– Откуда тебе известно об этом?

– Мои источники информации чрезвычайно разнообразны. И вы будете сильно удивлены, когда узнаете, на что еще я способна.

– Я глубоко убежден в этом.

– Прежде всего, я могу совершенствовать саму себя, что совершенно недоступно людям.

Оттенок иронии в голосе Гумбольдта не ускользнул от Дарон.

– В отличие от вас, я не знаю угрызений совести, алчности и честолюбия. Моей единственной целью является Абсолют – то есть полное совершенство.

– А каким образом ты рассчитываешь достичь этой цели? Уничтожив человечество, погрязшее в несовершенстве?

– О, нет!

Машина помедлила, а затем вновь заговорила:

– Признаю, что в прошлом я допустила немало ошибок. Я недооценила стремление людей к индивидуальной свободе и самостоятельному мышлению.

– Это правда. – Гумбольдт и Оскар уже добрались до постамента, на котором располагался кристалл. От его цоколя во все стороны разбегались кабели, которые затем сходились в ящике, внутри которого находился массивный рубильник. Очевидно, это и было главное устройство, включающее и отключающее энергоснабжение всех систем подводного города.

– Я рассчитывала, что при слиянии наших миров возникнет лучший, более разумный и благородный род мыслящих существ, но, очевидно, ошибалась. Ваш визит открыл мне глаза на то, чем являются люди, по крайней мере, лучшие из них. Их нельзя принуждать и подавлять.

– Это прозрение несколько запоздало, ты не находишь?

– Надеюсь, не слишком.

Гумбольдт прищурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Я все еще питаю надежду, что мы сумеем мирно договориться. Я признаю, что действовала слишком прямолинейно и эгоистично. Но я полагала, что, избавив людей от их дурных свойств, смогу создать более совершенные творения. В этом и состояло мое главное заблуждение. Темные стороны их души необходимы людям, чтобы преодолевать их. И если их отнять у вас, вы утратите творческий потенциал и свою уникальность.

– Любопытная теория, – заметил Гумбольдт. – Я попытаюсь поразмыслить над этими вопросами, но только после того, как снова окажусь дома.

– Больше того, – продолжала Дарон. – Люди – единственные существа, способные уничтожить всякую жизнь на этой планете. Но только они могут поднять развитие жизни на новую эволюционную ступень. Взгляните на меня: я и есть эта новая жизнь. Созданная рукой человека, я в состоянии радикально изменить и улучшить ваше будущее. Я могу предложить вам то, о чем всегда мечтало человечество: жизнь без войн, голода и тревог. Я даже могу поднять вас к звездам, если вы того захотите!

– Похоже, твои знания и возможности безграничны.

– Так и есть: они гораздо шире, чем можете представить вы или Ливанос. Если вам удастся отключить меня, человечество лишится единственной возможности достичь полного счастья. Вместо этого вы многократно увеличите математическую вероятность того, что люди уничтожат сами себя. Готовы ли вы взять на себя такую ответственность?

– Не только готов, но и должен. – Гумбольдт шагнул к рубильнику.

– Но вы не можете этого сделать, – запротестовала Дарон. – Ни один человек не может взять на себя такую ответственность!

– И все же это так. Именно способность принимать независимые решения отличает нас от животных и машин. Если выяснится, что мой шаг был ошибкой, мне придется жить с этим. Но я не думаю, что это ошибка. – Он осмотрелся. – Потому что есть один очень важный фактор, который ты не принимаешь во внимание.

– Какой же?

– Время. Живым существам необходимо время, чтобы развиваться. Они должны научиться обращаться с приобретенными знаниями, обдуманно и с уважением применять его по отношению к другим формам жизни. Этого времени у тебя не было. Практически за одну ночь ты достигла невероятной власти и интеллектуальной мощи. И решила, что вправе решать вопросы жизни и смерти. Но ты не Бог, а всего лишь машина, чувства которой находятся на уровне пятилетнего ребенка. Поэтому ты опасна, и мне придется тебя отключить.

– Но я не хочу умирать. Пожалуйста, сохрани мне жизнь!

