– Мама тебя любит, – сказал он вслух.

По крайней мере, когда-то точно так оно и было.

Морган встал и пошел к двери.

– Она любит меня в дневное время. Все любят нас в дневное время. Уж поверь мне, Вин. Я просто пытаюсь уберечь тебя от душевной боли.

Джулия припарковала свой грузовичок у мусорного контейнера позади ресторана и подумала: «Господи, что же я натворила-то?» Сойер так взбесил ее, что она переспала с ним. А может, настоящая причина вовсе не в этом? Может, она просто ухватилась за этот предлог? Как бы там ни было, она все испортила. И что ей теперь делать? У нее больше нет ни цели, ни плана. А сейчас еще придется войти в ресторан, где яблоку негде упасть, в той же самой одежде, которая была на ней вчера и которая, казалось, пропиталась его запахом. Она поправила зеркало заднего вида и посмотрела на свое отражение. Господи, у нее даже раздражение на лице от его щетины!

Она со стоном уткнулась лбом в руль. Наверное, можно уехать домой. Но тогда люди, чего доброго, начнут заходить с расспросами, почему ее не было в ресторане и все ли у нее в порядке. Придется изобретать какие-то отговорки. К тому же воскресенье в ресторане самая горячая пора, день, который приносит максимальную выручку. Ей придется туда пойти.

Джулия попыталась пригладить волосы, но это не слишком помогло. Она со вздохом вылезла из машины. Чтобы попасть в ресторан с черного хода, нужно было пройти через зал, совсем с краю, мимо уборных. Она хотела пробраться в кухню как можно более незаметно, но против воли остановилась при виде того, как людно оказалось в зале. Она знала, что дела идут хорошо с финансовой точки зрения, но знать цифры – это одно, а увидеть обстановку воочию – совершенно иное. Отец был бы счастлив. Он ходил бы между столиками, общаясь с посетителями, давая им почувствовать себя желанными гостями, интересуясь, что у них новенького. На мгновение она даже увидела его – в неизменной футболке с джинсами, бейсболке и фартуке. Еще один из множества призраков в ее жизни. Потом кто-то прошел мимо, и видение растаяло. Она вдруг задалась вопросом: когда она уедет, останется ли здесь его дух? Будет ли жить память о нем?

– Привет, Джулия! – окликнули ее из-за столика, и несколько голов повернулись в ее сторону.

Прозвучало еще несколько приветствий. Кто-то помахал ей рукой. Стайка пожилых дам, с которыми она в детстве ходила в церковь, даже подошли пригласить ее на воскресную вечернюю службу. Обычно она приходила и уходила так рано, что никогда не заставала здесь всех этих людей. Конечно, она сталкивалась с ними в магазинах и на улице, но они никогда не вели себя так приветливо. Почему-то здесь ее воспринимали совершенно по-иному. Тут она была для них хозяйкой ресторана. Это благодаря ей они до сих пор могли прийти сюда, собраться с друзьями, пообщаться. Здесь она была дочерью Джима. И они видели в этом нечто такое, что заслуживало восхищения.

Джулия улыбнулась им слегка ошалелой улыбкой и бочком юркнула в кухню.

Несколько часов спустя, в разгар обеденной горячки, Джулия наконец расправилась с выпечкой. Торты разрезали и начали подавать клиентам еще до того, как она закончила выводить названия десертов на доске у стойки.

Джулия этого не знала, но, пока она хлопотала у плиты, в ресторан явилась Беверли, ее мачеха, однако определенно не затем, чтобы поесть. Она поджидала Джулию за столиком у самой двери. Когда она поднялась, парочка, рядом с которой она сидела, явно вздохнула с облегчением.

– Джулия! – пропела Беверли и принялась пробираться к стойке, помахивая пухлым коричневым конвертом. Несколько мужских голов повернулись в ее сторону. – Я заезжала к тебе домой к Стелле Феррис, поскольку в обеденное время тебя никогда здесь не бывает. Что ты делаешь в ресторане в такой час? Ты бываешь здесь только по утрам, это всем известно. Ты должна установить четкий распорядок и придерживаться его.

Джулия слишком устала эмоционально и физически, чтобы иметь дело еще и с бывшей мачехой. Она поставила доску на пол.

– Беверли, давай поговорим в другой раз. Я валюсь с ног и хочу поскорее попасть домой.

