В Сенегал мы сплавали практически сразу же, как только на Сант-Антане дела организовали и на работы людей распределили. Лагерные палатки армейского типа не все ещё были поставлены, когда мы, объяснив будущему "генерал-гауляйтеру" колонии круг и специфику стоящих перед ним задач и передав ему оперативное командование всеми работами, уже грузились для отплытия. Во-первых, я вообще задерживаться на островах сверх необходимого не собирался, как и сказал давеча в Керне финикиянке Каме — и дома есть чем заняться, так что следовало наладить здесь уже не требующий нашего участия процесс поскорее. А во-вторых, из первой ходки в Сенегал желательно было вернуться — и по возможности не с пустыми руками, а с семенами масличной пальмы — к прибытию на острова Акобала, который тоже не мог задерживаться на них долго. Опоздай мы оттуда вернуться к его прибытию и разминись с ним — ну, семена абиссинского банана, гребобаба и даже ироко этого тикообразного для Кубы ему вручили бы и без нас, а вот с закладкой на ней масличных плантаций пришлось бы тогда ждать следующего года.
Как я и говорил уже, мангры и масличная пальма — это не север, а юг Сенегала. Ну, строго говоря, если исключительно в границах современных государств африканские страны рассматривать, так это даже и не сам Сенегал, а врезавшаяся в него узкой полосой в пределах долины одноимённой реки Гамбия. А Сенегал-река, давшая своё название и одноимённой стране, проходит по северной границе, отделяющей Сенегал от современной Мавритании, которую попрошу не путать с нынешней античной. То золото, на которое так подсели самые крутые из кернских фиников, в основном в верховьях Сенегала-реки негры намывают, так что основного конфликта — с золотодобытчиками из Керны — мы избежали уже чисто географически, выправив сразу на будущий Дакар, то бишь на тот материковый Зелёный Мыс, от которого и острова наши своё название получили. От него и свернули к югу, к Гамбии. Ну, там не обязательна именно она, там и севернее её речка Салум в море впадает, и южнее такая же речка Казаманс, и нас любая из них для начала устраивала, так что промазать не страшно. Нужные нам мангры, по крайней мере, имеются в устьях всех трёх. Обе крайние, кстати, не Гамбии, а Сенегалу принадлежат, но это чисто для привязки к современной карте, а по делу — нет и долго ещё не будет здесь ни того государства, ни другого, а есть пока-что только племена родственных по происхождению и близких по культуре — ну, для негров и это культура — тутошних черномазых. И природа тут схожая — если в районе Керны саванна с небольшими вкраплениями лесов, то тут — уже, а точнее, ещё — леса с небольшими вкраплениями саванны.
Идя от самих Горгад под малыми латинами, мы и не стали непременно до той Гамбии добираться, а свернули сразу в эстуарий Салума, где и накопали тех мангровых кустиков, выбирая небольшие, потому как и с ними-то мороки оказалось немало — надо ж было корни по возможности не повредить. Закрепили их к бортам обоих наших лесовозов снаружи, дабы корни всё время забортной водой омывались, да и отправили их обратно, проинструктировав навигаторов, где и как их на месте сажать. Ещё хренову тучу таких рейсов придётся сделать, прежде чем хотя бы Сант-Антан и Сан-Висенти полноценными мангровыми зарослями обрастут, но начало этому процессу — положено. Отпустив их, мы пошли на двух нормальных псевдокорбитах вверх по реке. Тут, правда ветер уже был ни в звизду — стоило углубиться так, что морской бриз уже не действовал, как преобладающим стал "вмордувинд", так что паруса пришлось свернуть и идти на вёслах, но хвала богам, на черномазую "титульную нацию" наткнулись быстро. Её представители, правда, как-то не сходу самоопределились, с какой ноги они сегодня встали и добрые они или злые, так что пришлось им подсказать, расстреляв плывшую перед нами большую крокодилу даже не из винтовок, а сразу из крепостных ружей. Это перед финиками нам наши "громы и молнии" засвечивать было нежелательно, а тут этим детям природы следовало сразу же задать правильную линию поведения, чтобы не учить их потом, что такое хорошо, а что такое больно. Это ведь по классической культурной традиции в белых пробковых шлемах делать полагается, а мы пока ими обзавестись как-то не удосужились. В общем, дали мы им понять, что нас им один хрен не перешуметь, после чего они мигом вспомнили о своём "всегдашнем" миролюбии — ну, во всяком случае, с теми, кого им перешуметь не удаётся. После этого наш негра переговорил с тутошними уже словесно, и они с ним вполне друг друга поняли.
