– Алёна, пойдём, потанцуем.

Я смотрю на Наташку. Она чуть заметно кивает головой.

И вот Мишка меня за руку выводит на середину зала. Слава Богу, что танцует много пар. Мишка было положил обе руки мне на талию, но я оставила там одну, другую взяла в свою руку и отодвинула его на пионерское расстояние. Что он мне там говорил, я не помню, потому что было, во-первых, очень неудобно танцевать, так как вёл он и мне приходилось на ходу приспосабливаться, то есть, возможно более натурально вести себя в танце, как девушка, а во-вторых, было жутко неприятно чувствовать его руку у себя на спине. Я бы лучше потанцевала с Наташкой, но ведь не так поймут.

Наконец музыка кончилась, Мишка проводил меня на место, и я сразу же накатила себе коньячку. Выпила и к Наташке:

– Я больше танцевать не пойду. Еле сдерживалась. Ох и неприятно!

– Терпи. Ты сегодня кто? Алёночка.

Всё это так, но жутко неприятно! Кстати, на каблуках я совсем освоилась. На них как-то даже удобнее и ходить и танцевать.

Потом танцевала Наташка, а мы с Людкой о чём-то болтали. Я, правда, шёпотом. Лыч очень скоро упился, и Людке пришлось транспортировать его домой. Потом все вместе танцевали быстрые танцы, но тут уже каждый был сам по себе.

Скоро стало очень жарко, и мы с Наташкой вышли на улицу. И сразу же случилась веселуха. Только мы отопили в сторонку и закурили, как к нам подходит дядя Серёжа. У меня все внутренности так куда-то и ухнули.

– Привет, Наташа. А кто это с тобой? Давай знакомь!

Я, было, рот открыла, мол, дядя Серёжа, мы же знакомы! А Наташка, золотко моё, опять вовремя увидела мой порыв и за руку дёрнула. Я опомнилась и рот закрыла.

– Знакомьтесь, дядя Серёжа. Это Алёна, моя подружка, – говорит Наташка.

– Здрасьте, – шёпотом говорю я и протягиваю руку.

– А что это ты шепчешь-то, Алёнка? – спрашивает дядя Серёжа, и Наташка ему нашу легенду выкладывает.

– Да, купаться сейчас уже не стоит. Ну веселитесь, девчонки, – и он уходит.

– Хотела сказать, что вы знакомы? – Наташка давится от смеха.

Я киваю головой и тоже начинаю смеяться. Да, сегодня я действительно настоящая девушка!

Возвращаемся в кафе. Больше ничего интересного не происходит. Все уже достаточно набрались. Мы с Наташкой тоже хороши. К нам подходит Наташкина мама:

– Девчонки! Можете сегодня у нас переночевать. Я тут ещё останусь, помогу, а потом к Людке спать пойду. Тут до неё ближе, да и вам мешать не буду.

На том банкет для нас и закончился.

Мы идём домой, но по дороге нас догоняет Мишка. Он всё пытается за мной приударить, но я молчу. Наконец Наташка не выдерживает:

– Да отстань ты от неё! Не видишь, человеку нездоровится, да и устали мы обе.

Мишка умолкает.

А на улице августовская ночь. Звёздами усеяно всё небо. Уже довольно холодно: чулки тоненькие, ноги подзамёрзли.

Во дворе расстаёмся с Мишкой и поднимаемся к Наташке.

– Ну, как тебе юбилей? – спрашивает Наташка.

– Всё очень даже хорошо. Вот если бы только не Михрютка. Да и хрен с ним! Знаешь, Наташ, так клёво быть девушкой! – говорю я.

Наташка молчит и улыбается…

Потом было много всяких вечеринок, дней рожденья и тому подобного, но этот мой первый выход остался со мной навсегда. И через прошедшие годы ко мне долетает Наташкин голос:

– Как тебе юбилей?

И мой ответ:

– Так клёво быть девушкой!

Всё случилось как-то внезапно и сразу. В конце августа приехал Наташкин отец. И однажды, когда мы сидели по обыкновению во дворе, Наташка мне и говорит:

– Знаешь, Алёночка, а, наверное, мы скоро расстанемся.

– Это как?