Где, кстати, ее дом? В квартирке у Стеллы? В старом отцовском доме? В Балтиморе? Все окончательно перепуталось.

– Нет уж, нет уж. Я и так уже достаточно за тобой гоняюсь, милочка. Знай я, что ты в ресторане, я бы поехала прямиком сюда, вместо того чтобы попусту торчать у Стеллы. У этой женщины явно не все дома. Так что ты здесь делаешь? – повторила она свой вопрос. – В такое время тебя тут никогда не бывает.

– Беверли, я хозяйка этого заведения и могу приходить и уходить, когда мне вздумается.

– Кстати, о заведении… Прошу прощения, красавчик, – бросила она мужчине, сидевшему за стойкой, вклиниваясь между ним и его соседом.

Все трое оказались плотно прижаты друг к другу, но ни она, ни мужчины, похоже, ничего не имели против.

– А вот и сюрприз, о котором я говорила! – Беверли с размаху опустила конверт на стойку перед Джулией. – Твой отец так бы мной гордился! Я поручила моему адвокату составить договор о совместном владении рестораном. Тебе нужно только переписать половину «Джейс барбекю» на меня. Тогда, когда ты продашь ресторан, мы сможем поделить выручку поровну.

Мужчины с обеих сторон от Беверли, как и она сама, с любопытством уставились на Джулию, ожидая ее ответа. За соседним столиком тоже это слышали. Вскоре новость облетела весь зал, как дым.

Джулия стояла и смотрела на конверт, лежащий на стойке. Ей должно было быть все равно, но почему-то не было. Как прошлой ночью.

Миновало, наверное, не меньше минуты, прежде чем Беверли начала проявлять признаки беспокойства.

– Ну же, Джулия, ты знаешь, я это заслужила. – Она подалась вперед и произнесла вполголоса: – Я думала, у нас тобой полное понимание.

– В моем понимании, – отчеканила Джулия, наконец поднимая глаза от конверта, – мой отец любил тебя, а ты его бросила.

В зале мгновенно наступила полная тишина.

Беверли схватила конверт со стойки:

– Ты явно не в себе. Судя по твоему виду, вместо того чтобы спать, ты сегодня ночью занималась чем-то другим. И не воображай, будто я не заметила, что на тебе та же самая одежда, что была вчера. Пойди приведи себя в порядок, а я пока подожду тебя на улице.

– Нет уж, Беверли. Покончим с этим раз и навсегда, – отчеканила Джулия, и тут ее прорвало. – Ты была для него всем до такой степени, что он забывал даже про меня. С тех пор как в его жизни появилась ты, я перестала существовать. Эти шрамы, которыми ты так любишь меня попрекать при каждой встрече, появились из-за того, что он перестал на меня даже смотреть, едва на горизонте возникла ты. Он вкалывал в этом ресторане как проклятый, но тебе все было мало, так ведь? А когда дело перестало давать даже тот скудный доход, который приносило, ты бросила отца. Ты в самом деле думаешь, что я отдам тебе половину? Что ты этого заслуживаешь?

Беверли поджала свои тонкие губы, жирно накрашенные перламутровой персиковой помадой.

– Прежде чем поливать меня грязью, тебе следовало бы кое-что усвоить. Ты бросила его первой. И это из-за тебя он так увяз в долгах. Это ты, моя милая, во всем виновата, так что не нужно разговаривать со мной таким тоном.

Джулия оторопела от подобной наглости.

– И каким же образом я могу иметь отношение к его долгам?

Беверли возмущенно расхохоталась.

– А как, по-твоему, он заплатил за спецшколу, в которой ты училась? Те гроши, что он зарабатывал, все равно превышали минимум, который позволял претендовать на льготу, а поскольку ты приехала из другого штата, плата была еще выше. Он заложил все, что имел, ради тебя, неблагодарной. Но даже после этого я его не бросила. Я ушла от него лишь тогда, когда Бад начал проявлять ко мне интерес, а твой отец ни слова не сказал поперек. Он давным-давно уже перестал меня ценить. У него только и разговоров было что о тебе. И в колледже-то ты первая в семье выучилась, и в большом городе живешь, и мечты свои сможешь осуществить. Как будто это не ты пыталась изрезать себя в клочья, не ты нагуляла ребенка в шестнадцать лет, не ты обобрала родного отца как липку и даже ни разу не приехала потом его навестить.