Первым делом они, не поверив, что нас такие пустяки, как пальмовое масло и просто спелые плоды пальмы интересуют, с десяток брёвен чёрного дерева нам захотели предложить, которые у них уже наготове были, явно для обмена и припасены, но мы тут же сообразили, что готовилось-то это не для нас, а наверняка какой-нибудь ушлый финик из Керны и сюда плавает, и ссорить нашу только что основанную колонию с финикийской уж всяко не стоило. Так оно и оказалось, когда наш толмач выяснил расклад у туземцев. "Финикийская купца, господина. Весь чёрный дерево менял, ничего не оставлял" — так он нам перевёл результаты их опроса. Поэтому выменивать у них их брёвна мы не стали, да и от пяти леопардовых шкур и трёх пар слоновых бивней тоже отказались, выменяв у них только пять корзин — из предложенных нам пятнадцати — орехов, величиной с грецкий, но приплюснутой формы и разноцветных, в которых по наташкиной шпаргалке опознали знаменитые орехи кола. Негры хотели от нас взамен оружия, и прежде всего, конечно, "громы и молнии", но мы объяснили им, что в этих железяках обитает страшный злой дух, которого не так-то легко удержать в узде, чтобы он поражал только врагов, а не всех подряд без разбору — мы и сами-то его с трудом сдерживаем от безобразий. В качестве доказательства, пока я показушно проверял заряд винтовки, не забывая бубнить похабные "заклинания", Володя втихаря уронил в костёр сигнальную шумовую петарду — мы едва сдержали смех, когда посеревшие с перепугу черномазые, включая и нашего тоже ни во что не посвящённого переводчика, повалились ничком и минуты три потом приходили в себя. Двое при этом ещё и сходить под себя, млять, соизволили. Но это уж — хрен с ними, главное — прониклись и осознали. Шаман ихний, правда, заявил, что он мог бы вселить в такую штуку другого злого духа, послушного его воле, и вождь загорелся попробовать. Я объяснил обоим, что два злых духа в одном жилище уж точно не поладят, и тогда вот эта выходка нашего покажется детской шалостью, так что лучше уж пусть они для своего сами новое жилище сделают, при этом железяку надо будет непременно отполировать до зеркального блеска, чтоб ни единого следа ковки видно не было, а его деревянную часть вырезать из самого твёрдого дерева, какое только в их лесах произрастает, и обязательно каменным инструментом, никакого железного, иначе дух вселиться не пожелает, ну и тоже, само собой, отполировать затем как у кота яйца. Ну, что духа туда исключительно в сильную грозу вселять надо, шаман, конечно же, должен прекрасно знать и без меня. Едва удержали серьёзное выражение морд лиц, покуда эту чушь им впаривали, а потом, пока их художник тщательно и скрупулёзно зарисовывал во всех подробностях мою винтовку, дабы сделать её потом безошибочно, мы объясняли вождю, что наши мечи ему продать тоже не можем — в каждом дух поселён такой, что только хозяина и слушается. Из одного, впрочем, где дух послабже, можно его временно в другое жилище переселить, и тогда шаман, возможно, сумеет вселить в него другого духа, который будет слушаться вождя. В общем, после проведения торжественного очистительного обряда мы подарили ему один из наших запасных, а свои пять корзин орехов он с удовольствием сменял нам на столько же примерно метров ярко-красных ленточек и маленькое бронзовое зеркальце, и судя по его хитрой харе, явно пребывал в уверенности, что облапошил нас как последних лохов.
О масле и плодах пальмы с ним договорились тоже до смешного легко и за смешную цену — пальмовое масло финики у них, как выяснил наш переводчик, вообще не покупали, и вождь только от нас и узнал впервые в жизни, что и это, оказывается, тоже может быть товаром. Ну а пока посланные им люди занимались сбором тех пальмовых плодов и тыквенных сосудов с пальмовым же маслом, вождь объявил по случаю удачной сделки празднество. Негры вообще обожают что-нибудь праздновать, и повод тут сугубо второстепенен. Как за нашей современной алкашнёй не заржавеет и Новый год вторично отметить посреди глубокой весны, если ничего злободневнее не наклюнулось, так и для этих — практически без разницы, в честь чего, лишь бы только попить вволю — и не воды, конечно, попеть, да поплясать до упаду, ну и пошуметь при этом, ясный хрен, так, чтобы все окрестности были в курсах. И похрен, что повседневная жизнь проходит в мазанках, а то и вовсе в тростниковых хижинах, крытых пальмовыми листьями, похрен, что от грязи и некипячёной воды одолевают глисты, похрен, что от дури окончательно сбрендившего на своём величии вождя, в каждом твоём телодвижении или вообще чихе так и норовящего усмотреть непочтительность, ни на день никакого продыху нет, а шаман давно задрочил всех нравоучениями под страхом гнева сверхъестественных сил. Это всё проза жизни, в празднествах же — её красота, а красиво жить разве запретишь?
