелюрой.
– Вы, наверно, редактор? – попытался угадать Владимир Ильич.
– Я – еврей! – ответил тот. – Лев Бронштейн.
– Что же вас привело к нам?
– Я умею хорошо считать: в уме, в столбик, на счетах. Я могу даже извлекать корни.
– Квадратные?
– Любые!
– У вас есть свой метод?
– Да. Я зову рабочих, и они окапывают его со всех сторон.
– Ха! Ха! Ха! Да вы, я вижу, большой шутник, батенька! А в чем же ваша польза для дела?
– По теории господина Маркса при коммунистическом режиме заводы продолжат свою деятельность.
– Непременно! – подтвердил Владимир Ильич.
– И прибыль от их деятельности будет распределяться на всех.
– Архиверно!
– Значит, обязательно понадобятся люди, чтобы участвовать в этом процессе.
– Да.
– Я этим и хотел бы заниматься.
– Но это будут делать выбранные представители народа.
– Считайте, что меня уже выбрали.
– Кто?
– Жена, братья, сестры. Родители с обеих сторон. Бабушки и дедушки, кто жив.
