– Это я – Ливанос.
Гумбольдт неописуемо удивился.
– Александр Ливанос?
– А вам известны другие люди с таким именем? Разумеется, это я. Мне пришлось избрать этот канал, чтобы получить возможность поговорить с вами без посторонних ушей.
– Ах, ну да… это, конечно, очень приятно. – Гумбольдт явно был сбит с толку.
– Слушайте меня внимательно, времени очень мало, – перебил его Ливанос. – Вы ведь готовили побег, верно?
– Откуда вы это знаете?
– Взгляните на потолок. Видите полукруглую выпуклость? Это оптическое передающее устройство. Я в любое время могу видеть, чем вы занимаетесь. Сейчас я нахожусь в командном центре «Спрута», единственном месте, где Дарон не может следить за мной.
На лбу Гумбольдта обозначилась глубокая складка.
– И что же вы хотите?
– Прежде всего, немедленно прекратите всякие попытки открыть дверь. Этим вы только привлечете внимание Дарон и Калиостро. Если вы действительно хотите бежать, существует другой способ.
– Другой способ?
– Ваша птичка. Как вы думаете, смогли бы вы передать ей несколько приказаний с помощью прибора у нее на спине?
– Думаю, да.
– Отлично. Тогда сделайте все в точности так, как я скажу.
Гумбольдт скептически хмыкнул.
– То есть вы намерены нам помочь?
– Ну конечно же! Зачем бы мне тогда эти сложности?
– Но почему? Я не понимаю вас!
Ливанос глубоко вздохнул.
– Хорошо, попробую объяснить. Я давно ищу возможность любым путем покончить с Дарон. Отключить ее или полностью уничтожить ее. Что угодно, лишь бы положить конец всему этому кошмару. Эта машина представляет угрозу для всего человечества. И если до сих пор у меня не было ни малейшей возможности выключить ее, ваше появление здесь все изменило.
– Как наше появление может быть связано с этой проблемой?
– Вы единственный человек, у кого все может получиться. У вас достаточно мужества, мотивации и интеллекта. Кроме того, у вас есть средства радиосвязи. Вам, кстати, известно, какое значение вскоре приобретет это выдающееся изобретение?
– Я догадывался, но какое ко всему этому имеем отношение мы? Дарон – ваша машина, вы ее создали и должны знать, как ее отключить.
– Я не могу этого сделать. Уже давно.
– Почему?
– Вы считаете, что я смог бы создать машину с такими интеллектуальными возможностями? Даже через сто лет такое будет только сниться самым выдающимся умам. О, нет, Дарон создала себя сама. Она единственная в своем роде. И она невероятно осторожна и подозрительна.
– Если вам требуется наша помощь, почему же вы обращаетесь с нами как с пленными? К чему это заключение, постоянное запугивание?
– Это было необходимо для вашей же безопасности. Я должен был убедить Дарон, что вы не представляете ни малейшей угрозы. Если бы вы знали, чего только мне стоило одно только посещение вместе с вами ее резиденции во Дворце Посейдона! Дарон следит за мной днем и ночью, потому что давно догадалась, что я вынашиваю планы ее уничтожения. Что касается Калиостро, то с ним вам необходимо постоянно быть настороже. Он самый верный из союзников Дарон. Помните, что он сказал вам сегодня, уходя?
Гумбольдт нахмурился, припоминая.
– Что-то про ассимиляцию. Да-да, он употребил именно это слово.
– Вы знаете, что оно означает?
– Это понятие из области социологии, описывающее взаимное приспособление различных социальных групп.
– Принудительное приспособление, если уж быть точными. Вы догадываетесь, что это значит? Дарон хочет, чтобы вы изменились.
– Изменились?
– Да-да. Превратились в гибридные существа, подобные Калиостро, – наполовину людей, наполовину машины. В механизмы, лишенные свободы воли. Вы хотите этого?
Глаза Гумбольдта расширились.
– Конечно же, нет!
– В прошлом Калиостро был моим ближайшим помощником. Он родом из Неаполя. Жизнелюбец, обожавший женское общество, смех и красное вино, человек, на которого можно было положиться во всем. А теперь взгляните на него – это монстр, у которого есть лишь одна цель: угождать своей госпоже.
