– Что за тайну открыл твой дядя? – услышала она вдруг свой собственный голос.

Он долго не отвечал, как будто обуреваемый внутренней борьбой. В конце концов его губы изогнулись в циничной улыбке, и чары рассеялись.

– Если я скажу, ты не поверишь.

Он с легкостью делился чужими тайнами, однако свои собственные открывать не спешил. Как можно верить хоть одному слову такого лицемерного типа? И все же услышанное крепко засело у нее в мозгу. И это приводило ее в ярость.

Она чопорно развернулась и зашагала обратно к озеру. В лето.

Джулия по-турецки сидела на полотенце и читала книгу. У ее ног, точно огромный рыжий кот, растянулся Сойер.

Когда на нее упала тень Эмили, Джулия вскинула голову.

– Эмили? – забеспокоилась она, отложив книгу. – Что с тобой?

– Ничего. Поедем домой, если можно.

Ей вдруг отчаянно захотелось поговорить с дедом. Он был единственным связующим звеном между ней и ее матерью. Он скажет ей, что в россказнях Вина нет ни слова правды.

Сойер уселся на полотенце и снял темные очки.

– У тебя расстроенный вид, – заметил он.

– Я в полном порядке, – заверила его Эмили и для пущей убедительности улыбнулась.

– Моя сестра была с ней невежлива. Я прошу прощения.

Раздавшийся за спиной голос Вина заставил Эмили обернуться. Она и не подозревала, что он все это время шел следом. Вин с тревогой заглянул ей в глаза.

Сойер поднялся. Для такого красавца он определенно умел выглядеть внушительно, когда сердился. Он был одного роста с Вином, но намного крепче.

– Что ты наговорил Эмили?

Не успел Вин ничего ответить, как вмешалась Джулия:

– Так это была твоя вечеринка?

– Это была вечеринка в честь дня рождения моей сестры.

– О господи! – Джулия схватила сумку и торопливо затолкала в нее оба полотенца, книгу и бутылку с водой. – Я не знала. Идем, детка. Поехали домой.

– Я могу ее отвезти, – вызвался Вин. – Мне по пути, и потом, я все равно должен вернуться домой до захода солнца.

Он протянул руку, и Эмили автоматически сжала ее. Его прикосновение мгновенно отрезвило ее, и она попыталась выдернуть ладонь из его пальцев, но он держал крепко. Рука у него была теплая и сухая, как будто он только что снял перчатку.

– Я сама ее отвезу, – сказала Джулия.

– Мне не трудно.

Сойер выступил вперед:

– Думаю, Вин, это не самая лучшая идея.

Вин какое-то время смотрел на Эмили, потом произнес:

– Похоже, мы имеем дело с консенсусом.

Наконец он выпустил ее ладонь. Эмили немедленно заскучала по его прикосновению. С ума сойти можно.

– Идем. – Джулия подхватила ее под руку и повела прочь.

– Вас проводить? – спросил Сойер им вслед.

– Не нужно. – Джулия остановилась и обернулась. – Но спасибо за предложение.

В молчании они вдвоем прошли через пляж и выбрались на парковку. Едва они уселись в пикап, раскалившийся от стояния на солнце, как Джулия вставила ключ в зажигание. Как бы ни хотелось Эмили считать рассказ Вина неправдой от первого до последнего слова, реакция Джулии наводила на мысль о том, что это не так.

– Вин сказал, что его дядя покончил с собой из-за моей матери, – выпалила Эмили.

Джулия завела двигатель. Комментировать это ей явно не хотелось.

– Это ведь неправда, да?

– Правда это или нет, он не должен был ничего тебе рассказывать, – произнесла Джулия, поворачиваясь к ней и дотрагиваясь до ее локтя.

Эмили с трудом сдержалась, чтобы не взорваться. Ей нравилось материнское участие, с которым относилась к ней Джулия, но сейчас оно стало последней каплей.

– Он сказал, что она была жестокой, – выдавила она, убирая руку.

Джулия поморщилась.

– Об этом тебе должен рассказать дед, а не я. И уж точно не Вин. – Джулия посмотрела на нее, каждой своей клеточкой источая сочувствие, искреннее желание помочь. – Мне понадобилось много времени, чтобы понять: мы сами выбираем себе определения. Сейчас эти слова вряд ли тебе что-то скажут, но со временем ты поймешь. Ну, все?

Эмили неохотно кивнула.

– Вот и хорошо. – Джулия включила заднюю передачу. – Я отвезу тебя домой, чтобы ты могла поговорить с дедом.

– А, хорошо, что ты дома, – приветствовал ее дедушка Вэнс.

Он вынырнул из своей комнаты, едва Эмили переступила через порог. Ну надо же, сам вышел. Эмили уже готовилась выкуривать его из норы.