– Да очень просто. В своём родном городе отцу предложили хорошую работу. Сама знаешь, как с этим сейчас. Ну вот. И скорее всего мы с мамой вместе с ним туда и переедем, – объясняет Наташка.

– Я понимаю, но вас-то туда зачем брать? – спрашиваю.

– Ну как зачем? Мы же семья. Я одна у них теперь, Людка-то замужем. Вот, наверное, и поедем скоро.

Эта новость меня просто убила. Я представила себе, как мне будет без Наташки, и слёзы навернулись на глаза. Конечно, здесь было дело не только в Алёне. Мы с Наташкой любили друг друга. Смотрю, а Наташка сама носом шмыгает. Обнялись, стало вроде легче. Так и просидели с ней почти до утра, не замечая ни времени, ни холодной ночи…

Дня через два Наташка говорит:

– Всё. Послезавтра уезжаем. А завтра, Алёночка, мои предки с утра повезут мебель на вокзал, а ты приходи ко мне. Да, и прихвати велосипед.

– А зачем? – спрашиваю.

Но Наташка ничего не ответила и, махнув рукой, ушла к себе в подъезд.

На следующий день беру велосипед, а тётка мне:

– Это ты куда в такую рань?

– Хотим с Наташкой покататься, – отвечаю.

– Я сегодня в ночь, так что смотри тут! – строго говорит тётка.

Но это сказано уже мне вдогонку.

Тащу велосипед сначала вниз, а потом к Наташке, наверх.

– Ой, да зачем же ты его сюда притащила? – открыв дверь, говорит Наташка. – Оставила бы внизу. Ладно. Пусть стоит на площадке, и заходи.

В квартире пусто, в комнатах не осталось ничего. Только у стены, в большой комнате, стоял Наташкин велосипед.

– Решили здесь его оставить. Квартиру-то на мамкину сестру оставляем, а у неё сын. Пусть катается, – говорит Наташка. – Ну, проходи на кухню.

На кухне всё осталось по-прежнему. Я сажусь на такую знакомую мне табуретку и вопросительно смотрю на Наташку. У неё слёзы на глазах, но она берёт себя в руки и начинает:

– Я хочу, Алёнка, прокатиться с тобой в последний раз по всем нашим местам. Хоть развеемся чуток. Ну а потом посидим у меня, пока родители не вернутся. Вот и всё. Давай переодевайся.

На столе лежит красное в белый горошек платье, красные гольфы и трусики с лифчиком.

– А у меня тётка в ночь уходит, – говорю я, переодеваясь. – Так может у меня потом побудем?

– Конечно, пойдём к тебе. Как это удачно получается! – Наташка даже немного оживилась. – А теперь я тебя красить буду.

Я, уже переодетая, сажусь, и только сейчас до меня доходит: ведь всё это в последний раз! Хочется кричать об этом, но, посмотрев на Наташку, решаю этого не делать.

Наташка, наверное, для того, чтобы хоть как-то снять грустное состояние, в котором пребывали мы обе, включает приёмник, стоявший на столе. В те годы уже появились FM-радиостанции и зарубежная музыка стала привычной. Сначала там что-то играли. Я не обращала внимания, музыка была просто фоном. А потом вдруг зазвучала знакомая песня «Beatles»:

Наташка английский не очень знала, а я понимала достаточно неплохо и уж битловские-то песни знала наизусть. И так мне от этих слов грустно стало, что слёзы сами собой потекли из глаз.

– Ты что, Алёна?

– Песня хорошая, – отвечаю, вытирая щёки.

– Ты не реви, а то вся моя работа насмарку, – говорит Наташка.

Я успокаиваюсь, да и песенка уже кончилась, и опять пошёл музыкальный фон. Но песня эта крепко, как оказалось, на весь день, засела в моей голове.

– Ну всё, – Наташка целует меня в щёку. – Вставай, поехали кататься.

Она обнимает меня, и мы некоторое время стоим, прижавшись друг к другу. Потом иду в комнату, а зеркала-то нет, только одиноко стоит Наташкин велосипед. Я выкатываю его на площадку, беру на плечо, а свой – на другое.

– Дойдёшь?

– Конечно дойду, – а у самой в голове: