— Ну конечно же! Отступление прошло бы в полном порядке, лагерь с запасами не был бы потерян, войско собралось бы с силами и на следующий день возобновило бы бой! Превосходство-то ведь в силах у него всё равно оставалось бы! Да пускай бы даже и на второй день он не выиграл — кому легче и быстрее было бы получить подкрепления и снабжение, римлянам или ему?

— Больше конницы — больше и фуражиров?

— Разумеется! В затяжной войне теперь уже римляне оказались бы почти в том же положении, что и я в Италии, и само время работало бы на него. Но этот слизняк опять бросил войско и бежал, едва завидев его отступление! Всемогущий Баал!

— Как и Дарий при Гавгамелах?

— Именно! В точности как Дарий, хоть и мнил себя наследником Александра! Я, кстати, так и сказал ему, когда мы встретились с ним после его разгрома — так видел бы ты, как он окрысился! Как будто бы это я, а не он, бежал с поля боя!

— Цари не прощают тем, кто на деле оказывается лучше их самих.

— Тоже верно. Тогда-то я и понял, что пора бежать.

— То есть, ты не стал дожидаться требований римлян о твоей выдаче?

— Только этого мне ещё не хватало! Если такое же требование к Карфагену было и остаётся в силе, стоит мне только появиться в нём, так чего мне было ждать у Антиоха? Хвала богам, он не приказал арестовать меня заранее, а я отпросился у него в Тир — якобы проверить, в каком состоянии флот, ну и посетить с семьёй храмы. Оттуда уже я и бежал на Крит — ну, я рассказал тебе уже о приключениях в Гортине. А уже из неё — да, подался в Вифинию к Прусию.

— И принялся за старое?

— А что, уже и так говорят? — Циклоп расхохотался, — Ещё и Прусия подбивать на войну с Римом? Об этом, естественно, и речи быть не могло. Я подбивал его только на союз с Филиппом Македонским, да и на него-то он решился не сразу.

— А на что вы рассчитывали в союзе с Филиппом?

— Сразу или после того?

— "После того" — зная тебя, понятно и так, — хмыкнул я.

— Верно, в этом я — неисправим! — ухмыльнулся пуниец, — Нашей первой целью был, конечно, Пергам. Он же как заноза в заду у Филиппа! Стоит ему обернуться против Рима, как в спину ударит Эвмен Пергамский! Особенно теперь, когда у Македонии почти не осталось флота, а пергамский флот в Эгейском море — сильнейший после родосского. Но греки есть греки — грызлись, грызутся и будут грызться. Родосцы получили немало, но меньше, чем им хотелось — Карию и Ликию с Писидией им пришлось поделить с Эвменом, а Памфилия, на которую они рассчитывали, и вовсе досталась ему. Так что на их помощь Пергам рассчитывать не мог, а их нейтралитет нас тоже устраивал. Прусий, естественно, хотел вернуть свои Мисию с Фригией, а Ликания, Памфилия и Писидия, никогда Пергаму не принадлежавшие, вряд ли упустили бы случай отложиться. Галатам, конечно, хотелось пограбить и подзаработать в качестве наёмников, а Филиппу резкое ослабление Пергама развязало бы руки, чего я, собственно, и хотел добиться для начала. Надо было, конечно, сразу возглавить кампанию самому, но мне не хотелось высовываться раньше времени…

— Толку-то от всего этого, если дело решается в Риме?

— Ну, мы рассчитывали на то, что Эвмен всё-же постыдится жаловаться в Рим на какую-то маленькую Вифинию, дабы его не подняли там на смех. Мы с Прусием и до сих пор ломаем голову, в чём же мы ошиблись? Что могло заставить Эвмена пренебречь даже этим смехом? Неужели НАСТОЛЬКО обиделся за ТУ морскую битву?

— В которой ты побил пергамский флот? Что там на самом деле было? А то у нас рассказывают, будто бы ты чуть ли не забросал корабли Эвмена горшками со змеями.

— Ты сомневаешься? — Циклоп снова хитро ухмыльнулся.

— Это ведь нужны по меньшей мере сотни горшков, и в каждом из них должно быть не меньше десятка змей. Получается, нужны тысячи ядовитых гадов, и нужны они тебе не частями, а все вместе, и не через год, даже не через месяц, а за неделю, крайний срок — за две. За больший срок тебе не удалось бы сохранить свою затею в тайне, да и часть пойманных змей успела бы передохнуть от дурного ухода за ними. Эти тысячи змей нужны были тебе чем скорее, тем лучше, но яд их силён, и укус смертельно опасен для всякого, кто не обучен правильному обращению с ними. Тебе понадобились бы многие десятки опытных змееловов, но есть ли их столько во всей Вифинии?