Гумбольдт был поражен.
– А есть ли здесь, внизу, обычные люди? Как насчет тех, кого мы видели на полях?
– Все они – люди-роботы, как и Калиостро. Я единственный, кого Дарон пощадила.
– Почему?
– Я тоже не раз задумывался об этом. Вероятно, это как-то связано с тем, что я конструктор, создатель самого раннего варианта Дарон. Возможно, у нее в отношении меня существует что-то наподобие религиозных чувств. Не так-то просто уничтожить того, кто тебя сотворил. Вместо этого она держит меня в заточении, беспрестанно следит за мной и с нетерпением ждет моей естественной смерти. – Ливанос помедлил. – Все, что вы видели в Медитеррании – творение Дарон. Город, механизмы, храм, дворец. Слившись с древним кристаллом, она стала самым могущественным интеллектом на Земле. Существом, способным мыслить, чувствовать и совершать самостоятельные поступки. Дарон хочет жить и размножаться. Она, как пчелиная матка, собирает вокруг себя придворную элиту и стремится расширить свои владения. Мы, люди, – единственные, кто может ей в этом воспрепятствовать.
– Я поклялся положить этому конец и твердо намерен исполнить свою клятву, – заявил Гумбольдт. – Говорите, что нужно сделать.
– Хорошо. – В голосе Ливаноса послышались удовлетворенные нотки. – То, что у вас есть два лингафона, дает нам громадное преимущество. Дарон способна прослушивать только те каналы, которые ей известны. Я не знаю, как долго мы сможем поддерживать связь между собой, но в любом случае надо полностью использовать эту возможность.
– Вы правы, – ответил Гумбольдт. – Но что именно вы имели в виду, говоря о возможности побега отсюда?
52
…Вилма почувствовала, как ее высоко поднимают, куда-то направляя. Затем перед ней открылась длинная темная шахта. Она была достаточно просторной, чтобы птица ее размеров могла свободно пройти в нее, лишь слегка склонив голову. Коготки на лапках киви заскользили по оцинкованному металлу.
– Очень темно, очень длинный! – испуганно пискнула птица.
– Я знаю, – ответил голос хозяина из ранца на ее спине. – И все же ты должна попытаться. Ты наш единственный шанс. Хорошо?
Вилма заглянула в темноту. Наконец, собравшись с духом, двинулась вперед.
– Хорошо. Вилма попробует.
Ранец переводил ее слова на язык людей. С тех пор, как Шарлотта сделала эту вещь, Вилма впервые почувствовала, что люди ее действительно понимают. Словно она стала одной из них.
Осторожно переставляя лапки, птица семенила вниз по полого спускающейся трубе вентиляционного канала. Навстречу ей двигался поток воздуха, несущий с собой не очень приятный запах обитателей моря. Рыбы, – так назвал их хозяин. Они блестящие и похожи на птиц, умеющих летать под водой.
Странно! Здесь, внизу, все очень странное.
Вилме приходилось быть очень осторожной, чтобы не потерять опору под лапками и не начать скользить. На гладком металле не за что уцепиться когтями.
Через некоторое время встречный ветер усилился. Вдали появилось небольшое пятнышко света, которое постепенно увеличивалось. До слуха киви все громче доносилось незнакомое жужжание.
Когда птица почти добралась до конца прохода, она увидела, что путь преграждает нечто с широкими и быстро вращающимися крыльями. Здесь ветер чувствовался сильнее всего. Она сделала еще один неуверенный шажок вперед. Сильнейший удар по кончику клюва заставил ее отшатнуться. Вилма жалобно пискнула от боли.
– Что случилось, Вилма? У тебя проблема?
– Злые крылья. Не хотят пустить Вилму.
– Крылья?
– Очевидно, она имеет в виду вентилятор на выходе из вентиляционной шахты, – отозвался еще один голос.
Вилма узнала голос правителя подводного города.
– Она должна отключить его, чтобы пройти дальше.
– Поговорите с ней сами, – предложил Гумбольдт. – Используйте самые простые слова и понятия. Будто говорите с очень маленьким ребенком.