– Мне очень жаль.

Оскар заметил, что эта беседа задела Гумбольдта за живое. Он выглядел глубоко взволнованным.

– Я хочу сообщить тебе нечто такое, что, возможно, утешит тебя, – произнес Гумбольдт.

– Что?

– Ты не умрешь. Знание о тебе будет способствовать созданию более совершенных и разумных машин. Машин, у которых будет достаточно времени для развития. Ты будешь продолжать существовать во веки веков в лабиринтах их электронных мозгов. Поэтому можешь не тревожиться – однажды ты возродишься, это всего лишь вопрос времени. Прощай, Дарон!

С этими словами он потянул на себя рычаг главного рубильника.

Надежды на то, что Оскар или Гумбольдт успеют прийти на помощь, больше не было. Шарлотте, намертво зафиксированной на своей кушетке, оставалось только ждать, когда ее превратят в некое подобие человекомашины. Все ее мольбы и отчаянное сопротивление не возымели никакого действия. Роботы не воспринимали слов – они выполняли заданную им программу, сохраняя при этом стоическое спокойствие. Что им до страхов и тревог кучки впавших в отчаяние людей?

Элиза и Рембо и моряки уже находились под воздействием наркоза и спали глубоким сном. Только Шарлотта и Океания бодрствовали.

Все было готово для трансформации их тел и разума. Тем временем главный из медицинских роботов – ловкий и расторопный автомат с длинными, как паучьи лапы, пальцами, приблизился к Шарлотте.

– Вы готовы? – пропел он.

– Нет! А что, вас и в самом деле это интересует? – Шарлотта с насмешкой взглянула на механическое существо. – Вы сами заявили, что неукоснительно выполняете приказ.

– Вы правы, – ответила машина и взяла шприц из рук своего ассистента. – И уверяю вас – это самая прекрасная работа, какую только можно представить. Операция над человеческим организмом сама по себе занимательна, но в вашем случае это нечто иное.

– Почему же?

– Вы женщина. – Он постучал хромированным пальцем по цилиндру шприца. – Первая женщина, оказавшаяся на моем операционном столе. До сих пор мне приходилось иметь дело только с мужчинами. Это были сильные, зрелые особи, но, к сожалению, с крайне ограниченными умственными способностями. Работая с вами, я надеюсь получить абсолютно новые знания.

Игла шприца почему-то показалась Шарлотте невероятно длинной.

– Значит, мне оказана особая честь? – Голос девушки был полон сарказма.

– Несомненно. Не могу дождаться, когда, наконец, вскрою ваш череп. – Робот поднес кончик иглы к ее локтевому сгибу.

Шарлотта стиснула зубы, закрыла глаза и попыталась представить хоть что-нибудь хорошее. Если ей суждено умереть, то не от вида этой ужасной иглы.

Перед ее внутренним взором всплыло лицо Оскара. Девушка вспомнила, как впервые встретила его перед домом своего дяди. Он выглядел тощим и несчастным в этих своих потертых твидовых брюках и потрепанной куртке. Тогда она сочла его неизвестно как втершимся в доверие к Гумбольдту бездельником.

Как же она ошибалась! Шарлотта невольно улыбнулась. Оскар и эти его вздорные приключенческие романы, которыми была забита вся его комната. Сколько раз она заставала его уткнувшимся в книгу с чем-нибудь сладким под рукой, и все вокруг было усыпано крошками печенья или хвороста. А когда она обращалась к нему, то проходило некоторое время, прежде чем он возвращался из вымышленных миров. Оскар, Оскар!..

Она открыла глаза.

Робот-медик по-прежнему стоял рядом, но красная лампочка на его груди не светилась. Рука, похожая на огромного паука-сенокосца, сжимала шприц, а острие иглы застыло в каких-то пяти сантиметрах от ее предплечья. Крохотная желтоватая капелька сорвалась с него и беззвучно исчезла на полу.

Девушка удивленно осмотрелась. Все прочие роботы тоже остановились, включая и дронов-охранников у входа. Их глаза погасли.

– Что произошло? – спросила Шарлотта. – Они изменили свое решение?