– Я тут подумал, неплохо бы тебе иметь машину, чтобы ты могла ездить на озеро, когда захочешь, ни с кем ни кооперируясь. У меня как раз есть одна. Машина, я имею в виду.

– Дедушка Вэнс…

– Я все равно на ней не езжу. Никогда не водил машину. Ноги не помещаются. Но у твоей бабушки была машина. Идем, я тебе покажу.

Что на него нашло? Еще вчера вечером они ели каждый свою порцию барбекю в молчании. Он провел ее через кухню, боком протиснулся в дверь на крыльцо – плечи у него были шире и не проходили в дверной проем. Эмили последовала за ним на улицу. Обогнув дом, они очутились перед старым гаражом – судя по виду, им не то что не пользовались, а вообще его не открывали лет двести. Подъездная дорожка с улицы успела зарасти, и теперь гараж возвышался посреди поросшего травой двора, точно остров, утративший связь с континентом.

Вэнс потянул подъемную дверь вверх, и в солнечном свете заплясали пылинки, однако разглядеть что бы то ни было в темных недрах гаража было невозможно. Дед поводил рукой по стенке, нашаривая выключатель. Люминесцентная лампа не спешила разгораться, недовольно жужжала и помаргивала, но в конце концов режущий глаза свет все-таки озарил машину.

– Это олдсмобиль «катласс» семьдесят восьмого года, – сообщил старик. – Под слоем пыли он на самом деле коричневый. Если ты не против ездить на таком старье, я попрошу кого-нибудь его проверить.

– Неужели моя мама на этом ездила? – Эмили воззрилась на машину.

– Нет. Когда ей исполнилось шестнадцать, она захотела кабриолет, и я его ей купил. – Он помолчал. – Если ты хочешь что-нибудь другое, я могу это устроить.

– Нет, – без колебаний ответила Эмили. – Кажется, эта машина мне нравится. Выглядит как воплощенная мощь.

– Воплощенная мощь, говоришь? Лили бы это понравилось.

Эмили оглянулась на деда:

– Кто это – Лили?

– Так звали мою жену, девочка. – Вэнс был явно поражен. – Неужели мама никогда тебе о ней не говорила?

– Она вообще ни о чем мне не рассказывала. – Эмили заправила волосы за уши.

«Поговори с ним», – напомнила она себе.

– Дедушка Вэнс, сегодня на озере была одна вечеринка. Оказалось, что ее устроили Коффи, и меня попросили уйти.

Если бы нужно было представить негодование в образе чего-то зримого, это был бы восьмифутовый великан, распрямляющийся в полный рост.

– Тебя попросили уйти?!

– Ну не то чтобы прямо в такой формулировке, – сказала она, все еще смущенная. – Но было видно, что Коффи меня не жалуют. Ну, за исключением разве что Вина. Я так думаю. Вообще-то, в отношении его я не очень уверена.

– Эмили, это было единственное, о чем я тебя просил! – укорил ее старик. – Чтобы ты держалась от них подальше.

Вин был прав, когда предсказывал, что в самом ближайшем времени дедушка Вэнс попросит ее об этом.

– Ты просил меня держаться подальше от маллабийских огней, а не от Коффи. Я не думала, что делаю что-то плохое.

Вэнс глубоко вздохнул и покачал головой.

– И правда. Ты ни в чем не виновата. – Он долго смотрел на машину, потом выключил свет. – Я надеялся, что прошло время и старые раны затянулись.

– Это все из-за мамы? – нерешительно спросила она. – Вин сегодня наговорил мне кучу каких-то совершенно невероятных вещей. Он сказал, что она была жестокой. Но этого не может быть! Мама была замечательным человеком! Правда ведь? Я знаю, что ты не хочешь о ней говорить. Но прошу тебя, скажи мне хотя бы это.

– Далси в детстве была совсем не подарок, – сказал старик, опуская гаражную дверь. – Упрямая была очень и дерзкая. Иной раз могла человека и обидеть. Но при всем при том она была живой, веселой и любопытной. Это она унаследовала от Лили. Далси было двенадцать, когда Лили умерла. – Он отвернулся и украдкой вытер глаза. – Я не знал, как управляться с ней в одиночку. Единственный способ, который пришел мне в голову, – давать ей все, чего бы она ни попросила. Поначалу она меня испытывала, требовала самые невообразимые вещи, просто чтобы проверить, насколько далеко я готов зайти. Но я ни разу не сказал ей «нет». В результате она имела все самое лучшее, что было только возможно. С возрастом она начала получать удовольствие, дразня людей, которые не могли позволить себе то, что было у нее. Она действительно могла иной раз быть очень жестокой. Джулии нередко от нее доставалось.