— Не уверен, — признался Одноглазый, — Мне тогда удалось разыскать к нужному сроку — за неделю до отплытия флота — только восьмерых. Сам понимаешь, наловить за эту неделю нужные мне тысячи ядовитых гадов они не могли. Я даже не уверен, водилось ли их столько в ближайших окрестностях. Но ко дню отплытия из гавани Никомедии на борту моих судов было почти девятьсот горшков со змеями! Я это сделал!

— Ты дал солдат в помощники змееловам?

— Этого ещё не хватало! Кто-нибудь из этих неумех обязательно проворонил бы укус, и какая уж тут ловля, когда надо оказывать помощь этому недотёпе! Змееловы свою работу выполняли сами — сколько нашли и успели, столько и наловили — где-то на сотню горшков или около того. А солдат я послал без них, зато широкой облавой. Я приказал им ловить — кого бы ты думал? Обыкновенных ужей!

Я сложился пополам от хохота — дальше мне не нужно уже было объяснять.

— Ты же не слыхал ещё главного, — удивился Ганнибал.

— Не нужно, почтеннейший — понял! — выдавил я из себя сквозь смех, — А где ты взял столько художников или вазописцев?

— Их собирал по моей просьбе Прусий, и я не знаю подробностей. Но набралось маловато, и их пришлось заставить работать и ночью при свете костров и светильников. Тебе, кстати, кто-то уже рассказал или ты сам догадался?

— В детстве, почтеннейший, мне как-то раз попался уж — мелкий, меньше локтя в длину, и мне захотелось подшутить над приятелями. Я закрасил ему его жёлтые пятна на голове и разрисовал его самого в сетчатый узор — примерно как гадюку, да поярче. Держу в руке за шею у самой головы, будто бы боюсь, как бы не укусил, приятели видят это дело и спрашивают, что за змея такая странная. А я им отвечаю, что сам такую никогда раньше не видел, ну и бросаю им — нате, типа, посмотрите!

— Они тебя не побили за такую шутку? — спросил Циклоп, когда отсмеялся.

— Я отбежал на безопасное расстояние, но уж с него выслушал немало нового и интересного о себе самом и о своих предках.

— Ну, тогда тебе и рассказывать, собственно, уже нечего. Разумеется, я приказал сделать со всеми этими тысячами ужей то же самое. Но расписывали их старательно и не под обычную гадюку, а половину из них под гюрзу, остальных — под эфу.

— Сурово! — хмыкнул я, заценивая маскарад. Гюрза и эфа — тоже гадюки, и яд у них — такой же гемотоксин, но если от укуса нашей подмосковной гадюки редко и мало кто окочуривается даже и без оказания ему помощи, то южная степная уже поопаснее — выше концентрация яда в слюне, а уж гюрза или эфа — на хрен, на хрен, как говорится. Их яд, может быть, и не так силён, как у американских гремучников и им подобных, но для человека — вполне достаточно и его. Да и поагрессивнее они, кстати, обычной гадюки…

— Ну, дальше-то — как рассказывают, так оно всё примерно и было. Встретились с пергамским флотом, я затеял переговоры для вида, чтобы знать точно, на каком корабле находится сам Эвмен. Его и пару соседних с ним мы только и забрасывали горршками с настоящими ядовитыми змеями, а всем прочим достались ряженые. Но видел бы ты, какая паника царила на их палубах! — сам он хохотал гораздо дольше меня, но оно и понятно — то, что я воспринимал чисто умозрительно, он вспоминал в цвете и в лицах.

— Ты хотел обезглавить пергамский флот?

— Паники хватало и без этого. Но у Эвмена нет законного сына, а его брат Аттал не всем по вкусу. Кто-то предпочёл бы поддержать кого-нибудь из незаконных царевичей, которых хватает, так что в случае смерти царя мы добились бы немалой смуты в Пергаме. Вот мы и гадаем с Прусием, за это он окрысился или за позор бегства его флота от наших размалёванных ужей. Хоть он и запретил все разговоры об этом, но всем болтунам разве заткнёшь рты? Представляешь, как смеются те, кому его моряки всё-же проболтались?